Анонимный автор - Житие преподобного Паисия Святогорца Страница 5

Вся окружавшая их среда была пропитана памятью святого Арсения. Каждый раз, когда к ним приходили родственники и знакомые, и в первую очередь – певчий святого Арсения Продро́м Корцино́глу, который был к Хаджефенди ближе других, темой для разговоров были главным образом подвижническая жизнь святого Арсения и его чудеса. Не было дня, чтобы в доме не слышали что-то о преподобном. Из всех повествований самое сильное впечатление на маленького Арсения производил рассказ о том, как святой Арсений его крестил. Так, естественным образом, будущий преподобный старец Паисий сроднился со святым Арсением, который дал ему своё имя и передал в наследство своё монашество. Поэтому уже в возрасте четырёх-пяти лет Арсений стал говорить, что станет монахом. И когда другие дети в своих играх строили домики, Арсений строил маленькие монашеские кельи,[37] представляя, что так выглядела келья Хаджефенди. А больше других игр Арсений любил делать крестики, соединяя между собой две палочки, и собирать чётки, нанизывая на шпагат крохотные шишки.

И Продром и Евлогия старались воспитать детей в учении и наставлении Господнем,[38] однако каждый из них помогал детям по-своему. Отец был строгим и часто наказывал детей. Как-то раз один из соседей поднял трёхлетнего Арсения, чтобы тот сорвал ему несколько смокв с дерева, которое росло за забором заброшенного дома. Арсений сорвал пять смокв, и сосед дал ему две. Узнав об этом, Продром отвесил сыну крепкую затрещину.

– Ты зачем бьёшь ребёнка? – заступилась за Арсения мать. – Откуда он знал, что можно, а что нельзя? Он же ещё маленький! Неужели ты можешь слушать, как он плачет?

– Если бы он плакал, когда его поднимали рвать чужие смоквы, – ответил отец, – то не плакал бы сейчас. Но, наверное, когда его поднимали смоквы воровать, ему и самому захотелось полакомиться… Так что пусть плачет!..

А вот Евлогия в воспитании детей была противоположностью Продрома. Когда дети шалили, она относилась к этому с благородным великодушием и старалась помочь детям научиться чувствовать добро необходимостью. Однажды Арсений, увлёкшись поеданием варенья, не заметил, как съел целую банку. Вскоре к ним пришли гости, и Евлогия поспешила на кухню приготовить им угощение. Арсений побежал за мамой и увидел, что она держит в руках пустую банку.

– Ну что, герой, – спросила Евлогия, – рад, что всё варенье слопал?

– Ой… да, это я его съел, – ответил Арсений.

– И чем же нам теперь людей угощать? – спросила мать, посмотрев на него с болью.

После этого случая Арсений больше никогда не ел сладостей, не спросив разрешения у мамы. Потом преподобный старец вспоминал: «Мамин взгляд и слова помогали мне больше, чем затрещины, на которые не скупился отец. Конечно, оба они меня любили, однако благородное, великодушное поведение мамы исправляло меня больше, чем отцовские строгость и наказания».

Евлогия, видя как дети озорничают, отворачивалась и делала вид, что не замечает их проступков. Она вела себя так потому, что не хотела их опечалить. Однако её благородство и великодушие болью отзывались в чувствительном сердце мальчика. «Смотри-ка, – говорил он себе, – я так сильно наозорничал, а мама не только не бьёт меня, но и делает вид, что она этого не заметила! Больше я не буду так плохо себя вести».

Однако, хотя Евлогия и умела притворяться не замечающей, ничего не ускользало от её взора, и она старалась исправить всё требовавшее исправления. Когда старшая сестра Арсения, Зоя, вышла замуж, её муж каждый день заходил к ним в гости, всегда принося Арсению какой-нибудь подарок или гостинец. Быстро привыкнув к этому, Арсений, увидев мужа сестры, бежал к нему с криком: «А что ты мне сегодня принёс?» – и начинал обшаривать его карманы. Тогда Евлогия, желая отучить сына от дурной привычки, сказала зятю: «Не учи его такому. Насыпь, пожалуйста, вместо гостинца в карманы немного соли. Пожалуйста, сделай так!»

Когда Арсений начал ходить в школу, мать помогала ему преодолевать трудности духовно и при каждом удобном случае учила его смирению. Например, Арсений бегал быстрее других детей, и поэтому те не давали ему бегать с ними наперегонки и прогоняли, обзывая «иммигрантиком». Арсений в слезах бежал к маме и жаловался:

– Ребята не дают мне бегать с ними наперегонки!

– Побегать захотелось? – спрашивала мать. – Вот тебе двор, бегай, пожалуйста. Почему ты хочешь бегать непременно на видном месте? Чтобы все на тебя любовались и говорили: «Ах, какой он молодец!»? В этом есть гордость.

