Почему они убивают. Как ФБР вычисляет серийных убийц - Джон Дуглас Страница 5

Но одно дело решить, что ты собираешься взять интервью у подобного человека, и совсем другое – встретиться с ним лицом к лицу. Эд Кемпер был двухметровым громилой с весом более ста пятидесяти килограммов. Если бы он захотел – а в какой-то момент он упомянул, что такая мысль его посещала, – то с легкостью мог свернуть мне голову и выставить на стол, как подарок для охраны. Когда мы интервьюировали Артура Бремера в городской тюрьме Балтимора, нам пришлось проходить через внутренний двор, где самые опасные преступники бродили свободно, словно в дантовом аду. Прежде чем нас пускали в подобные исправительные учреждения, нам приходилось сдать служебное оружие и подписать заявление о том, что тюрьма не несет ответственности за нашу безопасность. Если нас возьмут в заложники, выпутываться придется самим. Как выразился Эд Кемпер, у него уже пожизненный срок, так что ему сделают, если он убьет одного из нас – лишат сладкого? Любое наказание было бы малой ценой за возможность похвастаться перед другими заключенными тем, что ты прикончил агента ФБР.

Поэтому, хоть мы и не знали, что получим от проекта, который запускаем, мы очень хорошо представляли себе, во что ввязываемся. Мы совершенствовали и уточняли процедуру опросов. Мы поняли, что если оденемся попроще, то объект расслабится в нашем присутствии быстрей. Я сразу понимал, что преступник выложит мне все, что я хочу знать, когда у него в глазах появлялся особенный огонек или он впадал в подобие транса, словно отделяясь от тела. Преступление – что он сотворил с другим человеком, как подчинил его своей власти и контролю – было самым значимым, эмоциональным и запоминающимся моментом его жизни. Проживая его заново, он снова погружался в те острые чувства и уводил меня за собой во тьму своего разума.

Я хотел понять, какие различия в индивидуальных чертах, преступной изощренности и мотивах привели к тому, что один человек стал, к примеру, грабителем, а второй – серийным убийцей.

Чем больше мы узнавали, тем лучше становились как исследователи. Мы обнаружили, например, что убийцы-параноики избегают контакта глаза в глаза. Убийцы «грандиозного» типа, как Мэнсон, стремятся доминировать, поэтому стараются расположиться выше (Мэнсон сидел на столе), чтобы обращаться к собеседнику сверху вниз. Некоторые просто ищут сочувствия. Как я говорил, надо сдерживать собственные эмоции и играть в их игру. Мы демонстрировали сопереживание людям, которые жаловались на то, что их жизнь пошла под откос, и проливали слезы – собственно, им просто было жаль, что их поймали. Это тоже многому нас научило.

Интервью выявили немало интересных и, на наш взгляд, показательных общих черт, которые прослеживались и при моем дальнейшем взаимодействии с опасными преступниками, когда я составлял их профили, помогал их ловить, допрашивать и судить. Моя теория заключалась в том, что начинать надо с выяснения базовых элементов, которые присутствуют у многих из них. Дальше надо понять, какие различия в индивидуальных чертах, преступной изощренности и мотивах привели к тому, что один человек стал, к примеру, грабителем, а второй – серийным убийцей. Но первым делом я постарался выяснить, что между ними общего: откуда они такие – в буквальном и переносном смысле.

Все они, на том или ином уровне, происходили из неблагоприятной среды. Иногда причины лежали на поверхности: физическое и/или сексуальное насилие; родители или опекуны – алкоголики; постоянные переезды из одной приемной семьи в другую. Из менее очевидного: отсутствие любви и уважения в семье, недостаточная дисциплина, неумение или нежелание ребенка вписываться в окружение. Родители Эда Кемпера, когда он был маленьким, постоянно ругались и дрались, пока не дошло до развода, после которого мать-алкоголичка издевалась над ним, заставляя подростком спать в запертом подвале – она объясняла это тем, что боится, как бы он не причинил вреда сестре. Дэвид Берковиц рос в приемной семье, и ему говорили, что его мать умерла, когда рожала его. Он привык винить себя в ее смерти. Когда позднее он узнал, что его мать и сестра живы, то поехал повидаться с ними, но те не пустили его на порог. Он пришел в отчаяние и со временем превратился в серийного убийцу, которого мы знаем.

