Рене Кастр - Бомарше Страница 5

Несмотря на некоторые преувеличения — дань сестринской нежности, это весьма посредственное произведение дает нам довольно точное представление об этом молодом человеке: и пусть ему было еще далеко до Вольтера, но он уже познал терзания Керубино.

Пьер Огюстен был очень привлекателен: высокий, стройный, с умным лицом и ироничным взглядом. Такая внешность, не оставлявшая равнодушной ни одну женщину, благоприятствовала вовлечению этого пылкого юноши в водоворот страстей; проводить целые дни напролет затворником в застекленной лоджии, рядом с которой частенько останавливались прелестные особы, было выше его сил.

Человечный и чувствительный папаша Карон специально отправлял сына из лавки с какими-нибудь поручениями, чтобы тот мог развеяться, но очень скоро продолжительность отлучек Пьера Огюстена вышла за рамки разумного. Затем настала очередь ночных гулянок и естественных после них поздних пробуждений и отвращения к работе. Попойки, азартные игры, разврат, дружба с подозрительными личностями — вот она, увлекшая его опасная дорожка, и эта беспутная жизнь требовала все больше денег. Четырех ливров в месяц явно не хватало. Нимало не смущаясь, Пьер Огюстен продал с рук по дешевке изготовленные в лавке часы, а также выгреб деньги из отцовской кассы. От своих предков-гугенотов папаша Карон унаследовал непоколебимую честность. Непорядочность сына возмутила его до глубины души. Застав вора на месте преступления, отец схватил его за руку и вышвырнул за дверь, запретив возвращаться домой.

Таким вот образом Керубино оказался на улице без гроша в кармане в самый разгар зимы. Памфлеты более позднего времени рассказывали, будто выжил он благодаря жульническим играм типа бонто или «наперстков», облапошивая на перекрестках прохожих. Базиль еще скажет свое слово о клевете. Но Пьеру Огюстену, видимо, действительно пришлось пережить трудные времена, поскольку трудовой кодекс того времени был очень суров, и выгнанный хозяином подмастерье практически не имел шансов найти новое место. Кроме того, в цехе часовщиков Карон-старший был признанным авторитетом, и вряд ли нашлись бы желающие пойти ему наперекор. Говорилось также, и это вполне похоже на правду, что существовал целый план, разработанный самим папашей Кароном: он хотел убить сразу двух зайцев — наказать сына и научить его ценить родной дом. Карон-отец якобы тайно дал понять некоторым из своих друзей, что не будет возражать, если те приютят его блудного сына. По всей видимости, после нескольких дней скитаний Пьер Огюстен обратился к друзьям отца с просьбой помочь ему. Один из них, некто г-н Пеньон, приютил юношу в своем доме, а другой, банкир Котен, взял на себя роль посредника в переговорах с Кароном-старшим. Посредничество оказалось непростым делом: отец с сыном соревновались друг с другом в упрямстве. Но, как и полагалось, Пьер Огюстен первым сделал шаг к примирению, направив отцу одно за другим несколько писем со словами раскаяния, оставшихся поначалу без ответа. Правда, чуть позже, поддавшись уговорам жены, дочерей и друзей, г-н Карон все же написал сыну следующее письмо:

«Я несколько раз перечитал ваше последнее письмо. Кроме того, г-н Котен показал мне то письмо, что вы написали ему. Они показались мне благоразумными и рассудительными, и я готов был бы благосклонно отнестись к вашему раскаянии, о котором вы там пишете и которое кажется мне сейчас действительно искренним, если бы я мог поверить, что оно надолго. Ваше несчастье заключается в том, что вы полностью потеряли мое доверие, но мое дружеское отношение и уважение к трем моим друзьям, к чьей помощи вы прибегли, а также благодарность к ним за участие в вашей судьбе заставляют меня простить вас почти против моей воли и несмотря на то, что я готов поставить четыре против одного, что вы не сдержите ваших обещаний. Но если вы опять вынудите меня выставить вас из дома, ваша репутация будет погублена окончательно.

Я выдвигаю следующие условия вашего возращения домой и хочу, чтобы вы правильно их поняли: я требую полного и беспрекословного подчинения моей воле, я хочу видеть с вашей стороны проявление полнейшего почтения, выражаемого словами, поступками и всей манерой вашего поведения. Запомните хорошенько: если вы не проявите столько же мастерства, чтобы угодить мне, сколько вы проявили, чтобы расположить к себе моих друзей, вы абсолютно ничего не добьетесь, останетесь ни с чем и только сделаете хуже себе. Я хочу, чтобы вы не только слушались меня и почитали, я хочу заранее оговорить, каким образом вам следует вести себя, чтобы угодить мне.

Что касается вашей матери, которая за две недели двадцать раз подступалась ко мне с тем, чтобы добиться позволения вернуть вас домой, то о ней я хотел бы поговорить с вами особо, чтобы вы поняли, с какой любовью и предупредительностью вы должны к ней относиться».

Начало этого письма дает яркое представление о нравах, царивших в то время в мелкобуржуазных семьях: pater-familias, по примеру римской семьи, обладал неограниченной властью, его манера выражаться отмечена печатью истинного величия, присущего разве что коронованной особе, дарующей прощение придворному, вновь вошедшему в милость. Продолжение письма вызывает еще большее удивление, поскольку в нем отец формулирует по пунктам шесть условий возвращения блудного сына в лоно семьи. В первом пункте речь идет о честности, в глазах г-на Карона это условие было самым важным, поэтому именно с него он и начал:

«1. Вы не изготовите и не продадите, сами или через посредника, ни одной вещи, прибыль от которой не была бы зачислена на мой счет, и больше не сделаете даже попытки завладеть чем-либо из моего имущества. Без моего ведома вы не посмеете продать даже старого ключа для завода часов. Это условие очень важно для меня, я настаиваю на его беспрекословном выполнении и предупреждаю вас, что самое незначительное нарушение его, вне зависимости от того, в каком вы находитесь состоянии и какое время на дворе, повлечет за собой ваше немедленное изгнание из моего дома без малейшей надежды на возвращение сюда, пока я жив».

Второе условие представляло собой строго расписанный режим дня подмастерья часовщика:

«2. Вы будете вставать в шесть часов утра летом и в семь — зимой; до самого ужина вы будете беспрекословно выполнять ту работу, что я вам поручу; я надеюсь, что те таланты, которыми наделил вас Бог, вы используете исключительно на то, чтобы добиться славы в своей профессии. Запомните, что постыдно и бесчестно увиливать от этого. Если вы не станете первым в своем ремесле, вы не сможете добиться признания; пусть любовь к самой прекрасной профессии на свете проникнет в ваше сердце и заполнит все ваши мысли».