В другой раз Арсений жаловался матери, что одноклассники выталкивали его из шеренги и каждый хотел стоять в ней первым. «Ну и чего ты добьёшься, если встанешь в начале шеренги? – спрашивала в ответ мать. – В этом есть гордость». Так Арсений уже в детстве начал освобождаться от мелкодушия. Видя, как дети ссорятся и не могут поделить победу в игре или хвалятся тем, что они в чём-то лучше других, он смеялся про себя и говорил: «Какие же это глупости! Ведь мама-то права». Тогда ему было восемь лет, однако уже в столь юном возрасте мать помогла ему понять глубочайший смысл жизни.

Первые аскетические подвиги

Из школьных предметов Арсений больше всего любил Закон Божий и рисование. Ему нравилось рисовать Колокотрониса[39] в его огромном воинском шлеме. Одноклассники просили: «Арсений, а мне можешь тоже нарисовать Колокотрониса?» Арсений не отказывался, вечером садился рисовать, а утром относил рисунок в школу.

В общении с детьми Арсений был любочестен и уступчив. Когда школьники ссорились между собой, они обычно звали его как третейского судью – рассудить их. Учителя любили Арсения, потому что он был старательным, сообразительным и послушным мальчиком. Однажды учитель пообещал их классу, что на следующий день они пойдут в поход. Но наутро погода испортилась, и поход отменили. Тогда раздосадованные дети в знак протеста убежали из школы. Однако Арсений не сбежал с ними, подумав: «Как взрослые поведут нас в поход в такую непогоду? Мы же все простынем и заболеем».

Возвращаясь из школы, Арсений быстро делал уроки, а потом находил какой-нибудь повод и убегал в соседний лес, чтобы «жить как пустынник». Часто он нарочно затевал ссору с младшей сестрой и, как только старшие делали ему замечание, делал вид, что очень обиделся, и убегал. Вначале мать расстраивалась, не понимая, что происходит. Но вскоре, когда посылаемые на поиски Арсения его старшие братья и сёстры стали находить его молящимся то в полуразрушенных домах, то в каких-нибудь кустах, то в лесной церковке святой Варвары,[40] мать поняла, что все эти «ссоры» и «обиды» были всего лишь ухищрением, совершаемым со святой целью.

Маленькая пещера за церковкой святой великомученицы Варвары (фотостудия П. Цингулиса, Коница)

Самым любимым из «духовных убежищ» Арсения была маленькая пещера за церковью святой Варвары. В этой пещере исполнялось желание Арсения, и он «превращался в пустынника». Суровый, аскетический вид пещеры заставлял сердце мальчика трепетать от радости, и он начинал горячо творить молитву Иисусову, которой научился от матери. Ещё он делал в пещере земные поклоны, которым также научился дома. Он любил заходить в церковь возле пещеры, где, стоя перед образами иконостаса, молился во весь голос: «Христе мой, помогай мне! Пресвятая Богородица, помогай мне! Святая Варвара, помогай мне!» Ещё он пел тропари – уже тогда он выучил некоторые песнопения наизусть. Особенно нравился ему тропарь «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче…».[41]

Также Арсений любил читать жития святых. В третьем классе начальной школы в его руки попало первое житие – святой мученицы Агафии,[42] которое произвело на него неизгладимое впечатление. После этого он старался найти и другие жития святых, которые печатались тогда в виде отдельных брошюрок. Арсений покупал эти книжечки, с благоговением хранил их в отдельной коробке и постоянно читал – даже ночью, при свете лампадки. Заканчивая книгу, он давал её своим одноклассникам. Часто дети вместе шли в лес, чтобы там читать и молиться.

Старший брат Арсения, боясь, что тот забросит школу и уйдёт в монастырь, начал забирать у него жития святых и прятать их. «Вот перейдёшь в шестой класс, – говорил он, – и получишь все эти книжки обратно». Однако Арсений продолжал покупать новые жития и не просто читал их, но и старался применить прочитанное в собственной жизни. Например, как только он прочитал, что монахи не едят мяса, то больше ни разу даже его не попробовал. В их доме был такой обычай: еду совсем не солили, а каждый сам подсаливал себе по вкусу уже в тарелке. Арсений совсем перестал солить себе еду, думая, что надо привыкать есть несолёное, потому что там, где он будет подвизаться, «не найдёшь соли». От поста шея его стала такой тоненькой, что дети дразнили его: «Эй, Арсений, у тебя сейчас голова отвалится!..» У него были признаки малокровия, и часто он чувствовал себя совсем без сил. Однажды, когда Арсений возвращался из школы домой, у него закружилась голова и он упал прямо посреди дороги. Не желая, чтобы кто-то увидел это и рассказал родителям, он отполз в сторону и лежал там, пока не пришёл в себя. Однако при этом он чувствовал огромную радость. Потом преподобный рассказывал: «В детстве пищей моей был кусочек лепёшки и несколько глотков воды. Но ничего больше мне и не надо было, я просто летал от радости!.. Питайся я тогда вкусно и сытно, это не могло бы дать мне такой духовной радости, которую я переживал».