Борис Полевой - Полководец Страница 5

После месяца обучения полк выстроили на плацу. Пришли офицеры. Вызывали солдат, расспрашивали, выясняли способности, грамотность и, взвесив всё, направляли в тот или иной род войск.

Ивана Конева, хотя и был он в полку чуть ли не самым младшим по возрасту, определили в артиллерию и послали на учебу в тяжелую артиллерийскую бригаду, стоявшую в Москве на Ходынском поле.

Военное дело, несмотря на тяжкие условия быта армии тех дней, увлекло крестьянского парня. Иван готовился стать разведчиком-наблюдателем. Он приучал себя быстро составлять данные для стрельбы батареи. Тут уже приходилось прибегать к геометрии и тригонометрии, а поскольку в школе он постиг лишь начала этих наук, то теперь усердно сидел за учебниками, иногда и за счет сна. Учеба от восхода до заката. Тяжелая. Изнурительная. Но интересовавшая новобранца.

Февральская революция застала солдата-фейерверкера Ивана Конева в Москве. Он принял активное участие в освобождении арестованных за антивоенные выступления солдат бригады. С волнением слушал выступления большевиков. Разоружал жандармов.

Именно в эти дни стало по-настоящему проясняться его сознание. С волнением читал он в газетах про новые и новые неудачи русской армии.

Видел бесконечные тоскливые очереди у продовольственных лавок. И как у всех солдат той поры, назревало в нем и искало действенного выхода глухое недовольство окружающим.

Он видел: Февральская революция сменила власть. Офицеры прикрепили к шинелям красные бантики. Но все остается по-прежнему: и очереди у лавок, и тяжелые вести с фронтов о новых поражениях, и вопли газет о том, что надо спасать "единую, неделимую", и то, что прежние хозяева страны из своих кабинетов, контор, помещичьих домов продолжают командовать этой "единой и неделимой" и разворовывать ее.

В дивизионе тяжелых орудий, где служил Иван Конев, был писарь худой, бледный человек, избавленный по болезни от строевой службы. Он называл себя большевиком. Газеты, попадавшие в дивизион, обычно быстро шли на цигарки. Но та, что приносил этот писарь, газета "Правда", долго ходила по рукам.

Иван Конев в те дни еще не очень разбирался в сложных переплетениях политической борьбы. Сначала просто по-человечески привязался к этому писарю, как-то ухитрявшемуся находить прямой и точный ответ на любой вопрос молодого любопытного фейерверкера. А правда "Правды" становилась правдой и самого Ивана Конева. Он читал иные статьи вслух своим малограмотным, а то и вовсе неграмотным товарищам. Твердо усвоил большевистский лозунг: "Фабрики - рабочим, земля - крестьянам, власть трудящимся". Он верил в справедливость этого, сердцем принимал правду маленькой, нечетко отпечатанной газеты.

В те дни Временное правительство по требованию союзников спешно готовило наступление на Юго-Западном фронте. Дивизион, в котором служил Иван Конев, был снабжен английским обмундированием и снаряжением, оснащен английскими орудиями. Его погрузили в эшелоны и направили в Тернополь.

И в этот следовавший на фронт эшелон садился уже не просто крестьянский парень из вологодской глуши, не просто солдат-фейерверкер, а убежденный молодой большевик, хотя и не оформивший еще своей принадлежности к партии. Он умел уже не только угадывать сердцем, но и сознательно отыскивать истину в кипучей путанице политических событий.

- Тогда и произошло мое боевое политическое крещение, навеки связавшее меня с партией Ленина, - обобщает Иван Степанович воспоминания о далеких днях своей юности.

...Он сидит в дачном плетеном кресле. Перед ним недопитый стакан чаю. За оградкой веранды буйствует яркая саксонская весна. Сирень самых диковинных расцветок тянет из палисадника свои ветки, а мне вспоминается вьюжный декабрь 1941 года, тесная изба, раскаленная труба печки, первая наша встреча.

Сколько с тех пор пришлось пройти, увидеть, пережить, прежде чем удалось осуществить свой замысел, получить это большое интервью и подготовить материал для очерка о выдающемся полководце Великой Отечественной войны!

ВОЕНКОМ ГОРОДА НИКОЛЬСКА

Лишь в середине зимы 1918 года фейерверкер дивизиона тяжелых орудий особого назначения Иван Конев возвратился в родные края. Ехал на родину, мечтая поскорее взяться за привычные мирные дела, по которым истосковался в окопах. Знал, что деревни разорены, что война высосала из них все соки, что женщины, дети, старики крестьяне перебиваются с хлеба на квас. Но твердо знал он и то, что весь уклад жизни теперь изменится. В стране совершилась пролетарская революция, на местах укреплялась новая власть Советов, корни старого строя были подорваны, начиналась новая, особая жизнь - без помещиков, фабрикантов.

Об этой жизни и размышлял Иван Конев, с волнением посматривая с верхней полки на перелески и боры родной Вологодчины, местами подступавшие прямо к железнодорожному полотну.

С мечтой о сельской тишине, о мирной, любимой с детства работе сошел Иван с поезда и, перебросив за плечи вещевой Мешок, зашагал по знакомой дороге. Его нагнала попутная подвода. Мужичок, ехавший в том же направлении - на деревню Лодейно, посадил солдата. И здесь, по дороге домой, в крестьянской подводе, растаяла мечта артиллериста об отдыхе и покое.

- Власть-то новая, может, она и правильная, кто спорит. Свой брат в волости, да не крепко она на ногах стоит, эта самая власть. Ноги у нее дрожат, - говорил подводчик.

- Как это дрожат? Что ты такое порешь?

- А так вот и порю, - продолжал мужичок, помахивая кнутом. Подламывают ей ноги, этой самой новой власти. Устоит ли, нет ли? Это еще большой вопрос.

- Никаких вопросов. Власть перешла к Советам везде. Наша власть рабочая и крестьянская, - отвечал Конев. - Никакой другой власти у нас не будет.

- И это еще на воде вилами писано, - уклончиво ответил мужичок. - Мое дело сторона. Мне что ни поп, то батька. Мое дело - пахать да сеять. А только ты, служивый, не очень надейся. Может, у вас в Питере все там гладко, а у нас, заметь, лесные края, и многие жители на новую власть свое мнение имеют. Ты, служивый, поди-ка, ярый большевик?

- Пока еще нет. Но сочувствующий.

- А коли сочувствуешь - остерегись. Погляди-ка лучше по сторонам, чья возьмет. Ох, какой это еще вопрос, служивый! А впрочем, мне что, мое дело сторона. Но-о, Лыска...

Лошадь, сбруя - все это у подводчика было справное, наверно, и хозяйство у него немалое, крепкое, и хлеба в достатке. Иван Конев понял, что это один из тех, кого в их краях звали "справными хозяевами". Стал расспрашивать, что, как, откуда-де у тебя такие опасения, но "справный хозяин", крепкий середняк, уже закрылся в своей раковине, ответил только:

- Говорю тебе, солдат, я в эти дела не лезу. До дому доедешь, узнаешь.