Александра Толстая - Отец. Жизнь Льва Толстого Страница 5

Николай Ильич часто уезжал, а Мария Николаевна тихо вила свое домашнее гнездо в Ясной Поляне. Окруженная верными слугами, поглощенная заботой о детях, домашним хозяйством, она оставалась той же романтически–художественной, несколько сентиментальной натурой, как и раньше. Она занималась музыкой, много читала, даже сочиняла стихи:

О, amour conjugal! Doux lien de nos ames!Source, aliment de nos plus doux plaisirs!Remplis toujours nos coeurs de ta celeste flammeEt аи sein de la paix couronne nos desirs.Je ne demande au ciel ni grandeur, ni richesse,Mon sort tranquille suffit a mes vceux;Pourvu que mon epoux me gardant sa tendresseAutant qu'il est cheri soit toujours heureux.Que notre vie s'ecoule comme un ruisseau paisible,Que ne laisse de traces que parmi les fleurs,Qu'au plaisir d'aimer toujours plus sensiblesNous fixions pres de nous le fuqitif bonheur;Oui, mon cceur me le dit, ce destin qu'on envie,Le ciel, dans sa bonte, Га garde pour nous deux,Et ces noms reunis, Nicolas et Marie,Designeront toujours deux mortels heureux,[4] —

писала она, тоскуя по муже в один из его отъездов.

Со всей страстью матери она отдалась воспитанию своих детей. Их было пятеро: Николай, Сергей, Дмитрий, Лев и Мария.

Мать! Какое великое значение Толстой придавал этому слову. В нем видел он главное, святое назначение женщины, в нем воплощал он всю ту нежность, заботу и ласку, которых он так жаждал в детстве и которых никогда не имел. Трудно поверить, что матери своей он не помнил, но он создал в душе своей чудный образ ее, который не только всю жизнь чтил и любил, но и отображал в своих художественных произведениях.

«Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто в средний период моей жизни, во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне. и эта молитва всегда помогала мне».

Ему было только полтора года, когда она умерла, и он ее не помнил, и вместе с тем он представлял себе ее как живую: «из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали все болезненное худое лицо и делали его прекрасным».

Из журнала о поведении старшего сына Николеньки видно, сколько мыслей и сил Мария Николаевна посвящала воспитанию своих детей:

«14 мая, 1828 года: Николенька был целый день очень умен и послушен… Жаль только, что он трусоват; к вечеру, гуляя со мной, он испугался жука…»[5]

«Николенька с утра был умен, — пишет она 16 мая, — читал очень хорошо; но читая о птичке, которую застрелили, и которая умерла, ему так стало ее жаль, что он заплакал…»

Год спустя она записывает в тот же журнал: «Если он (Николенька) будет привыкать преодолевать свой страх, то он сделается со временем храбр, как должен быть сын отца, который хорошо служил отечеству».

Из этих и других ее записей видно, что уже с этого возраста Мария Николаевна внимательно анализирует особенности характера своего старшего сына и старается выравнивать те или иные его недостатки, привить ему храбрость, религиозность, чувство долга, прилежание, доброту — все те качества, которыми она сама обладала.

В большом деревянном трехэтажном доме, с его 40 комнатами, шла особая жизнь. Дети воспитывались старой няней Аннушкой, которой было 100 лет, когда родился Левочка. Старушка эта помнила Пугачева. «У ней были очень черные глаза и один зуб. Она была той старости, которая страшна детям».

Ее сменила няня Татьяна Филипповна, небольшая, «смуглая, с пухлыми маленькими руками… Это было одно из тех трогательных существ из народа, которые так сживаются с семьями своих питомцев, что все свои интересы переносят в них», — писал Толстой в своих воспоминаниях.

В особых покоях, пользуясь почетом и уважением всей семьи, жила графиня Пелагея Николаевна — бабушка, со своими слугами, приживалками, даже со своим слепым сказочником, купленным графом Ильей Андреевичем из–за его мастерства рассказывать сказки.

Странникам, юродивым, дурачкам, Божьим людям никогда не отказывали в приюте. Мария Николаевна любила слушать их незамысловатые рассказы. Их принимали ласково, кормили, поили, даже снабжали деньгами на дальнейший путь. Когда один за другим у Толстых родились четыре сына и им хотелось иметь хоть одну девочку, то Мария Николаевна дала обещание, что если родится у нее дочь, то она вызовет к ней в крестные матери первую встречную на большой дороге женщину, кто бы она ни была. Когда действительно родилась девочка, Мария Николаевна исполнила свое обещание. Она послала человека на большую дорогу с тем, чтобы привести в графский дом первую встречную женщину. Этой женщиной оказалась полоумная юродивая странница Мария Герасимовна, одетая мужчиной. Она окрестила маленькую Толстую, которой дали имя ее крестной матери — Мария.

В общем укладе жизни Толстых важное значение имела старая экономка Волконских, глубоко преданная Марии Николаевне, религиозная и, наверное, как все эти старые, вжившиеся в уклад помещичьего дома крепостные, — уютная старушка Прасковья Исаевна, со своими рассказами о генерал–аншефе Волконском, ласковым ворчаньем, коваными сундуками и курением душистой смолы в комнатах для очищения воздуха (открытых окон в то время боялись).

По–видимому, все в доме любили и уважали Марию Николаевну. И после ее смерти дом осиротел.

«Самое же дорогое качество ее, — писал Лев Толстой в своих воспоминаниях, — было то, что она, по рассказам прислуги, была хоть и вспыльчива, но сдержанна. «Вся покраснеет, — рассказывала мне ее горничная, — даже заплачет, но никогда не скажет грубого слова».

Смерть Марии Николаевны была первым горем, потрясшим семью Толстых. Дети потеряли разумную, нежную, заботливую мать, все они были еще совсем маленькие, старшему, Николеньке, было только шесть лет.

Умерла Мария Николаевна от какой–то непонятной болезни через несколько месяцев после рождения своей единственной дочки. Кто говорил, что она умерла от «горячки», а кто называл ее болезнь воспалением мозга. Старая ее служанка рассказывала, что смерть ее произошла от ушиба. Она любила качаться на качелях. Раз она качалась со своими девушками и они старались раскачать ее как можно выше. Кончилось это тем, что доска сорвалась и ударила ее так сильно, что она ухватилась руками за голову и долго так стояла не в состоянии произнести ни слова. Крепостные девушки испугались, боясь, что их накажут за их неосторожность, но Мария Николаевна их успокоила:

— Ничего, ничего, — сказала она наконец, — не бойтесь, я никому не скажу. После ее смерти пятеро сирот остались на попечении Николая Ильича и тетушек.

Как сложилась бы жизнь Льва Толстого, если бы он получил свое первое воспитание от своей матери и она дала бы своему маленькому «Веньямину», как она называла его, всю ту нежность и ласку, которой он так жаждал? В своем народном рассказе «Чем люди живы», который он, так же как и рассказ «Где любовь, там и Бог», считал лучшими произведениями, которые он когда–либо написал, мы встречаем мысль о том, что «пути Господни неисповедимы». Ангел смерти вынул душу из матери, родившей двух девочек–близнецов. И смерть эта послужила на пользу и девочкам и той женщине, которая их подобрала и воспитала.