Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII Страница 50

Бюлов зажигает сигару.

— Вы — осел, Кемпнер. Девица легкого поведения не может быть одновременно известной журналисткой. К тому же последнюю зовут Женевьева. Они — француженки, но честный германец не может связываться с представительницами упадочной нации. Пфуй, я — пруссак, от одной такой мысли я уже сильно потею. А вот барон пошел на это! Почему, Кемпнер? Потому что барон — представитель нашей разложившейся аристократии. Он был морально чуждым нам человеком. В его доме ищите. Возможно, и француженку. Идите, Кемпнер! Гайль Гитлер!

Гостиная Дорис Шерер. У столика с бутылками, бокалами и вазой шариков льда сидят Дорис, Сергей и Иштван. Иштван одет под банковского чиновника, держится очень чопорно и почтительно.

Дорис:

— Объясните, герр Батори, какие акции вы купили, почему и как вы их продали. Я хочу постичь технику биржевой игры. Мне мало получения денег из ваших рук.

— Техника несложна, трудна мгновенная оценка настроения биржи и ответственно мгновение решения действовать. Обучить вас игре на фондовой бирже, уважаемая дама, можно только на самой бирже. С завтрашнего дня я буду ожидать вас на месте. Ровно в десять.

Дорис смеется.

— Вы забываете, что я — гауптшарфюрер СО и ответственный сотрудник большого учреждения.

— Мне очень жаль, моя дама, но тогда вам придется ограничиться участием только в последней стадии биржевой операции — в получении денег.

Все трое смеются. Курят. Пьют виски.

Иштван:

— Позвольте еще раз вернуться к делу, моя дама. Деньги требуют точности в обращении, и чем больше сумма, тем большая точность требуется в технике финансовой сделки.

Дорис:

— Что вы хотите сказать, герр Батори?

— Час назад вы заявили, что хотели бы увеличить доходность наших операций. В игре с большими суммами слову не верят. На каком-то уровне необходимо обоснование слова.

— Как?

— На час-два или даже на день понадобятся документы.

Комната аптекаря. За чайным столиком сидят Степан, Лёвушка и Иштван.

— Какова же ситуация? Доложи, Лёва.

— Линия вьется дальше: отрезок Роя оборвался, но вовремя был подвязан отрезок Анхенштока. В процессе работы этот отрезок быстро приходит в негодность, мы уже подвязали отрезок фон Кролля, а отрезок Анхенштока из осторожности сняли с работы. Отрезок фон Кролля прочный, он сможет работать долго, конкретно: сороковые годы. За это время мы подготовим ему замену.

— Есть что-нибудь новое?

— Да. Выяснилось, что Адриан выслушал Курта и матушку Луизу и заявил, что не хочет знакомиться с нами до проверки их рассказа на месте, в Берлине. Заявил, что не может рисковать безопасностью и жизнью членов антифашистской организации. Как тебе это нравится? Мы считали его молодым богачом, из причуды помогающим антифашистам, а он, оказывается, уже сколотил группу и стоит во главе! Да, в Германии у нас есть и будут верные союзники!

Столовая в доме баронессы Люции фон Голльбах-Остенфельзен. На одном конце в трауре сидит Люция, на другом — во фраке Сергей, посредине — штурмфюрер Кемпнер. Он чувствует себя неловко, путается в вилках и ножах, не знает, что делать с салфеткой и бокалом вина. Комната тонет в полумраке: позади Люции и Сергея изнутри освещены цветные витражи родовых гербов хозяина и хозяйки, на столе стоят высокие старинные подсвечники на три свечи. Ужинающих бесшумно и молча обслуживают молодой лакей во фраке с золотыми витыми погонами и миловидная девушка в черном платье с белой заколкой в волосах и в белом переднике.

Люции очень идет траур, и она понимает это. Говорит жеманно, опуская глаза с притворной скорбью:

— Герр Кемпнер, на ваш вопрос не так-то просто ответить. Полагаю, здесь скрывается тайна.

Лицо Сергея делается напряженным. Кемпнер вздрагивает и поворачивается к хозяйке, как ищейка, учуявшая добычу.

— Но почему же, баронесса, — спешит Сергей: тон у него мягкий и убедительный. — Господин барон происходит из древнего рода, последние представители которого, к сожалению, не отличались душевным здоровьем. Дед барона и его отец страдали той же болезнью, что и он сам, а дед окончил жизнь подобным же образом. Никакой тайны здесь нет!

Кемпнер вертит головой в обе стороны, старается не пропустить ни слова. После слов Сергея он разочарованно бормочет и успокаивается:

— Да, это вероятно…

Но баронесса вспыхивает:

— Ах, вы оба ничего не знаете! Граф, вы всегда были верным другом безвременно усопшего, но, простите меня, вы не замечали всего того, что замечала я.

Баронесса принимает внушительную позу. Кемпнер снова в положении легавой собаки, делающей стойку.

— В поведении барона было много странного, необъяснимого и подозрительного.

Люция красиво играет руками и поворотами головы. Сергей замирает, Кемпнер забыл все и лезет локтями в тарелку.

— Пристрастие к алкоголю возникло у моего супруга в связи с его секретными поездками за границу. Да, секретными, господа! Он пытался маскировать их разговорами об охоте, о выполнении особых заданий и прочей чепухой. Но тут-то я его и поймала на лжи. Он не заметил и продолжал лгать дальше, я уже не верила и по разным мелочам убеждалась, что барон ведет двойную жизнь.

— Не может быть, уважаемая дама! — Кемпнер от напряжения готов выпрыгнуть из собственной кожи.

— Не ошибаетесь ли вы, баронесса? — Сергей старается успокоить Люцию и увести опасный разговор на другой путь. — Быть может, тут просто-напросто замешана женщина — легкое увлечение простительно, с кем этого не бывает…

— Да, граф, женщина была, какая-то француженка.

— Француженка?! — Кемпнер раскрыл рот. — Ее фамилия?!

— Не знаю фамилии, но зовут ее Франсуаза. Ее имя я нашла в записке, забытой в жилетном кармане.

— Франсуаза?! Заметим! Так, так…

Люция поворачивается к Сергею:

— Вы ошибаетесь, граф, это не случайная мужская измена. Я установила, что, выезжая за границу, барон брал с собой служебный дипкурьерский портфель с особым замком и государственным гербом.

Сергей передергивается как от удара хлыстом. Кемпне-Ра перекосило направо к баронессе, он готов от усердия сесть ей на колени.

— Что было в этом портфеле, как по-вашему, граф?

— Не представляю себе, я никогда не встречал вашего супруга за границей.

— Да, верно, барон мне говорил об этом, тем не менее дело осложняется и выглядит еще ужаснее.

Кемпнер привстал на стуле.

— Барон использовал свою родственную связь с нашим министром и упросил его выдать паспорт на имя своего брата. Вы не прикасаетесь к еде, граф, что с вами? У вас всегда был завидный аппетит!