Ольга Апенченко - Труден путь до тебя, небо! Страница 5

Вдруг послышалась странная песня:

— Вот порвались шнурки…На Земле включили телевизор…Пора готовиться к записи…Сколько мне дали электродов…Один электрод с желтым шнурком…Другой электрод с зеленым шнурком…Третий с красным…

Голос у певца был такой, будто он пел в банку. А он продолжал:

— Скоро пора обе-е-дать…На первое — суп-пюре…На второе — плавленый сыр…На третье — плавленая колбаса!

— Ну уж это ты врешь, — засмеялась лаборантка из отдела питания.

— Ночью мне приснились беляши…

— продолжалось пение.

Мне было непонятно все это, и Федор Дмитриевич просто объяснил:

— Иссякли впечатления в камере. Вот он и ищет новых впечатлений. Поет, как казах, обо всем, что видит…

Кто провел в изолированной камере длительное время, начинает понимать, почему кочевник поет среди степи свою долгую песню обо всем — и о том, что корявый куст на пути стоит, и о том, что конь пошел ходче, и о том, что солнце склоняется за горизонт… Когда предметов мало, каждый представляет особую ценность, привлекает особое внимание.

В маленькой комнатке — глухой изолированной камере — проверялась большая воля, острый ум, умение не остаться одиноким наедине с самим собой. Юрий Гагарин выдержал эту проверку.

Вот передо мной два журнала. Один — рабочий дневник, который вел Юрий в камере. Скупые точные записи — цифры, проценты, градусы, часы, минуты… И в конце почти каждой записи короткая приписка: «Самочувствие хорошее. Настроение бодрое. Все идет нормально».

Другая тетрадь — журнал дежурного по камере. В нем тоже скучные, на первый взгляд, обязательные записи. Но, листая его, невольно обращаешь внимание на одно слово, которое повторяется почти на каждой странице. Сколько было дежурных, столько раз и записали это слово: «Спокойно». «Испытуемый спит спокойно». «Сидит спокойно и читает книгу». «Сон спокойный, ровный».

«Работал с таблицей хорошо. Были даны помехи. Реагировал на них спокойно».

В конце — запись ответственного за эксперимент врача. Она тоже о многом говорит:

«По окончании эксперимента осмотрен невропатологом, физическое состояние хорошее, самочувствие хорошее. Внешний вид и поведение обычное. Признаков эмоциональной возбудимости или подавленности нет. Спокоен, общителен».

А еще лучше сказал обо всем сам Юрий Гагарин, когда врач спросил его:

— Ну, как вы чувствовали себя в камере? — Он спокойно ответил:

— Ничего… Как дома.

СБОРНАЯ КОСМОНАВТОВ — «СБОРНАЯ СССР»

КОСМОНАВТЫ торопились: они опаздывали на матч со своими тренерами. И как на зло, не успели отъехать и пяти метров — шофер Федя вогнал заднее колесо в глубокую яму. Новенький голубой автобус круто накренился, словно присел на задние лапы.

Старший преподаватель физической подготовки Федор Михайлович с легкостью акробата выскочил из машины и быстро осмотрел ее.

— Засчитают поражение за неявку на соревнования, — озабоченно проговорил он, — тут без хорошего тягача не обойтись.

Вдруг — глазам не поверил — машина чуть покачнулась. Шофер дал газ, и она медленно стала подниматься из ямы. Физрук обошел ее кругом: один из космонавтов стоял, широко расставив ноги, подпирая плечами тяжелую стенку машины. Он был похож сейчас на героя греческой мифологии Атланта, держащего на своих плечах небесный свод. В секунду подскочили другие космонавты и буквально на руках вынесли машину из ямы.

— Давай еще, Федя! — озорно засмеялись парни: им самим, видно, очень понравилось, с какой легкостью у них это получилось.

— Сильные ребята, — заговорила я с Федором Михайловичем.

— Сейчас — да, а приехали к нам сюда все-таки не такими… Приходите на матч — я вам расскажу.

Автобус подкатил прямо к площадке. Команда космонавтов вышла одетая в синие спортивные костюмы. Сетку привязали за деревья. Очистили площадку от сухих листьев и начали разминку. А листья летят и летят, медленно кружась в воздухе, словно птицы. Мяч носится, сбивая их на лету. Пришли спортивные тренеры космонавтов — их несколько, руководителей занятий, — и тоже стали разминаться.

— Интересный сегодня будет матч, — говорил Федор Михайлович, — встречаются ученики и учителя.

Но перед самым началом ученики вдруг куда-то исчезли. Физрук уже забеспокоился, кинулся искать. Вот идут, весело переговариваются, смеются. На синей майке у каждого появилась эмблема: «СССР». Только внимательно присмотревшись, можно различить, что она нарисована мелом. Забравшись в раздевалку, они, как мальчишки, малевали на майках надпись — из озорства.

— Проиграем партию — сотрем эмблему, — предлагает один из них.

— Нечего настраиваться на проигрыш, — говорит Юрий. — Выиграть надо.

По праву капитана команды он журит друга-космонавта.

— Рано, рано в мастера записались, — посмеиваются тренеры над самодельными эмблемами. — Стирайте лучше, пока не поздно.

Матч начался энергично. Космонавтам было бы очень лестно обыграть своих тренеров, а опытным игрокам, из которых кое-кто не раз выступал на всесоюзных соревнованиях, самолюбие не позволяет проиграть. Борьба идет за каждый мяч.

— Три — ноль в пользу тренеров! — объявляет судья. Слышатся колкие реплики:

— «Сборная СССР» сегодня не в форме!

— Не пора ли стереть громкие эмблемы?

На площадке космонавтов небольшое замешательство.

— Точней пасовку, точней! — подбадривает друзей Юрий.

Трудно выдержать атаку мастеров, еще трудней перейти в наступление на них — ведь кое-кто из команды космонавтов еще полгода назад не брал в руки волейбольного мяча. Но, может быть, это неравенство команд и придало сил товарищам Юрия. Они перешли в наступление.

— Пять — четыре в пользу космонавтов! — торжествующе кричит судья: он болеет за молодых игроков.

Еще несколько минут напряженной игры.

— Шесть — четыре!

Тренеры заволновались, стали переговариваться.

— Семь — четыре!

Мастера быстро сделали перестановку и стали, как кордон, непробиваемо. А потом мячи посыпались на площадку космонавтов, как яблоки:

— Десять — семь… — уныло объявил судья.

— Одиннадцать — семь… — едва слышно произносил он.

— Ребята! Ну что же вы делаете, нельзя проигрывать, — упрекал всех друг Юрия, как будто сам не был к этому причастен, потом принимался уговаривать: — Мальчишки! Давайте соберемся, ну давайте спокойней… Вот так, во…