Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 Страница 52

— Надо, — сказал я ей, — чтобы, едва выйдя, оно коснулось кольца. Если повторить операцию три или четыре раза в день, пять-шесть дней подряд, дверца должна открыться и плод должен выйти сам под действием собственной тяжести.

Растолковав ей дело и внушив, что описание действия этого средства, по-видимому, похоже на правду, с физической точки зрения, я сказал, что, поскольку ее возлюбленный отсутствует, ей необходимо будет завести друга, который поселится с ней и кого никто не сможет заподозрить, который послужит ей три или четыре раза в день галантным лекарством. При мысли об этом она не смогла удержаться от смеха. Она серьезно спросила меня, не шутка ли это, и, наконец, перестала сомневаться, когда я предложил ей принести манускрипт, где изложена вся та теория, что я ей рассказал.

Она не стала настаивать, чтобы я его принес, когда я сказал, что манускрипт на латыни; но я увидел, что убедил ее, когда стал рассказывать о чудесах Арофа и о том, что об этом говорит Бохераве.

— Ароф, — сказал я ей, — великое средство, чтобы провоцировать месячные регулы.

— И, — ответила она, — поскольку месячные регулы не могут появиться, когда женщина беременна, Ароф становится средством, чтобы произвести аборт. Сможете ли вы его изготовить?

— Это легко. Это пять ингредиентов, которые берут в виде порошка и размешивают в меду или сливочном масле. Это мазь, которая, когда касается кольца, должна привести его в любовное возбуждение.

— Нужно также, мне кажется, чтобы тот, кто его применяет, любил.

— Разумеется, по крайней мере если это не существо, которое, подобно ослу, не нуждается в любви.

Она оставалась в задумчивости добрую четверть часа. При всем ее уме, наивность ее души не позволяла ей предположить обмана. В свою очередь, удивленный тем, что, выдал ей эту сказку со всеми чертами правды без всякого предварительного замысла, я молчал.

Прервав, наконец, молчание, она сказала мне с грустным видом, что не может и думать использовать это средство, которое, впрочем, кажется ей замечательным и натуральным. Она спросила, много ли времени требует приготовление Арофа, и я ответил, что требуется только два часа, если можно достать английский шафран, который Парацельс предпочитает восточному.

Вошедшая вместе с г-ном Фарсетти ее мать прервала нашу беседу. Она просила меня остаться обедать, и я согласился, когда Мисс сказала, что также придет к столу. Она явилась туда с талией нимфы. Я не мог и подумать, что она беременна, несмотря на то, что она меня в этом убеждала. Г-н Фарсетти занял место рядом с ней, а ее мать — рядом со мной. Мисс, думая об Арофе, вздумала спросить у своего соседа, который слыл великим химиком, знает ли он о нем.

— Думаю, — ответил он, — что знаю о нем больше, чем кто-либо другой.

— Для чего он пригоден?

— Вы задаете мне слишком широкий вопрос.

— Что означает это слово Ароф?

— Это арабское слово. Об этом нужно спросить у Парацельса.

— Оно не арабское, — сказал я ему, — и ни с какого-либо другого языка. Это слово обозначает два: Аро: арома; ф: философорум (Aro: aroma; ph: philosophorum ).

— Это Парацельс придал вам такой эрудиции? — возразил желчным тоном Фарсетти.

— Нет, месье, но Бохераве.

— Позвольте посмеяться, потому что Бохераве ничего не говорит об этом; но мне нравятся храбрые умы, которые его цитируют.

— Смейтесь, сколько вам угодно, но это пробный камень. Я никогда не цитирую наугад.

Говоря так, я бросаю на стол свой кошелек, полный луи. Фарсетти неприязненно говорит, что он никогда не держит пари. Мисс, смеясь, говорит, что это верный способ никогда не проигрывать. Я возвращаю кошелек в карман и, как бы по надобности, выхожу и отправляю моего лакея к м-м д'Юрфе принести том Бохераве, в котором я прочел это накануне. Я возвращаюсь к столу и развлекаю всех разными разговорами, пока не возвращается мой лакей, который приносит книгу. Я сразу нахожу место и приглашаю г-на Фарсетти убедиться, что я цитировал правильно. Вместо того, чтобы посмотреть, он встает и уходит. Мадам говорит, что он ушел, разозленный, и что он больше не вернется; Мисс предлагает пари, что он вернется завтра же, и она выигрывает. Этот человек после этого стал моим открытым врагом, и при случае это всегда доказывал.

Мы все отправились в Пасси на концерт, который давала Ла Попелиньер, и остались ужинать. Я встретил там Сильвию и ее дочь, которая на меня дулась; она была права, я не мог видеться с ней каждый день, но я не знал, что мне с этим делать. Человек, который развлекал весь стол и сам ничего не ел, был Сен-Жермен. Все, что он говорил, было фанфаронадой, но все было исполнено благородства и ума. Я за всю мою жизнь не знал более искусного и обольстительного обманщика.

Я провел весь следующий день у себя, чтобы ответить на большое количество вопросов, которые мне направила Эстер, но очень уклончиво на все, касающиеся коммерции. Помимо опасения скомпрометировать мой оракул, я дрожал, сознавая, что, вовлекая ее отца в ошибку, я могу повредить его интересам. Он был самый порядочный из всех миллионеров Голландии. Что касается Эстер, она осталась в моем уме лишь как нежное воспоминание.

Мисс Кс. К.В. полностью занимала меня, и, несмотря на мое кажущееся безразличие, я слишком понимал, что люблю ее и что могу быть счастлив, лишь став ее любовником без всяких оговорок. Но я переживал, сознавая, в каком затруднении я окажусь, когда она не сможет больше прятать свою полноту от семьи. Я раскаивался, что говорил ей об Арофе; видя, что в течение трех дней она со мной не говорила, я решил, что вызвал у нее подозрение, и что уважение, которое она испытывала ко мне, сменилось неприязнью. Это предположение меня унижало; я не находил больше в себе смелости пойти с ней повидаться, и я не знаю, решился ли бы на это, если бы она не написала мне записку, в которой говорила, что у нее нет иного друга, кроме меня, и что она не просит у меня другого знака внимания, кроме того, чтобы приходить к ней каждый день, хотя бы на секунду. Я принес ответ лично, заверив ее, что моя дружба к ней постоянна, и что я ее никогда не покину. Я обрадовался, понадеявшись, что она будет говорить об Арофе, но напрасно. Я, впрочем, решил, что она об этом не думала, и что я не могу более на это рассчитывать. Я спросил у нее, не желает ли она, чтобы я пригласил к себе обедать ее мать вместе со всей семьей, и она ответила, что это доставило бы ей удовольствие.

Этот обед получился очень веселый. Я пригласил Сильвию и ее дочь, итальянского музыканта по имени Магали, которого любила сестра Мисс, и Ла Гарда, музыканта и певца бас-профундо, которого приглашали во все приличные компании. Никогда не видел Мисс более веселой, чем в этот день. Покидая меня к полуночи, она сказала прийти к ней завтра пораньше, потому что у нее есть что сказать мне очень важного.