Когда позднее, в Академии ФБР, мы начали изучать бэкграунд других жестоких серийных преступников, то выяснили, что они в целом вписываются в модели, которые мы построили на основании наших тюремных интервью. Альберт де Сальво, «бостонский душитель» начала 1960-х, рос с отцом-алкоголиком, который от злости ломал его матери пальцы. Отец регулярно избивал и Альберта, и еще шестерых своих детей, приводил домой проституток. Джон Уэйн Гейси, чикагский строитель, который переодевался клоуном и ходил развлекать больных детей в госпитале, когда не насиловал и не убивал мальчиков и юношей – более тридцати, – регулярно подвергался побоям и унижениям со стороны такого же пьющего отца. Эти примеры можно перечислять до бесконечности.

Почему один мальчик, вырастая, становится насильником и убийцей, другой – террористом или шантажистом, а третий, росший, казалось бы, в той же среде, законопослушным и достойным членом общества – загадка, которую мы постепенно попытаемся разгадать. Но нам удалось обнаружить, что помимо нестабильной, агрессивной или лишенной любви семейной среды, порождающей отсутствие самоуважения и уверенности в себе, большинство преступников на сексуальной почве объединял относительно высокий IQ – гораздо выше, чем у криминальной прослойки в целом.

Тюремные интервью выявили также значительную разницу между типами преступлений, которые внешне кажутся одинаковыми – вспомните о двух кражах, упомянутых в начале главы.

Вот еще один пример: изнасилования и убийства молодых девушек в нашем обществе случаются нередко, и насильник обычно является злобным и агрессивным психопатом. Однако я не могу согласиться с такой поверхностной оценкой. Она не говорит нам, почему он совершает преступление, и никак не поможет составить психологический профиль его личности. Поэтому давайте посмотрим на бихейвиоральные подсказки, оставляемые на месте преступления.

Во-первых: в каком состоянии было обнаружено тело? Я не имею в виду степень разложения (хотя она тоже многое может сказать), а то, как убийца поступил с трупом. Если причина смерти – ножевые ранения, и они расположены кучно – мы называем это «чрезмерностью», – особенно в области лица, это говорит мне, что убийца, скорее всего, был знаком с жертвой и у преступления имелись личные причины. Это ведет нас к мотиву – к тому самому почему. Если тело завернуто в простыню или одеяло, то есть о нем позаботились после смерти, следует вывод, что убийца питал к жертве нежные чувства и, возможно, испытывал угрызения совести. С другой стороны, если тело изуродовано и/или оставлено на виду, например выброшено на обочине дороги, это говорит, что убийца презирал жертву, а может, и всех женщин вообще.

Нам удалось обнаружить, что помимо неблагополучной семейной среды, порождающей отсутствие самоуважения и уверенности в себе, большинство преступников на сексуальной почве объединял относительно высокий IQ – гораздо выше, чем у криминальной прослойки в целом.

Откуда я все это знаю? Нет, профайлер – не провидец, просто преступники сами рассказали мне об этом. А после того как слышишь одни и те же истории несколько раз, сам можешь их рассказывать. Если жертву изнасилования и убийства оставили лежать на полу, прикрыв простыней, совершенно ясно, что это не попытка спрятать тело, по крайней мере, у здравомыслящего преступника. Это попытка вернуть ей человеческое достоинство или физически укрыть от глаз того, кого мучает совесть за преступление. И мне рассказали об этом убийцы, прикрывавшие тела своих жертв.

Один случай подтвердил нашу способность «предсказывать», о чем думает убийца. Я уволился из ФБР пару лет назад и находился на востоке, в одной из тюрем, где разговаривал с осужденным убийцей по просьбе совета по условно-досрочному освобождению. Совет хотел узнать мое мнение: стоит ли выпускать его за хорошее поведение. Насколько мне известно – и своим клиентам я открыто об этом говорю – вопрос совсем в другом: совершит ли он новое преступление, если окажется на свободе? Я провел с тем парнем много времени, чтобы подорвать его сопротивление, заставить говорить правду, чтобы выяснить, к моему собственному удовлетворению (а) осознает ли он,