Ираклий Андроников - Избранные произведения в двух томах (том первый) Страница 5

Седьмого июня 1954 года я выступил впервые по телевидению. Это число я никогда не забуду. От него пошел отсчет времени моей работы для телевидения и по телевидению. Меня предупредили, что монолог не может продолжаться по телевидению больше десяти — двенадцати минут: телевизионный экран требует действия в кадре. Но я верил в интерес зрителей к Лермонтову, к его несчастной любви, к его молодым стихам, верил в «Загадку Н. Ф. И.», в ее сюжет, в целый калейдоскоп «портретов» и уговорил предоставить мне целый час.

И тут стало ясно, что зрителя может занимать не только действие в кадре, но и действие в монологе, произнесенном в кадре. С того дня я верно служу телевидению, выступаю с устными рассказами, с беседами, репортажами, комментариями, пишу о телевидении. А когда возникла мысль закрепить мои программы в форме телевизионного фильма, я предложил ту же «Загадку Н. Ф. И.», плюс «Подпись под рисунком», плюс «Земляка Лермонтова». Это — фильм-монолог, фильм-рассказ, в котором зритель видит то, о чем говорит рассказчик, и его самого в других обстоятельствах. Чередуется «любительский фильм», снятый рассказчиком, и изображение рассказчика в студии телевидения, — действие развивается как бы в двух временах. Сценарий я написал в сотрудничестве с С. И. Владимирским, постановку осуществил на «Ленфильме» режиссер Михаил Шапиро.

Во втором фильме с малоудачным заглавием — «Ираклий Андроников рассказывает», представляющем сюиту из моих устных рассказов, я «играю» А. М. Горького, А. Н. Толстого, В. И. Качалова, С. Я. Маршака, Всеволода Иванова, В. Б. Шкловского, И. И. Соллертинского, В. Н. Яхонтова, А. А. Остужева, А. В. Гаука и, кажется, еще шесть или семь ролей. Есть у меня и другие телевизионные монофильмы («Страницы большого искусства», «В Троекуровых палатах», «Портреты неизвестных», «Воспоминания о Большом зале», серия «Слово Андроникова» и еще ряд других).

Все это не значит, однако, что я могу рассказывать с эстрады и телеэкрана решительно все: публицистические статьи или книгу «Лермонтов в Грузии в 1837 году», которую я защитил в МГУ в качестве докторской диссертации, с экрана рассказывать я не могу, хотя они и написаны разговорно. Рассказ есть рассказ.

Хотя я занимаюсь Лермонтовым всю жизнь, Лермонтовым не ограничиваюсь. Привлекает множество явлений культуры русской, грузинской, их взаимная связь, фигуры Пушкина, Руставели, Александра Чавчавадзе, Бараташвили, Гоголя, Горького, Леонидзе, Чиковани, захватывают тайны древней грузинской нотописи и образ Шаляпина, искусство Яхонтова, искусство Довженко, увлекают жанр научного поиска и теория телевидения, сокровища наших музеев и Пушкинские праздники поэзии. Что касается книг, назову три — «Лермонтов. Исследования и находки», «Я хочу рассказать вам…» и «Рассказы литературоведа», выпущенную издательством «Детская литература» шесть раз. Эту книгу считаю для себя особо принципиальной. В ней утверждается жанр, который иные иронически называют «занимательным литературоведением», что неверно потому, что тут излагаются но чужие открытия в доступной для восприятия форме, а «детектив без преступления» — «история приключений ученого»…

Годы идут. И пора мне понять, что главное в жизни пройдено. Но, к сожалению, кажется, что в работе до главного я еще не дошел, что многое надо еще исследовать и многое рассказать…

1974

ЗАГАДКА H. Ф. И

Я не могу ни произнесть,

Ни написать твое названье:

Для сердца тайное страданье

В его знакомых звуках есть;

Суди ж, как тяжко это слово

Мне услыхать в устах другого.

ТАИНСТВЕННЫЕ БУКВЫ

На мою долю выпала однажды сложная и необыкновенно увлекательная задача. Я жил в ту пору в Ленинграде, принимал участие в издании нового собрания сочинений Лермонтова, и мне предстояло выяснить, кому посвятил Лермонтов несколько своих стихотворений, написанных в 1830 и 1831 годах.

В этих стихотворениях семнадцатилетний Лермонтов обращается к какой-то девушке. Но имени ее он не называет ни разу. Вместо имени в заглавиях стихотворений, ей посвященных, стоят лишь три начальные буквы: «Н. Ф. И.». А между тем в лермонтовской биографии нет никого, чье имя начиналось бы с этих букв.

Вот названия этих стихотворений:

«Н. Ф. И.», «Н. Ф. И…вой», «Романс к И…», «К Н. И…»

Читая эти стихи, нетрудно понять, что Лермонтов любил эту девушку долго и безнадежно. Да и она, видимо, сначала любила его, но потом забыла, увлеклась другим, и вот оскорбленный и опечаленный поэт обращается к ней с горьким упреком:

Я недостоин, может быть,Твоей любви: не мне судить;Но ты обманом наградилаМои надежды и мечты,И я всегда скажу, что тыНесправедливо поступила.Ты не коварна, как змея,Лишь часто новым впечатленьямДуша вверяется твоя.Она увлечена мгновеньем;Ей милы многие, вполнеЕще никто; но это мнеСлужить не может утешеньем.В те дни, когда, любим тобой,Я мог доволен быть судьбой,Прощальный поцелуй однаждыЯ сорвал с нежных уст твоих;Но в зной, среди степей сухих,Не утоляет капля жажды.Дай бог, чтоб ты нашла опять,Что не боялась потерять;Но… женщина забыть не можетТого, кто так любил, как я;И в час блаженнейший тебяВоспоминание встревожит! —Тебя раскаянье кольнет,Когда с насмешкой проклянетНичтожный мир мое названье! —И побоишься защитить,Чтобы в преступном состраданьеВновь обвиняемой не быть!

Значит, эта девушка понимала Лермонтова, была его задушевным другом. Кто-то, видимо, даже упрекал ее за сочувствие к поэту…

Я не знаю, почему Лермонтов ни разу не написал ее имени. Я не знаю, почему за сто лет эту загадку не удалось разгадать ни одному биографу Лермонтова. Я знаю только одно, что в новом издании сочинений Лермонтова надо сделать точное и краткое примечание: «Посвящено такой-то».

И я принялся за работу.

ДНЕВНИК В СТИХАХ

И вот уже которую ночь сижу я за письменным столом и при ярком свете настольной лампы перелистываю томик юношеских стихотворений Лермонтова. Внимательно прочитываю каждое, сравниваю отдельные строчки.

Вот, например, в стихотворении, которое носит заглавие «К ***», Лермонтов пишет:

Я помню, сорвал я обманом разЦветок, хранивший яд страданья, —С невинных уст твоих в прощальный часНепринужденное лобзанье…

«Надо заметить, — думаю я, — что о прощальном поцелуе в этом стихотворении сказано почти так же, как в стихах, обращенных к Н. И. Написаны же они почти в одно время».