Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты Страница 50

Он понимал, что действиями демократов руководил Бурбулис. Ельцину нужен был повод дезавуировать настырного, всепроникающего Бурбулиса. И он этот повод находит. Он поручает Бурбулису создание демократического правительства; а затем утверждает его в должности первого вице-премьера, предлагая Геннадию Эдуардовичу практически если и не руководить (Бурбулис не специалист в экономике), то надзирать за правительством, добиваясь от кабинета идеологической верности президенту. Бурбулис, так и не сумевший реформировать президентскую власть под себя (должность государственного секретаря зависла во властной галактике), стал нащупывать свою ступень теперь уже на правительственном Олимпе. Тем не менее он получил максимум власти, сопряженной, в отличие от должности госсекретаря, с максимумом ответственности, что по замыслу президента, а вернее, сил, противостоящих Бурбулису, должно было его похоронить политически. Бурбулис это понимал, но тщеславие оказалось сильнее чувства опасности, и Бурбулис вызов принял.

Примерно в это же время на смену Ю.Петрову на пост главы администрации президента пришел С.Филатов. В определенном смысле Филатов принял эстафету не от Петрова, хотя в должностном варианте так и произошло, а от Бурбулиса. Филатов пришел в момент, когда отношения Ельцина с Бурбулисом стали катастрофически ухудшаться. И чем больше Бурбулис старался сохранить свою близость к Ельцину, тем решительнее Ельцин старался ее сначала ослабить, а затем свести на нет.

У Бурбулиса были свои изъяны. Он настырен, порой навязчив. Его молчание, сопровождаемое очень внимательным взглядом круглых, буравящих вас глаз, порою настораживает. Сначала вы чувствуете неловкость, затем раздражение. При беседах, контактах с ним, при разговорах с глазу на глаз вас не покидает ощущение, что вы не одни в кабинете, а есть еще кто-то. И этот «кто-то», объединившись с реальным Бурбулисом, оказывает на вас давление.

Филатова ельцинское окружение приняло сдержанно. То, что он противник Хасбулатова, еще не отвечало на вопрос: чей он союзник? Филатов был сторонником Бурбулиса. Именно через Филатова Бурбулис осуществлял свои замыслы в хасбулатовском парламенте. Вытеснение Бурбулиса из окружения Ельцина можно считать первой победой Илюшина (помощника президента) и Коржакова, который хотя и ревниво противостоял Илюшину, но в этом случае, скорее всего, объединился с ним. Исторический парадокс. Именно Бурбулис предложил президенту кандидатуру Филатова на пост главы администрации, когда стало ясно, что стратегическому плану вывести Филатова на первую роль в Верховном Совете (а такой план существовал) не суждено воплотиться. Причиной тому стала ожесточенная атака, предпринятая Хасбулатовым на своего первого заместителя. Спикер практически изолировал Филатова от руководства аппаратом Верховного Совета, который в прежние времена ему был подчинен. Именно тогда по совету Бурбулиса президент делает вынужденный шаг и поднимает терпящего бедствие Филатова на свой президентский корабль.

Кстати, главенствующим побуждающим мотивом демарша бывшего спикера по отношению к Филатову были тесные отношения последнего с Геннадием Бурбулисом. Хасбулатов прилюдно выговаривал Филатову: «Что вас связывает с этим порочным человеком? Он причина всех наших бед. Он разрушил, отравил мои отношения с президентом». А затем, потеряв контроль над собой, Хасбулатов скрывался на полукрик: «Я знаю причину вашей дружбы! Вы в сговоре с ним!» Сговора, разумеется, никакого не было. Филатов оставался сторонником президента, и этого было достаточно, чтобы конфликтующий с Ельциным председатель парламента почувствовал в своем первом заместителе скрытого противника.

Любопытно другое. Спустя некоторое время, когда отношения президента с Бурбулисом войдут сначала в затухающую фазу, а затем в фазу разрыва, Ельцин, узнав о встречах Филатова с Бурбулисом, о чем ему постоянно докладывал Коржаков, повторит раздраженно фразу Хасбулатова: «Что вас связывает с этим человеком? Какая необходимость поддерживать с ним отношения?» Вопрос был нелепым. Филатов пробормотал что-то в свое оправдание об их давней дружбе семьями, чем еще больше раздосадовал президента. И тоном, исключающим какие либо разъяснения, Ельцин дал понять, что запрещает Филатову подобные встречи. Тень Бурбулиса стала достаточно эффективным оружием противников Филатова в околопрезидентских кругах. Филатов, превозмогая природную воспитанность, которую окружающие воспринимают, скорее, как стеснительность и нерешительность, попытался объяснить, что он встречается с человеком, который еще вчера считался фигурой № 2 — правой рукой самого президента, его ближайшим соратником, и ему трудно так скоро переключиться на диапазон непримиримого противника по отношению к Бурбулису. Ельцину реакция Филатова не понравилась. Он перевел разговор на другую тему, а затем, словно отстранившись от собеседника, задал традиционный в таких случаях вопрос: «Ну что там у вас еще?!» Это была чисто ельцинская манера завершения беседы, когда президент давал понять, что и разговор, и присутствие собеседника его тяготят. Я помню болезненное, граничащее с отчаянием состояние Филатова, в то время еще новичка в кремлевских коридорах.

«Я все понимаю, но нельзя же так! Он много сделал для Бурбулиса. Гена, конечно, переоценил себя. Но ведь и Бурбулис сделал для него все. Он, можно сказать, просто растворился в этом человеке». Мне кажется, что Филатов, еще не начав по-настоящему работать, находясь в стадии предпостижения своей грядущей роли, увидел собственное будущее.

Не побоимся признаться себе: в предшествии власти люди разнятся. Получив ее, они обретают удивительную похожесть и одинаковость. Уже с первых дней своего пребывания на новом посту Филатов понял всю надстроечность своего должностного бытия. В лабиринте кремлевских коридоров было трудно понять — кто кем руководит? Сферы влияния к этому времени уже устоялись, и заниматься их перераспределением, что, возможно, и следовало сделать, Филатов не рискнул. Как «системник», он лучше других понимал роль аппарата в обслуживании главенствующих идей и уже создал такой аппарат в Верховном Совете России. Но в Кремле на кардинальную реорганизацию Филатов не решился. Он не написал, да и не мог написать, новых правил игры, он принял те, которые существовали до него. Коржаков с первых минут принял Филатова в штыки. Говоря фээсбэшным языком, руководитель президентской администрации сразу оказался «под колпаком».

Спустя некоторое время после своего назначения на должность руководителя ФСБ Сергей Степашин рассказывал мне: «Меня принял Коржаков. Мы обсудили кое-какие проблемы. Было ясно, что Коржаков прощупывает меня. Его интересовал масштаб моей послушности. Нетрудно было понять — сидящий напротив меня человек считает себя главной фигурой в сфере безопасности страны. И сейчас происходит некий ритуал моего посвящения. Еще до того мне уж грозили пальчиком, смотри, мол, чтоб ни-ни… Я многое знал, но ощущение удушливости, которое мне пришлось испытать при этом разговоре, было явственным и противным. Неожиданно Коржаков сказал: «Что вы все ходите к этому Филатову? Какие у вас отношения?» Меня взорвало — да кто он такой, чтобы указывать мне, с кем дружить?!»