Виктор Чаплыгин - Записки подводников. Альманах №1 Страница 5

Военно-морская отработка

В службе каждого подводника есть определенная цикличность – повторяющиеся, обязательные мероприятия. Для ракетного подводного крейсера стратегического назначения проекта 667 А и его экипажа эта цикличность была примерно таковой: экипаж с лодкой отправляется на ремонт на завод в Северодвинск на 3–4 месяца, потом возвращается на базу, где начинаются суровые будни боевой подготовки и сразу становится ясно, что впереди – автономка.

Офицеры становятся строгими и уставными. Старшина команды приводит в чувство ветреные головы матросов срочной службы по утрам, на построении в казарме, а затем веселый строевой переход на береговой камбуз – огромный комбинат питания, и у меня, тогда еще старшины 2-й статьи, после учебного отряда глаза разбегались от деликатесов на столе, и характерная примета – старослужащие к печеночному паштету и сливочному маслу не прикасались, а баловались балыком из осетрины. Карманы шинели мгновенно наполняются пряниками с сахаром – это уже запас на чай перед отбоем в казарме.

Вслух об автономке никто не говорит, но загрузка вооружения и огромного количества продуктов говорит сама за себя. Бесконечный поток ящиков с жестяными баночками и банками без этикеток, и только интендант по выбитым номеркам знает, что в них; и, конечно же, продукт особого учета – ящики с вином.

На утренних построениях – на подъем флага корабля – экипаж становится многочисленней, появляются прикомандированные, а это значит, что скоро сдача предпоходовых задач: задача 1— это морская отработка экипажа, контрольное погружение на 250 метров, переходы в надводном положении испытание всех систем и главной энергетической установки – реакторов обоих бортов; задача 2 – это торпедные стрельбы; задача 3 – это ракетные стрельбы. Если задачи сданы, то автономка или 78 суток похода в Атлантику на патрулирование неизбежна, и долго ждать не приходилось. А цикличность была бы не полной, если не вспомнить о том, что после похода экипаж, после сдачи корабля второму экипажу, отправлялся на 24 дня в дом отдыха – для нас, старшин и матросов, это база на мысе Фиолет под Севастополем, и отдых, как и автономки, достоин отдельных воспоминаний. Но мое яркое воспоминание о первом выходе на задачу № 2 – торпедные стрельбы и связанная с этим необычность ситуации. Дело в том, что в случае выполнения задач по отработке экипажа и ракетных стрельб я находился на борту подводной лодки, а на торпедные стрельбы меня как специалиста связи откомандировывали на торпедоловный катер, задача которого – выловить отстрелянную учебную торпеду или несколько торпед, и моя задача состояла в том, чтобы держать связь между катером и лодкой. И мне казалось, что это будет романтичная морская прогулка по шхерам Баренцева моря. Но все оказалось очень жестоко и далеко от романтики. Экипаж торпедолова в составе 5 человек вместе с командиром-мичманом и трое прикомандированных – старпом с лодки второго экипажа Павлов, штурман и я.

Красиво идем по Кольскому заливу, минусовая температура, и над водой стоит пар, сильный ветер… Я и молоденький штурман даже не догадывались о том, что нас ожидает, и весело осматривали сопки, уже покрытые снегом. Вышли на полигон стрельбы, готовились к сигналу и принятию торпеды. Заметно штормило, и мы с лейтенантом еле сдерживали спазмы в желудке, но испытание, которое нам приготовило море, было намного серьезнее. К-411 с моим командиром Павленко отстрелялась вместе с катером, но погодные условия резко ухудшались. Волны были 6, 8, а потом и вовсе 10 баллов. Успели выловить одну торпеду. Лодка поиск прекратила и погрузилась, в то время как катер продолжал вести поиск. Сознание времени пропадало, и мичман облил мое лицо кружкой забортной воды, что привело меня в чувство и помогло разобрать радио за 5 минут. Лейтенант обнял карту и уже не мог говорить… Старпом не переставал говорить все то, что о нас думал на тот момент… Я потерял чувство времени, и мне казалось, что этот кошмар происходит не со мной. Лечь не получалось, так как мгновенно оказывался на полу. Стоять было намного легче, хотя и сильно бросало на переборки, и рост в 190 см помогал изучать все неровности головой. В какой-то момент мичман снова привел меня в чувства и дал радиограмму. Оказалось, что нам разрешено возвращаться на базу с одной торпедой. Однако разрешение ничего не меняло.

