Любовь Калинина - Владимир Климов Страница 51

Когда на следующий день Климов подошел к зданию управления, на пороге его встречали сам глава фирмы «Гном-Рон» и вчерашний собеседник. Постоянная ирония и надменность, которые неизменно чувствовали по отношению к себе все представители советской делегации, вдруг сменилась на искреннее почтение и подчеркнутую вежливость. Так, в сопровождении первых лиц фирмы Владимир Яковлевич прошел в цех, где до сегодняшнего утра стояли ряды готовых к отправке моторов. Ни одного двигателя в цехе не было. Бесследно исчез и купленный им вчера мотор, предназначенный для разборки. Владимир Яковлевич молча повернулся к сопровождающим в ожидании объяснений.

– Вы оказались правы, месье Климов. Приносим наши извинения. Владимир Яковлевич посоветовал фирме применить новый способ смазки по теории исследователя Петрова. Русский ученый, наблюдая работу трения вагонных букс, выдвинул новую теорию о гидродинамической смазке, которая была прямой противоположностью применяемой во всем мире теории Кулона. Согласно Кулону, сила трения поверхностей не зависит от площади соприкасающихся поверхностей и скорости их движения. А по теории Петрова, наоборот, находится в прямой зависимости. Теорию Петрова подхватил и разработал исследователь Гумбль. Его книга о новой теории смазки была уже напечатана на немецком языке, но во Франции о ней ничего не знали. Владимир Яковлевич, неизменно отслеживающий все технические новации, тщательно изучил новую теорию и рекомендовал фирме воспользоваться ею для расчетов работы подшипников.

После этого случая между французскими и советскими специалистами больше не было никакого непонимания. А репутация Климова как одного из лучших авиаконструкторов в мире не вызывала на фирме никакого сомнения.

В знак благодарности председателю Приемочной комиссии за столь значимое участие в совершенствовании мотора «Юпитер» фирма торжественно сообщила о своем решении – изменить прежние условия договора и предоставить СССР лицензию на этот двигатель… бесплатно.

Весточка с Родины

Новый 1930 год встретили шумно и весело, собравшись семьями в небольшом ресторанчике на бульваре Сан-Мишель. И дети, и взрослые вспоминали Россию, предвкушая скорое возвращение к родным. Работа по приемке моторов была отлажена как часы, оставалось даже время для научно-теоретических наработок. И месяцев через пять-шесть они уже будут дома.

Последнее время письма от родных приходили редко, и вскоре разговор зашел о новостях, которые тем или иным путем доходили с родины. Заметно подвыпивший Столяров вдруг обронил:

– Не очень-то и радует меня перспектива скорого возвращения…

– Девушки, что же вы все сидите? Давайте танцевать, как-никак сегодня праздник, и мы в Париже, – прервал его Бауэр и первым со своей супругой закружился под звуки венского вальса…

А вскоре Климовы получили письмо из Москвы от Ружены Францевны. Женя и Маня вышли к тому времени замуж и жили отдельно: Женя – в Твери, а Маня – в Москве, на Покровке. Та поздравляла своих родных с Новым годом, а в конце писала, что невероятно скучает без них в опустевшей квартире. Вера, несколько раз перечитав небольшое послание, за скупыми материнскими строчками почувствовала какую-то недоговоренность, что-то тревожное и недоброе.

– Почему мама так пишет? Это неспроста. Где же папа?

– Веруся, я попробую узнать, но на успех мало надеюсь. Сотрудники очень напуганы происходящим на родине, вряд ли кто из Торгпредства решится сделать запрос.

Однако смельчаки все-таки нашлись и узнали, что Полубояринов Александр Сергеевич арестован ОГПУ 2 января 1930 года по обвинению «во вредительстве в металлопромышленности» (ст. 58/7, 58–11 УК РСФСР).

Известие об аресте тестя поразило Владимира Яковлевича. Он вернулся домой в тот день позже обычного, дети безмятежно спали. Услышав трагическую новость, Вера опустила голову и долго-долго молчала.

– Как же так – арестован… Почему? За что? Нелепость какая-то…

– Веруся, я нисколько не сомневаюсь в невиновности Александра Сергеевича. Не будем накликать беду, ведь арестован – не значит осужден. Я никогда тебе раньше не рассказывал. А ведь Николай Романович тоже был арестован, еще в двадцать третьем, но потом, как видишь, разобрались и отпустили.

В те минуты Владимир Яковлевич и сам не предполагал, что выбрал худший аргумент. Вскоре будет арестован, а затем осужден и Брилинг, и еще сотни представителей технической интеллигенции из самых разных областей промышленности. И уж конечно, из мира авиации, развивавшейся не столь успешно, как хотелось бы вдруг заболевшему воздухоплаванием Сталину, ставшему к этому времени единственным лидером и непререкаемым авторитарным вождем многострадальной родины.

Но, успокаивая жену, сам Владимир Яковлевич между тем был абсолютно не уверен, что все обстоит так просто. Он уже знал о репрессиях в авиапромышленности и понимал, что теперь добрались и до старых специалистов.

И только под утро Вера дала волю слезам. Распухшее лицо мамы не осталось не замеченным детьми, но спросить, что же произошло, они никак не решались. Брат и сестра долго шептались, спорили, но так ничего и не поняли в происходящем. Атмосфера горя повисла над некогда счастливым домом Климовых. Вспоминая те дни, Ирина Владимировна позднее напишет: «Внешне наша жизнь ничем не отличалась от прежней. Мы съездили на побережье Нормандии. Мама все так же делала покупки в излюбленных маленьких магазинчиках и ходила по утрам на рынок бульвара Сен-Мишель… Рынок был необыкновенный. Рано утром торговцы устанавливали каркасы палаток, закрепляя их в гнездах на тротуаре, сверху натягивались тенты – и буквально за полчаса пустынный бульвар превращался в разноцветный палаточный городок. К полудню он исчезал, как будто по мановению палочки. Асфальт после шумного торжища тщательно мылся. Я и сейчас помню зычный голос торговки рыбой:

– Voici l „poisson! Voici l” poisson! – разносилось по всему кварталу с характерным проглатыванием некоторых звуков и особым растягиванием двух „ss”. Одновременно с этим она ловко орудовала ножом, беспрерывно чистя продаваемую рыбу.

Вспоминаются и две монашки в громадных белых головных уборах из накрахмаленной ткани, привозившие на продажу фрукты и овощи из монастырского сада. Одна из них занимала место на высоком открытом облучке старенького грузовика и лихо управляла большущим рулем, а другая садилась рядом, одной рукой постоянно придерживая огромный кошелек, висевший на груди.

Но постепенно наш быт становился все более уединенным. Мы меньше ходили в гости, реже принимали у себя. Впрочем, такие изменения происходили со всеми советскими гражданами».