Татьяна Воронецкая - Леонид Филатов Страница 51

...Еще в школе в Ашхабаде я не пропускал ни одного фильма, который выходил на экран. Венгерское, польское, «Новости дня» и науч.-поп. – я смотрел все. И вот я поступил в театральное училище имени Щукина и стал актером, меня позвали в театр... на Таганке. Я уже играю. А в кино не зовут. Но я продолжал усердно ходить в кино в Москве. Я прорывался в Дом кино на закрытые просмотры... дружил и дружу с Владимиром Владимировичем Дмитриевым – это наш киновед, ученый... работает в Госфильмофонде, в Белых столбах. И он меня пригрел вниманием, позволял смотреть самое разное кино. ...И когда мне было уже чуть за тридцать, меня позвал в свою первую картину на Мосфильме Костя Худяков, называлась она «Иванцов, Петров, Сидоров». Фильм этот, по счастью, увидел Саша Митта, с которым мы были знакомы, но не работали никогда вместе и даже особенно не общались, а почему-то он меня позвал в картину «Экипаж». Так началась карьера киношная. Хотя я в ту пору еще не до конца верил, что вот сейчас начнется работа, сейчас начнется кино, хотя Саша Митта сам сказал – ты будешь знаменит. Завтра же... Посыпались всякие сценарии, звонки, приглашения, но как-то все очень быстро... Все это стало обыденным, обычным. ...Кто-то правильно сказал – сбывшаяся мечта перестает быть мечтой, той недостаточностью, за которой все время следует идти, к чему надо стремиться.

...Наверное, потому что те двигатели, которые как бы мной руководили на том или другом этапе жизни верные, наверное, ушел бы опять от Эфроса, – конечно, ушел бы, но я ощущал свою правоту, и мне было там противно. Но – другой вопрос – как бы это я сделал? Я бы это уже сделал без шума и без желания соучастия других. Я бы ушел тихонько, притворив дверь и сильно не обращая на себя внимания. Вот это точно. И массу вещей я сделал бы также... Я сделал бы также, но все тише и скромнее раз в сто.

...Распалась Таганка – лучше, если бы не распалась. Потому что касается меня – я все равно в театре не работал. Я ушел. Рано ли поздно. При болезни ли без болезни. К сегодняшнему дню я, так или иначе, был бы уже не в театре. Так советская власть, как понимаешь, ни при чем. А то, что были какие-то перипетии, связанные с Эфросом, всегда были порядочные поступки и малопорядочные. И при советской власти, и без нее. Без нее просто их стало больше. Не благодаря советской власти – как бы она порядочнее была, просто люди в целом были неправильно воспитаны, но все-таки читали много книжек, скажем так. И меньше слушали Алену Апину.

...Если принять по поводу Моцарта и Сальери такую знаковую систему – не добро и зло, как принято говорить, е6сли отбросить эту как бы сплетню, которая, кстати, сказать, не имеет подтверждения в истории, но поддержанная Пушкиным, что Сальери злодей, завистник, бездарь, неумеха. Это неправда... честный, труженик, но... не хватал звезд с неба. Моцарт гений... духа. Гений. Это уже Промысел Божий. Трудом не всего можно добиться... хотя труд, конечно, много значит можно и гениальность проиграть, если не трудиться. Так вот применительно к Моцарту и Сальери – я, конечно, хотел бы быть Моцартом, хотел быть гениальным человеком. Но – так у меня не получилось. Мне вообще в жизни мало, что давалось легко. Все давалось с трудом... какая-то часть Сальери есть и во мне.

...Я людей-то не травил. И завистником, честно говоря, не был, по счастью никогда. Потому что я не могу назвать человека, которому бы я завидовал. Хоть сколько-нибудь. Во-первых, я рано понял, что чувство неплодотворное – зависть. Оно как бы разрушает тебя самого, ничего тебе не добавляет. А во-вторых, просто не было такого объекта, которому я хотел бы завидовать. А что касается продукции, которую я выдавал всю свою жизнь, было по-разному: что-то давалось легко, что-то очень трудно. То есть я наверное и Моцарт, и Сальери в каком-то процентном замесе. А самого процентного расклада – не знаю...

