Марк Твен - Из записных книжек 1865—1905 Страница 5

Императорские экипажи ждали нас в 11 часов, и в 12 мы были уже во дворце.

Через пять минут вышли император, императрица, великая княжна Мария и маленький великий князь и любезно нас приветствовали.

Одесский консул прочитал наш адрес. Во время чтения царь несколько раз повторил: «Мило, очень мило»; потом сказал: «Спасибо вам, большое спасибо!»

Беседа заняла полчаса, после чего царь и его свита провели нас через дворец; потом показали очаровательный дворец маленького наследника.

Был уже второй час. Великий князь Михаил[17] пригласил нас осмотреть его цветники, парк и дворец и позавтракать у него. Так мы и сделали.

С нами отправились князь Долгорукий и веселый граф Фестетикс, который женится на дочери генерал-губернатора. Также морской министр и много дам и господ, принадлежащих к императорской свите.

Великий князь Михаил — славный парень, а жена его — одна из самых любезных дам в этом любезном обществе. И он и она очень общительны.

Случай в парке и другой во дворцовом дворе, где стоит фонтан и разбиты цветники, а также происшествие у дворцового портика под роскошными кариатидами, копирующими Эрехтейон[18] в Афинах, я никогда не доверю неверной бумаге. Довольно того, что я их запомнил. Всякий, у кого есть чувство юмора, не забудет их никогда.

Вскоре после того, как мы прибыли к великому князю, пришла императрица, с ней великая княжна Мария, а потом и сам император. Он выглядит много величественнее императора Наполеона и в сто раз величественнее турецкого султана. Мы провели здесь почти полдня.

На набережной расстелили ковры, и к нам на пароход прибыл генерал-губернатор со своим семейством. Мы салютовали ему девятью пушечными выстрелами.

Бал с шампанским.

Вчера вечером отплыли в Константинополь — салют, фейерверк. Прелестная маленькая плутовка, с которой я отплясывал на балу этот фантастический русский танец, не выходит у меня из головы. Ах, почему я не знаю русского языка! Но она поняла, конечно, что я хотел ей сказать на нелепом английском языке, которого не знала она.

Наш визит к императору произвел, как видно, немалое впечатление. Блистательная Порта[19] в сильной тревоге. Это к добру; они только что получили резкую резолюцию Конгресса по поводу восстания на Крите и, быть может, воздержатся теперь от столь же резкого возражения. Быть может, мы даже предотвратили войну — кто знает?

Слава — дым, успех—случайность! Единственное, что надежно здесь на земле, — безвестность[20].

На этом пароходе пили мало; в точности как в Конгрессе: алкоголь запрещен везде, кроме как в совещательных комнатах. Поступает в демиджонах[21], выступает в демагогах.

Представлен генералу Гранту[22]. Я сказал, что счастлив с ним познакомиться, он сказал, что не может похвастаться тем же.

1877

Белейшие и очаровательнейшие трубы на крышах отбрасывают мягкую тень. Это не белизна мрамора, что-то другое, еще белее, ярче, изысканней, — больше всего напоминает белизну сахара. Никаких следов каменной кладки ни на трубах, ни в стенах. Просто большой кусок сахару, вырубленный из цельной сахарной головы; в нем продолбили оконные проемы и закрыли их зелеными жалюзи.

Наш негр заявил, что каждый здесь знает каждого. Вскоре после этого, когда мы выехали за город, Твичел сказал:

— Смотрите, собачонка. По-моему, она потеряла хозяина.

— Собака принадлежит старику Ноксу.

Значит, наш возница знает каждую собаку. Впрочем, это не большая заслуга, собак очень мало. Недостача собак компенсируется изобилием кошек.

Впереди шел человек. Мы сказали вознице:

— Обгоните его.

— Не надо, он сейчас свернет за угол.

Я удивился: почем он знает? Он оказался прав, потому что знал этого человека, знал точно, где он живет. Прохожий свернул за угол[23].

Дома и кровли как белая сахарная глазурь на торте.

Отплыли в 4 часа дня. Судовой доктор твердит, что у него есть верное лекарство от морской болезни. Ходит по палубе и раздает его дамам, повторяя, что средство верное. Тем временем мы приближаемся к рифам.

7 часов вечера. — Все дамы в постели, страдают морской болезнью. Уцелела только жена шотландца.

7 часов 30 минут. — Жена шотландца рухнула.

8 часов вечера. — Доктор перегнулся за поручни и выворачивает себя наизнанку. Вот вам и верное средство.

Политические партии, попрекающие одна другую за взяточничество и проч., когда они стояли у власти, похожи на волка, который, заглянув в хижину к пастухам, евшим ягненка, сказал:

— Ну конечно, когда вы это делаете — всё в порядке; а какой поднялся бы шум, если бы это сделал я!

Старик: «Когда я размышляю о людских страданиях, которые разрывают мне сердце, когда я вспоминаю, что это всего только капля в океане, в необъятной Атлантике горя, на которую каждодневно взирает бог, я негодую на беспечных людей, которые славят бога и не думают о том, что его нужно жалеть».

Эдуард VI и нищий мальчик случайно меняются местами накануне кончины Генриха VIII. Принц в лохмотьях — бедствует, а нищий, ставший принцем, терпит муки дворцовой жизни вплоть до самого дня коронации в Вестминстерском аббатстве, когда все разъясняется[24].

Человек, назначенный надзирателем к умалишенным, по ошибке попадает в дом, где живут совершенно здоровые люди. Дело происходит в Англии, и они называют его «смотрителем», так как уверены, что он — новый смотритель охотничьих угодий, которого им прислали. А тот, кого они ждали, тем временем управляет сумасшедшим домом и находится в большом затруднении.

Эту идею мне дал Дайон Бусико[25], драматург. Советовал разработать.

Разные отделы рая. В каждый — особый вход.

У одного входа встречают кабатчика: артиллерийский салют, сонмы ангелов, великолепное факельное шествие. Он воображает, что ему суждено стать украшением райского общества. Но вот торжества окончились, и он впадает в ничтожество. Что еще обиднее — ему приходится три недели подряд отбывать повинность: день и ночь с факелом в руках орать в честь каких-то подонков, которых он вообще послал бы охотно к черту.

Уэйкмен годы и годы в полной тьме, в пространстве, отделяющем Солнечную систему от многих других.