Ирина Баранчеева - Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба Страница 50

Тем не менее печальные события вторгались и в их хорошо налаженную жизнь. В марте 1913 года Иола Игнатьевна срочно должна была выехать в Италию. Ее мама находилась при смерти. Иола Игнатьевна теряла самого близкого и дорогого человека, которого безгранично любила и в чьей любви никогда не сомневалась. Теперь — со своим горем, со своей болью — она оставалась совсем одна…

В последние годы мать и дочь жили вдали друг от друга. Конечно, каждый год Иола Игнатьевна с детьми приезжала в Италию, но большую часть времени Джузеппина Торнаги проводила одна.

Жила она на небольшой вилле в Монца, купленной Иолой Игнатьевной в 1906 году. Небольшой белый домик, похожий на украинскую мазанку, был окружен тенистым садом.

Во всех смыслах Джузеппина Торнаги была неординарной женщиной. Милосердие, терпение, мужество и стойкость были основными качествами ее характера. Именно их она стремилась передать своей Иоле, с которой ее связывали общие духовные устремления. Обе женщины были талантливы и любили искусство, и обе, к сожалению, были несчастны в любви.

После непродолжительного брака с Иньяцио Ло-Прести Джузеппина Торнаги вышла замуж во второй раз и родила сына Максимилиана Каприлеса, сводного брата Иоле. Но и второй брак оказался недолгим, и уже к моменту приезда Иоле в Россию эта красивая и еще нестарая женщина снова осталась одна.

О том, что происходило в жизни Шаляпина и ее дочери, Джузеппина Торнаги узнала уже после 1903 года. Узнала и пришла в ужас. Шаляпин казался ей «человеком, потерявшим разум». Но своей нежной и хрупкой Иоле отчаиваться она не давала. «Подумай о том, что не ты одна, но мы все, кто больше, кто меньше, должны сражаться в этой жизни, следовательно, необходимо вооружиться мужеством и философией», — убеждала она ее.

Когда же в жизни Шаляпина появилась Мария Валентиновна, Джузеппина Торнаги надеялась, что ее дочь вернется в Италию и будет жить вместе с ней. Но этого не произошло. И Джузеппина Торнаги вновь должна была примириться со своим одиночеством. Ее сын Максимилиан хоть и жил вместе с ней, но почти не уделял матери никакого внимания. Это был деловой человек, занимавшийся поставкой древесины и строительного материала, вечно занятый и эгоистичный («второй Федя», называла она его). С утра до вечера его не было дома, но даже если он и появлялся, то не обращал на свою мать никакого внимания. Духовно они были далеки друг от друга. Иоле — вот кто был Джузеппине Торнаги по-настоящему дорог и близок!

Когда летом 1910 года Иола Игнатьевна пожаловалась матери, что она совсем одна и никто ее не понимает, та ответила:

«…Подумай о том, что здесь у тебя есть мать, которая всегда с тобой, душой и сердцем, и чувствует все то же, что и ты. Твои страдания — это мои страдания, и ты даже не можешь себе представить, как страдает твоя мама. Если бы мне сказали: ты должна провести остаток жизни в тюрьме или даже пожертвовать всем, до последней капли крови, чтобы твоя Иоле была счастлива, клянусь тебе, что я сделала бы это, не раздумывая ни минуты. В своих несчастьях думай о том, что у тебя есть мама, которая мысленно делит с тобой все твои боли».

Обе женщины оказались в одинаковом положении: они страдали от тех людей, которых любили.

«Мы с нашими благородными характерами и искренними чувствами не можем жить с теми, кто думает только о себе», — писала дочери Джузеппина Торнаги, смиряясь с печальной действительностью. «Мы не созданы для того, чтобы жить. Теперь живет тот, у кого нет ничего, ни искренности, ни чести, ни дружбы, кругом одна комедия, представление, но что меня успокаивает, так это то, что мы ближе к Богу, и так милосердный Бог нас защитит и не покинет».

В страданиях Джузеппина Торнаги не утратила мужества. Avanti е coraggio — эти слова стали девизом ее жизни. Раз эта жизнь война, нужно запастись мужеством и терпением, выдержать все испытания достойно, и тогда Бог наградит их. Так она воспитывала и свою Иоле: «После сильной грозы наступит хорошая погода, и ты увидишь, что и для тебя настанет день, когда ты получишь воздаяние за все, что вынесла».

И стоит ли удивляться тому, с каким терпением и самоотречением несла свой тяжкий крест Иола Игнатьевна?

Самые счастливые моменты для двух женщин наступали тогда, когда Иола Игнатьевна с детьми приезжала в Италию. Джузеппина Торнаги считала дни до приезда дочери, а потом… считала дни до ее отъезда, и когда это счастливое время заканчивалось, горько плакала, вновь оставаясь одна.

Теперь это была одинокая пожилая и очень больная женщина. От той гордой красавицы с высоким лбом и огромными глазами, в облике которой было что-то от Марии Стюарт, не осталось и следа. Джузеппина Торнаги превратилась в сгорбленную старушку, полную, маленькую, седую. Все меньше она выходила из дома. В последние годы мир сузился для нее до ее маленького домика в Монца, до ее villa Primavera (вилла «Весна»). Весной и летом она целые дни проводила в кресле в саду. Такой она и осталась запечатленной на последних своих фотографиях. Рядом виднеется белая стена дома, окно, закрытое жалюзями, лестница, прислоненная к стене. Джузеппина Торнаги расположилась под тенистыми ветвями деревьев, скрывающих ее от безжалостно палящего солнца. Вместе с ней — ее единственные друзья, две собаки, Гиги и Бо, покорно сидящие у ее ног. О чем она думала в эти последние спокойные дни? Вспоминала ли прошлое или молилась о бедной своей дочери, обреченной страдать где-то одной в чужой далекой стране безо всякой надежды на избавление?..

Одну из последних своих поездок Джузеппина Торнаги совершила в Милан. Поклонилась — в последний раз! — «дорогим могилам» своих родителей и родных, а потом, задыхаясь, с трудом добрела до Миланского собора, где долго молилась со слезами на глазах о своих детях, которых ей вскоре предстояло покинуть.

В конце 1912 года ей стало совсем плохо. Она слабела с каждым днем. «Я совсем пала духом от того состояния, в котором нахожусь. Поверишь ли, я похудела на тринадцать килограммов, кожа на мне висит, и я теряю между рук мое тело», — это было ее последнее письмо в Москву. Иола Игнатьевна поняла, что конец близок. Взяв с собой маленького Федю, она отправилась в Монца.

В это время Шаляпин был в Петербурге. Опять, как и семь лет назад, когда Иоле Игнатьевне требовалась его поддержка и помощь, он был занят и не мог уделить ей ни минуты внимания. В трудные моменты он неизменно держался на расстоянии, предпочитая писать ласковые и успокаивающие письма «милой своей Иолинушке», которые должны были показать ей его участие и заботу.

«Я знаю и предполагаю, милая Иола, что тебе сейчас приходится переживать, — писал он, — однако прошу тебя и советую не беспокоиться. Детишки, слава Богу, все здоровы, я с ними два или три раза разговариваю по телефону, они веселы и хорошо занимаются… Бедная бабушка, воображаю, как она страдает. Думается мне, что она не имеет много шансов на полное выздоровление. Очень печально это, конечно, но ты должна примириться с мыслью о развязке и не убиваться очень. Что же делать? Это же все вполне естественно. Забери себя покрепче в руки и думай больше всего о своем здоровье… Будь же здорова, дорогая Иолашка, coraggio е coraggio! Пусть Бог дает тебе силы, а я обнимаю тебя крепко и целую.