...Наверное, любой человек, когда проглядывает – чего бы еще – я этого не сделал. Если записывать всю жизнь – выясняется – что ничего не сделал из того, что человек как бы определил для себя. Любой человек. Но когда счеты в жизни... Кому можно предъявить счет? Глупо догонять вчерашний день. Конечно, много плохого могло бы не быть. Мог бы быть и менее агрессивным, поумнее бы. Удачливее? – Не могу сказать, грех жаловаться, все-таки мне много везло...

...Нет, это уже правда, железно, без всякого кокетства. Опять же... к себе, тут нет никаких формул для всех. Ну, вот я и сейчас для себя уже не вижу смысла в профессии актера. Я все равно сегодня занимался бы чем-нибудь другим. Чем-нибудь, наверное, рядом, чем-нибудь в искусстве, но не в профессии актера. Все-таки эта профессия, где многое зависит от количества физических сил, от здоровья... То есть любая профессия, и писательская, требует здоровья. Любое творчество, но актерство мне кажется, что в актерстве как бы – это такая топка: кидаешь, кидаешь, кидаешь и ... никакого ответа.

Слово «звездность» оставьте себе, потому что я не понимаю и не понимал никогда... и сегодня звезд этих не мерено... Девицы внимание проявляли ко мне некоторое время. Не будем обольщаться. Девицы, в основном воспитанницы ПТУ. Ну не важно. Все равно женского пола. Проявляли, да. Но это как бы заслуга кино, а не моя... У нас народ смешной, все путают. Воспринимают все впрямую. Вот и девочки предполагали, видно, что я только гляну – и только держись. Девочки были молоденькие, надо сказать, совсем молоденькие – лет шестнадцать, но это был период короткий, и мне хватило ума сообразить, что это имеет малое ко мне отношение. Примерно это выглядит так – а ты любил, когда тебе под елочку в детстве подарочек кладут? – Да, приятно, любил...

...Может такая связь и есть. ...Вообще у артистов есть такая байка наоборотная. Что когда много играешь смерть свою на сцене или в кино, в особенности в кино, потому что фиксация, то тебя – все беды минуют. Пятнадцать-то уж точно раз умирал в картинах. На экране я умирал. Когда стреляли, убивали, резали. А если играть классику? Шекспира, скажем? Сама профессия предполагает – тут ничего не поделаешь. Есть люди, которым не везет. ...не касаясь, скажем – каких-то имен в драматургии, в театре. Которые как-то проехали мимо смертей. Но это бывает редко. А театр, когда подумаешь... Но, вот «Свобода или смерть». Расстрелял себя на улицах города Парижа. Уже будучи сильно больным. Этого не следовало делать, мне кажется. А моя мама фильм «Забытую мелодию для флейты», последнюю часть, смотреть не может – выключает телевизор. Где я помираю, реанимация... «Не могу и все... Плачу и не могу, мне плохо», – говорит.

...Проблема не только русских артистов, вообще, но русских прежде всего, видимо, во-первых, нет того, западного уровня благополучия... Скажем, человек отдыхает во всем мире, иначе чем в России где ничего кроме водки не придумано. А усталость... А количество получаемых денег, заработанных и насыщенный трудом день и скитания по гостиницам не высшего качества – все предполагает... и что... не спится. Каким образом отдыхать? Человек даже не пьющий: сначала полстаканчика, полстаканчика... вот и... какое-то время... он не понимает... любой здоровый человек, даже предупрежденный, не понимает, что это не может длиться вечно. Но, год так продержитесь, даже сил уже остается в три раза меньше. Человек устает, а уже привычка. Так что очень многие артисты наши спивались и это не секрет. Это трагедия как бы наша, искусства нашего актерского вообще. И на Западе пьют очень сильно. Кто пьет, кто колется. Человек, все время изображающий другого, чужие эмоции, чужие страсти – он стареет быстрее, чем люди других профессий. Это эмоциональное полустрессовое состояние – оно диктует свои условия. Я не оправдываю артистов, хотя уверен, что в Росси пьет все общество. Инженеры пьют не меньше актеров. Но артисты – люди на виду. Артисты выпивают, – значит пьяницы. Все они, пьяницы. Что не совсем так. Но спорить с этим – неохота, потому, что подтверждение обратному тоже есть.