К тому времени старпом принял решение стать на банку в одном из заливчиков и отвязываться было опасно. И еще двое суток тупой болтанки… Как шли на базу, уже не помню, но когда причалили к пирсу плавказармы и я попробовал стать на пирс, то неведомая сила меня качнула, и я упал. Произошло то самое – моряк вразвалочку сошел на берег. Оказывается, наш вестибулярный аппарат продолжает качать и на берегу. Впоследствии стало ясно, что мы провели в море 5 суток.

Вот так я прошел военно-морскую отработку. Потом было много выходов в моря, были три автономки, были штормовые погоды, но все это не шло ни в какое сравнение с самым первым выходом на торпедные стрельбы в декабре 1975 г.

Вячеслав Федотичев

1965 год. Капитан 1-го ранга

Федотичев Вячеслав Михайлович – капитан 1-го ранга в отставке. Служил на подводных лодках с 1948 по 1964 г. На Северном флоте: 1961–1964 гг. – командир ПЛ-С-36, 1964–1970 гг. – зам. начальника тыла Флотилии подводных лодок.

Боевая служба «Ромео»

Как было назначено ранее, командир эскадры контр-адмирал Бодаревский Юрий Сергеевич вместе с начальником политотдела и командиром бригады прибыл на подводную лодку С-36 в 03.30 утра 9 декабря 1963 года, чтобы проводить подводную лодку в дальний автономный поход на боевую службу, лично убедиться, что все в порядке, и пожелать успеха в выполнении задания. Я сопровождал адмирала, следом шли начальник политотдела и комбриг. В отсеках адмирал долго не задерживался, собрав личный состав отсека возле себя, спрашивал: все ли в порядке, готовы ли выполнить задание, есть ли нерешенные вопросы. Все были готовы к выполнению задания, вопросов не было. Однако в 5-м отсеке задали начальнику политотдела вопрос: «На береговой базе для нас на выход в море забили целого кабанчика, а когда выдали, то оказалось, что задняя часть вместе с окороком отрублена». Начальник политотдела обещал по этому вопросу разобраться, а мы так и ушли только с передней частью кабанчика. Прощаясь, командир эскадры пожелал всем успеха, добавив, что подробнее задача личному составу будет доведена командиром лодки уже в море.

Командир эскадры и офицеры, провожавшие нас, сошли на палубу соседней лодки.

Дали команду: «По местам стоять, со швартовов сниматься». Носовая и кормовая швартовые команды разбежались по всем местам, скользя по обледенелой палубе. Получив разрешение на обход, я приказал отдать швартовые концы, и в 04.00 мы своевременно отошли от причала, мысленно прощаясь с берегом и теми, кого оставляли на полтора-два месяца.

Лодка отошла от причала, шурша осколками льда, и, развернувшись, пошла на выход из Ура-губа. Швартовная команда, приготовив верхнюю палубу к погружению, спустилась вниз.

По лодке объявлена боевая тревога – так полагается при прохождении узкости. Сегодняшняя полярная ночь была тихая, морозная. Четко работал дизель, разбрасывая брызги воды отводом выхлопных газов. Слева и справа проплывали сопки, покрытые снегом и темными пятнами выпиравших из-под снега отвесных скал. Вскоре огни кораблей и берега скрылись.

Выйдя из Ура-губы, взяли курс в точку погружения, куда подошли к семи часам утра. Красно-белые проблески огней маяка Цитаволокского на полуострове Рыбачьем продолжали прорезать темноту. Погрузились на глубину 30 метров. Замечаний в отсеках не было. Объявили боевую готовность № 2, и первая смена заступила на вахту. В лодке установилась тишина, слышны были только команды и доклады об их исполнении. Зайдя в штурманскую рубку, я проверил ведение навигационной прокладки, дал необходимые указания вахтенному офицеру, которым заступил старпом, и пошел по отсекам проверить порядок и работу на боевых постах.

Конец ознакомительного фрагмента.