Елена Вайцеховская - Слезы на льду Страница 51

Интервью с Плющенко в гостинице «Украина» чуть было не сорвалось, едва успев начаться. Настороженно ответив на несколько вопросов, он неожиданно поднялся с места:

– Мне кажется, мы уже достаточно поговорили. И вообще я совсем забыл. Меня ждут. Извините.

Пока я отходила от услышанного, глядя вслед фигуристу, стремительно скрывшемуся за дверями банкетного зала, в холле с обескураженным видом появился Закарян.

– Поймите правильно, Женя слишком неуверенно чувствует себя наедине с журналистом. Давайте я отвечу вместо него на любые ваши вопросы.

Ситуация выглядела одновременно и профессионально обидной, и анекдотичной. Поэтому я просто рассмеялась:

– Давайте сделаем по-другому. Для начала, ваш подопечный страшно голоден. Пусть поест – банкет все-таки. У меня к вам только одна просьба. Передайте Евгению, что я буду ждать столько, сколько нужно. Час, два… и что я совершенно не намерена чем-то его обижать. Он может сам выбрать, на какие вопросы отвечать, а на какие – нет.

Интервью в итоге получилось продолжительным и потрясающе интересным, хотя внутренне я полностью отдавала себе отчет в том, что повторно прилагать подобные усилия, чтобы вытащить человека на разговор, захочу не скоро. И что свою роль сыграли определенные обстоятельства: я никуда не спешила, все домашние дела, включая ненавистную мне глажку белья, были переделаны, наутро не нужно было отправляться на работу, к тому же в сумке лежал недочитанный и достаточно толстый английский детектив.

Все эти воспоминания автоматически всплыли в памяти в процессе беседы с «пиар-директором». Тезисно изложив гостье свои соображения насчет трудностей работы с Плющенко, заодно заметив, что бывает весьма неразумно соглашаться на интервью с корреспондентами откровенно желтых изданий и рассчитывать при этом, что речь будет идти о фигурном катании, я вдруг услышала:

– Женю нужно как-то оградить от тех, кто его окружает. И от Закаряна, и от Мишина. Они имеют на него слишком большое влияние.

– Простите, а Алексей Николаевич в курсе нашей с вами беседы? – запоздало поинтересовалась я.

– Главное, что мне абсолютно доверяет Женя, – последовал ответ. После чего гостья перешла почти на шепот: – Я могу вам гарантировать любое интервью. Давайте сделаем так: вы составите вопросы, передадите их мне, я согласую их с Евгением, запишу его ответы и переправлю готовый и отредактированный текст обратно. Вам останется только поставить под ним свою подпись. Еще лучше – опубликовать это интервью сразу в нескольких изданиях…

В комнате вдруг повисла мертвая тишина. Я почувствовала, что стучать по клавиатурам перестали даже редакторы. Глаза моей коллеги Ольги Линде сделались огромными как плошки, и в них заметалось хищное ожидание близкой крови. «Паноптикум!» – пронеслось в голове.

– Простите, но я так не работаю. Привыкла свои материалы писать сама. И разговаривать привыкла сама – без посредников. Вы, кстати, отдаете себе отчет в том, что у большинства спортивных журналистов, и тем более у нашей газеты, не бывает проблем с поисками потенциальных собеседников в принципе?

Несколько секунд гостья молча поедала меня взглядом. Затем довольно резко спросила:

– Я могу узнать, за кого вы болеете? За Плющенко или за Ягудина?

– Ни за кого. Тем более что Ягудин вот уже два года не выступает в соревнованиях.

– И все-таки?

– А вам не приходит в голову, что можно восхищаться обоими? Честно могу признаться, что дуэль Плющенко–Ягудин – самое красивое и захватывающее, что мне приходилось видеть за годы работы в фигурном катании. И очень жаль, что этот период уже позади.

– Да как вы можете сравнивать! – воскликнула собеседница. – Ягудин – вообще не фигурист. Летающая табуретка! Ни музыкального слуха, ни внешности. А Женя – он же гений! Моцарт! Каждое движение, которое он делает, пронизано одухотворенностью, волшебством! Такие, как он, рождаются раз в сто лет! Или вы и это будете отрицать?

Я все-таки разозлилась.

– Давайте рассуждать так: если бы моей специализацией было искусство, я бы с удовольствием обсудила с вами такие материи, как одухотворенность и музыкальность. Но я – спортивный журналист. А в спорте все предельно просто. Есть результат. И этот результат наглядно свидетельствует о том, что Ягудин – четырехкратный чемпион мира и олимпийский чемпион. А Плющенко – нет.

– Ага, – зловеще прогремело в комнате. – Я так и знала. Меня предупреждали, что вы – человек Тарасовой!!! Теперь я лишний раз убедилась в этом. Прощайте!

Чернобурые полы шубы взметнулись и вместе с хозяйкой исчезли за дверью. Коллеги уставились на меня с недоумением и состраданием: «Что это было?»

Оставалось разве что ответить фразой из анекдота: «Овсянка, сэр…»

Сезон 2004 года сложился для Плющенко тяжело. Он проиграл финал «Гран-при» канадцу Эммануэлю Санду, но то поражение стало следствием нарушения правил и по сути совершенно таковым не являлось. А вот чемпионат Европы, который проходил месяц спустя в Будапеште, фигурист, единолично царствовавший на вершине пьедестала целых два года, проиграл уже сокрушительно – французу Брайану Жуберу. Нервы чемпиона, порядком истрепанные четырехлетним противостоянием с Ягудиным и успевшие еще больше ослабнуть за время абсолютного единовластия, не выдержали напряжения. Так что само выступление являло собой классический пример психологического срыва. Очень напомнивший, кстати, олимпийский старт Плющенко в короткой программе в Солт-Лейк-Сити.

Ни один из прыжков по качеству выезда не получился безупречным, но в общем контексте происходящего (Плющенко едва справлялся не только с прыжками, но и с вращениями) достижением становилось уже то, что фигурист устоял. В итоге Евгений получил по две оценки 5,4 и 5,5, четыре – 5,6, пять – 5,7 и одну 5,8. Зато за артистизм исполнения, которым в программе с таким количеством срывов не пахло по определению, арбитры насыпали от души. Четыре оценки 5,8 и три – 5,9 не лезли ни в какие ворота.

Когда прошел первый шок от поражения фаворита, оставалось назвать вещи своими именами: Плющенко и Мишин пришли к тому, к чему упорно (хотя, скорее всего, вовсе не отдавали себе в этом отчета) направлялись с самого начала сезона. С постоянными упоминаниями о серьезности травмы колена весьма плохо увязывалась непрерывная череда всевозможных показательных выступлений, напоминавшая порой – на что обратили внимание многие – банальный гастрольный «чес» театральных артистов.

Судя по тому, что в Будапешт фигурист прилетел с очередного шоу из Швейцарии, чемпионат Европы ни в коей мере не рассматривался им как сколь-нибудь серьезный турнир. Не случись блистательного выступления Жубера, заставившего Плющенко занервничать всерьез, возможно, все сложилось бы иначе. Но оно случилось. И тут же поползли слухи: «Плющенко не держит удар».