Грэм Робб - Жизнь Бальзака Страница 5

В 1797 г. Бернар Франсуа наконец решил жениться на Анне Шарлотте Лоре Саламбье, хорошенькой дочери галантерейщика. Ее «приличные» и «тщеславные» родители жили в парижском округе Маре. Свадьбу устроил ее отец, бывший коллега Бернара Франсуа. Лоре было всего восемнадцать, а ее мужу – пятьдесят. Даже для того времени брак был необычным; но от него выиграли оба. Бернар Франсуа, который намеревался остаток жизни наслаждаться покоем, позволил своим иждивенцам «свободу, которую он хотел для себя»12. Для Лоры же супруг со старомодными представлениями о терпимости в браке стал гарантом независимости.

Не будь у нас других источников информации, можно было бы предположить, что Бернара Франсуа выдумал его сын. Он обладал качеством, которое обычно встречается лишь у героев комических романов: несокрушимой верой, что он может влиять на законы природы. Родная дочь сравнивает Бернара Франсуа с дядюшкой Тоби из «Тристрама Шенди». Самым большим его хобби было долголетие. Он считал, что «жизненные силы» – свежий воздух, удобная одежда, умеренность во всем и одна груша на ужин – помогут ему дожить до ста лет. Уверенный в успехе, он вложил почти все свое состояние в тонтину, систему страхования с общим фондом, при которой всю сумму страховки получает член фонда, переживший остальных. Бернар Франсуа, таким образом, превосходно позаботился о том, чтобы родные ухаживали за ним в преклонном возрасте. Позже Бальзак сделал вывод, ставший одним из примеров его нестандартного мышления: хотите жить долго – обзаведитесь захватывающим хобби.

Через год и четыре месяца после свадьбы у супругов родился первенец. Луи-Даниэль появился на свет 20 мая 1798 г. Он прожил всего тридцать три дня13.

Оноре родился ровно через год после Луи-Даниэля, 20 мая 1799 г. Отец не придал значения тому, что многие сочли бы дурным предзнаменованием, и назвал сына в честь святого Оноре, на чей день пришлось рождение мальчика. Затем, словно желая подчеркнуть, что он не заражен религиозными предрассудками, он отказался крестить сына.

Позже первая любовница Бальзака, желая сделать ему комплимент, говорила, что он «орел, высиженный гусыней»14. Бальзак с ней согласился. В подтверждение он мог бы заметить, что через несколько часов после рождения его перевезли в дом кормилицы. Печальный пример поэтической несправедливости: его отправили в дом человека, торговавшего птицей.

Сестра Бальзака, Лора, весьма типично для себя объясняет такой поступок родителей в краткой биографии брата, которую она издала после его смерти: «Матушка потеряла первенца, так как хотела кормить его сама. Когда на свет появился малыш Оноре, ему подобрали опрятную кормилицу, жившую на окраине города в славном, светлом домике, окруженном садом». В свидетельстве о смерти Луи-Даниэля действительно записано, что мать кормила его сама. Хотя умер ребенок все-таки не дома, а у птичницы на соседней улице15.

Видимо, г-жа Бальзак подчинилась влиянию мужа, который убеждал ее растить первенца в соответствии с наставлениями, изложенными в «Эмиле» Руссо. В свидетельстве о рождении Оноре имеется запись N.P.E. – nourri par étrangère, то есть «вскормлен не дома». Запись доказывает, что г-жа Бальзак не стала повторять опыт со вторым ребенком. К несчастью для Оноре, смерть брата была не единственной причиной своеобразного отношения к нему матери, которое он позже расценил как отказ от себя. В 1799 г. общественная жизнь оживала после долгих лет революции, и молодая мать Оноре поспешила воспользоваться удобным случаем. Как указывает Бальзак, более откровенно, чем многие его биографы, и все же с ноткой горечи, «женщины сражались из-за героев империи, и девяносто девять процентов матерей отдавали младенцев кормилицам»16. В письмах он также намекает на то, что Луи-Даниэль имеет какое-то отношение к его судьбе: «Мать возненавидела меня еще до того, как я родился…»17

Для отца Бальзака кормилица стала разумным компромиссом: крестьяне ведут более здоровую жизнь, чем так называемые «цивилизованные люди»; воздух на окраине города чище, чем в центре, и вообще в кормилице нет ничего дурного. Самого Бернара Франсуа в детстве подкладывали к козе, у которой он пил молоко. Как ехидно предполагает анонимный биограф18, именно поэтому позже он вел себя как козел. Козье молоко Бернар Франсуа считал одной из составляющих своего железного здоровья: разве младенца Зевса не вскормила коза по имени Амалфея?

Ранние годы Бальзака сопровождаются не таким большим количеством мифов, отчасти потому, что в его вымышленном мире достаточно кормилиц, которые встречаются в любых положениях и событиях. Еще больше затемняют суть дела «реалистические» приемы Бальзака: истории, которые на первый взгляд кажутся «истинной правдой», оказываются выдумкой, зато события, окруженные ореолом нереальности, происходили на самом деле, хотя позже и были слегка видоизменены. Впрочем, сейчас можно развенчать одну легенду, которую упорно повторяли многие биографы. Считалось, что первые годы жизни Оноре провел в доме жандарма. В письме будущей жене он утверждал, что его отдали кормилице, chez un gendarme19. Как то часто бывает с Бальзаком, самая утешительная версия – будущий смутьян, выросший в доме опоры общества, – оказалась ложной. Бальзак обозвал «жандармом» саму кормилицу, употребив это слово в его разговорном значении: грозная, вздорная женщина20.

Возможно, сварливая кормилица, «жандарм в юбке» – одно из тех мифических чудовищ, которыми Бальзак населил свое детство. Ему нравилось считать себя одиноким, любящим героем, брошенным в суровый, но увлекательный мир. Несмотря на это, при беспристрастном анализе искажение переносится и на скучную реальность. Насильственное отторжение Оноре от родительского гнезда оказалось не просто медицинской предосторожностью. Он продолжал жить у кормилицы и после отлучения от груди. Первые годы жизни он провел на другом берегу реки, в деревне Сен-Сир. К родителям он вернулся в четыре года.

К сожалению, впоследствии Бальзак стал разделять мнение своего отца о том, что материнское молоко – единственная пища, пригодная для младенца; все остальное, говорит он, скорее всего, породит неестественное, изуродованное создание21: может быть, то самое создание, которое иногда появляется в шутовских нарядах в романах Бальзака. В его творчестве постоянно всплывает образ материнской плоти – тут есть над чем задуматься психоаналитику. В одной сцене горбун мечтает поджарить большую женскую грудь и сожрать ее «даже без соуса»22. В «Старой деве» серьезный молодой герой сравнивает пышные прелести мадемуазель Кормон с «жирной куропаткой, привлекающей чревоугодников»23. Щекочущее нервы сочетание полового влечения и садизма наводит на мысль о сильной обиде на мать, на горечь утраты, на желание захватить то, чего он был лишен. Впрочем, и горбун, и серьезный молодой герой живут собственной богатой вымышленной жизнью.