Елена Егорова - Детство Александра Пушкина Страница 5

Саше не терпелось узнать, что ещё приключилось интересного с Ржевским, но тут в комнату вошла няня Ульяна.

– Барыня, Надежда Осиповна приказали Саше гулять собираться.

– Что ж, пусть идёт, погода нынче хорошая.

Саша нехотя вылез из корзины и пошёл за няней в переднюю. Там уже была собранная на прогулку Оля. Жужутка в ошейнике так и вертелась у двери. Мать держала в руках Сашину курточку с пришитым к ней в виде аксельбанта носовым платком. Вчера мальчик опять потерял на прогулке свой платочек и получил за это очередной нагоняй от родителей. И вот теперь мать решила его проучить. Детей в доме Пушкиных, в отличие от иных дворянских семей, битьём не наказывали, разве что иногда Надежда Осиповна могла слегка отшлёпать в сердцах. Она умела придумать наказания обиднее и действеннее порки. Обыкновенно за провинности детей надолго сажали в угол, отгороженный стульями. В этот раз, подавая сыну курточку с «аксельбантом», мать насмешливо сказала:

«Жалую тебя, Александр, моим бессменным адъютантом, с чем и поздравляю!»

Саша надул губу, но делать нечего, пришлось надеть курточку с обидным «украшением» и так идти на прогулку.

Ульяна осталась дома помочь Коленькиной няне: малыш снова приболел. Надежда Осиповна со старшими детьми и моськой направилась в Юсупов сад. Теперь туда надо было идти по Хомутовке около четверти часа: Пушкины квартировали уже не у Юсупова, а у графа Петра Львовича Санти на той же улице, но дальше от сада. Обиженный Саша еле плёлся за матерью, его приходилось буквально тащить за руку. Как только мать отпустила его, он уселся прямо посреди улицы и ни с места. Надежда Осиповна пошла дальше, думая, что мальчик испугается и сам догонит её и сестру. Но не тут – то было. Упрямец преспокойно продолжал сидеть в пыли.

Отойдя довольно далеко, мать заволновалась и окликнула сына, но тот не отозвался. Тогда она послала Олю в надежде, что прыткая девочка расшевелит его. Жужутка увязалась за маленькой хозяйкой. Подбегая, сестра услышала сквозь лай моськи, как Саша, от кого обычно и слова не добиться, громко и чётко выговорил:

– Ну, нечего скалить зубы!

В окне дома, напротив которого сидел брат, девочка заметила смеющееся лицо незнакомой дамы. Недовольный мальчик сам поднялся на ноги. Оля отряхнула его и потащила за собой:

– Скорей же, не то мама́ совсем рассердятся.

– Ну и пусть! – буркнул Саша, но тут же нехотя побежал с сестрой к матери. Надежда Осиповна крепко взяла его за руку и повела в сад.

После возвращения с прогулки и ужина Оля принялась играть в куклы, а мальчик снова устроился в бабушкиной корзине в ожидании интересного рассказа. Марья Алексеевна знала от дочери о Сашином непослушании на улице, но не стала распекать внука, а начала рассказ издалека:

«Прадед твой, а мой свёкор Абрам Петрович Ганнибал происходил из княжеского африканского роду. Лет восьми он был увезён с другими знатными отроками в залог к турецкому султану в Константинополь. До старости свёкор всё вспоминал родной свой город Логон да любимую старшую сестру Лагань. Когда его увозили, она долго плыла вслед за кораблём и утонула. Русский посланник выкупил Абрама из сераля через знакомого визиря и прислал его государю Петру Алексеевичу. Царь полюбил своего арапчонка, потому что умным да сметливым он оказался. Пётр Великий окрестил его, воспитал и дал образование. Инженером по фортификации Абрам Петрович стал. И не рабом царю, а наперсником. За старание да ум перед многими отличал его великий государь и даже тайным секретарём при себе сделал. Хотя после смерти царя опалу пережил Абрам Петрович, потом при государыне императрице Елизавете Петровне до генерал – аншефа дослужился, богатые поместья от Её Величества за верную службу получил. Строг он был, да и милостив. Дед твой Осип Абрамыч без его благословения на мне женился. Я о том и знать не знала. Жила с батюшкой своим, Алексеем Фёдорычем покойным, в липецком имении нашем Покровском. Осип по казённой надобности на чугунных заводах тогда бывал и часто к нам заезжал. Посватался ко мне, батюшка меня и отдал. Мне жених по сердцу пришёлся: весёлый, ловкий, на ногу лёгкий. И лицом приятен был, хоть и арап. О его долгах и разгулах мы ничегошеньки не ведали. Абрам Петрович за этакую жизнь на сына очень серчал. После свадьбы приехали мы к свёкру в Суйду. Как впервой увидала я его, так и обмерла, ноженьки мои подкосились. Сам он лицом тёмен, глядит строго, глазами как сверкнул! Страшно мне сделалось. Он водой меня попрыскал, я в себя пришла. И вовсе не таким ужасным старый арап оказался. С добром ко мне относился и к матери твоей новорождённой. А супруг беспутный моё приданое промотал, нас у отца своего бросил и потом с Устькой Толстой незаконно повенчался. Да брат его Иван Абрамыч, матери твоей крёстный, генерал прославленный, вступился за меня тогда перед государыней Екатериной Алексеевной, не оставил в бедности погибать. Государыня велела вторую женитьбу супруга моего незаконной признать и наказать его примерно. А мужнино имение Кобрино опека за нами удержала, не то б и его промотал. Я Осипа с тех пор не видала, да и та жена незаконная покинула его. Давно один – одинёшенек живёт он в Михайловском, старый да немощный. Так – то вот. Недаром в народе говорят: кто мать и отца не слушает, не почитает, тот в добре не бывает… Да поздно уж, спать пора», – закончила свой рассказ бабушка, заметив, что внук трёт глаза кулачками.

Укладывает Марья Алексеевна Сашу, склонилась над ним в своём кружевном чепце, очках и тёплой шали на плечах, поцеловала и перекрестила, а мальчик не спит ещё, просит:

– Бабенька, расскажите дальше про Бову – королевича. Ну, расскажите!

– Так и быть, слушай. Вот продали корабельщики пленённого ими Бову царю Зензевею. И служит храбрый Бова – королевич ему на конюшне. А у того царя была дочь, прекрасная царевна Дружневна. Увидела она из своих хором Бову на конюшне и пленилась его несказанной красотой. Надела Дружневна богатое платье, пришла в терем к отцу своему и просит: «Государь ты мой, батюшка! Много у меня мамок, да нянек, да девушек сенных, а слуги ни одного нет. Завтра, батюшка, на пиру у стола и послужить некому. Дай мне своего холопа, что купил ты вчера у корабельщиков». Зензевей любил свою дочь, велел он позвать Бову и приказал ему служить Дружневне.

А прекрасная царевна на пиру нарочно нож под стол уронила да говорит: «Бова, подай мне нож!» И Бова кинулся исполнять приказание. Тут и сама Дружневна опустилась под стол, ножа не взяла, а взяла Бову за голову и целовала его в уста сахарные и в очи ясные. А Бова вырвался, опять стал у стола и начал свою госпожу ругать: «Прекрасная царевна Дружневна! Негоже тебе меня, раба своего, целовать. Отпусти меня к товарищам». И пошёл Бова на конюшню, а царевна не могла вслед ему наглядеться. Лёг Бова спать и спал пять дней и пять ночей.