Петр Врангель - Белый Крым. Мемуары Правителя и Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России Страница 5

Несмотря на все старания Петра Николаевича, общественность все равно восприняла его «Записки» именно как полемику с Деникиным. Сам Антон Иванович тут же опубликовал пространную статью «Мой ответ», в которой дискутировал с уже почившим соперником. Заочный спор лидеров Белого движения продолжается до сих пор.

Петр Николаевич Врангель писал: «История когда-нибудь оценит самоотречение и труды горсти русских людей в Крыму, которые в полном одиночестве на последнем клочке Русской земли боролись за устои счастья человеческого, за отдаленные очаги европейской культуры».

Прошло чуть меньше века, но окончательной оценки этой борьбы нет, да и быть не может, когда речь идет о гражданской войне. В ней у каждого своя правда.

Правда Врангеля перед вами.

Петр Николаевич Врангель. ЗАПИСКИ (ноябрь 1916 года – ноябрь 1920 года)

Глава I. Смена власти

Утром 22 марта[5] «Emperor of India» бросил якорь на Севастопольском рейде. Стоял чудный весенний день. В неподвижном море отражалось голубое небо, и, залитый лучами солнца, белел и сверкал, раскинувшийся по высоким берегам бухты, Севастополь. На набережных виднелись снующие по всем направлениям люди, бухту бороздили многочисленные ялики и челны…

Жизнь, казалось, шла своей обычной чередой, и дикой представлялась мысль, что этот прекрасный город переживает последние дни, что, может быть, через несколько дней его зальет кровавая волна и здесь будет справляться красная тризна.

К нам подошел катер под Андреевским флагом, и по трапу на палубу поднялся морской офицер. Он доложил, что прислан ко мне командующим флотом и что для меня отведено помещение на крейсере «Генерал Корнилов». Я приказал перевезти вещи на крейсер, а сам решил съехать на берег и прежде всего повидать председателя Военного совета генерала Абрама Михайловича Драгомирова.

По словам встретившего меня офицера, заседание Совета должно было состояться в 12 часов дня в Большом дворце, занятом командующим флотом, где и находился генерал Драгомиров.

Первое знакомое лицо, встреченное мною при сходе на берег, был генерал Улагай. Я не видел его с декабря прошлого года, в то время он лежал в Екатеринодаре, тяжело больной тифом. После своего выздоровления он в последние дни борьбы на Кубани командовал Кавказской армией, сменив генерала Шкуро, удаления которого потребовала от генерала Деникина Кубанская рада.

Расчет Ставки, усиленно выдвигавшей генерала Шкуро в надежде использовать его популярность среди казаков, оказался ошибочным. Кавказская армия – кубанцы, терцы и часть донцов, – не успев погрузиться, отходила вдоль Черноморского побережья по дороге на Сочи и Туапсе.

За ними тянулось огромное число беженцев. По словам генерала Улагая, общее число кубанцев, в том числе и беженцев, доходило до сорока тысяч, донцов – до двадцати. Части были совершенно деморализованы, и о серьезном сопротивлении думать не приходилось.

Отношение к добровольцам среди не только казаков, но и офицеров было резко враждебно: генерала Деникина и добровольческие полки упрекали в том, что, «захватив корабли, они бежали в Крым, бросив на произвол судьбы казаков». Казаки отходили по гористой, бедной местными средствами территории; их преследовали слабые части конницы «товарища» Буденного, во много раз малочисленнее наших частей, но окрыленные победой.

Большинство кубанских и донских обозов были брошены, запасов продовольствия на местах не было, и люди, и лошади голодали. Ввиду ранней весны подножный корм отсутствовал, лошади ели прошлогодние листья и глодали древесную кору. Казаки отбирали последнее у населения, питались прошлогодней кукурузой и кониной.

Генерал Улагай оставил свою армию в районе Сочи. Заместителем своим он назначил генерала Шкуро, во главе донских частей оставался генерал Стариков. Последние дни в Сочи среди членов Кубанской рады разногласия особенно усилились.

Все громче раздавались голоса о необходимости вступить в переговоры с большевиками, другие предлагали просить о защите Грузию. Кубанский атаман генерал Букретов и председатель правительства инженер Иванис за несколько дней до отъезда генерала Улагая выехали в Крым.

На мой вопрос: «Неужели при таком превосходстве наших сил нет возможности рассчитывать хотя бы на частичный успех – вновь овладеть Новороссийском и тем обеспечить снабжение, а там, отдохнув и оправившись, постараться вырвать инициативу у противника?» – генерал Улагай безнадежно махнул рукой:

– Какой там, казаки драться не будут. Полки совсем потеряли дух.

Мне стало ясным, что дело действительно безнадежно. Дух был потерян не только казаками, но и начальниками. На продолжение борьбы казаками рассчитывать было нельзя.

В Крым переброшено было, включая тыл, около двадцати пяти тысяч добровольцев и до десяти тысяч донцов. Последние прибыли без лошадей и без оружия. Даже большая часть винтовок была при посадке брошена. Казачьи полки были совершенно деморализованы.

Настроение их было таково, что генерал Деникин, по соглашению с Донским атаманом генералом Богаевским и командующим Донской армией генералом Сидориным, отказался от первоначального намерения поручить донским частям оборону Керченского пролива и побережья Азовского моря и решил немедленно грузить их на пароходы и перебросить в район Евпатории, отобрав от полков последнее оружие.

Добровольческие полки прибыли также в полном расстройстве. Конница без лошадей, все части без обозов, артиллерии и пулеметов. Люди были оборваны и озлоблены, в значительной степени вышли из повиновения начальников. При этих условиях и Добровольческий корпус боевой силы в настоящее время не представлял.

Фронт удерживался частями генерала Слащева, сведенными в Крымский корпус. Корпус состоял из бесчисленного количества обрывков войсковых частей, зачастую еще в зародыше, отдельных штабов и нестроевых команд. Всего до пятидесяти отдельных пехотных и кавалерийских частей.

При этом боевой состав корпуса не превышал 3500 штыков и 2000 шашек. Общая численность противника на фронте генерала Слащева – 13-й советской армии была до 6000 штыков и 3000 шашек. При этих условиях сил у генерала Слащева для обороны перешейков было достаточно, однако сборный состав его частей и их слабая подготовка и отмеченное нашей разведкой, постоянное усиление противника заставляли считать наше положение далеко не устойчивым.

Я застал генерала Драгомирова в Большом дворце. Через час должно было открыться заседание Военного совета, и он спешил ознакомить меня в общих чертах с последними событиями.