Вячеслав Козляков - Герои Смуты Страница 53

Князь Федор Иванович Третьяков Пожарский, как и его брат Иван Иванович, входил в Государев двор. Их имена были записаны в Дворовой тетради 1550-х годов среди помещиков, служивших по Ярославлю[313]. Наряду с ярославскими поместьями, у них имелись владения и в других уездах — Ржевском[314]и Мещовском. Князь Федор Иванович Пожарский (упомянутый как мещовский помещик) поручился в 1565 году за боярина Ивана Петровича Яковля. Возможно, он и раньше входил в число князей и детей боярских — поручителей по опальным боярам, которых царь подозревал в измене[315]. То, что его имя встречается среди «печальников», бравших «на поруки» опальных, — небольшая, но характерная черта для понятий о лучших личных качествах, переданных им своему внуку. И пусть с местнической точки зрения дед князя Дмитрия Михайловича Пожарского не продвинулся высоко по лествице рода, но совсем незаметным на службе царя Ивана Грозного его назвать нельзя. Не исключено, что его прозвище — «Немой» — одно из объяснений относительной неудачи его карьеры.

Еще меньше сведений сохранилось о службе отца князя Дмитрия Михайловича, князя Михаила Федоровича Пожарского, названного в родословцах «Глухим». Это прозвище может быть показательно для передачи в роду некоего природного изъяна. Дело в том, что иногда прозвища действительно подчеркивали физические особенности, раны и увечья людей. Часто в них очень точно и беспощадно обыгрывались личные качества, присущие тому или иному человеку, то, как он выглядел или вел себя. Но не обязательно трактовать каждое прозвище буквально — не исключалась и возможность прозвища «от противного». Порой прозвище лишь намекает на что-то понятное современникам и неопределенное для историков. Откуда появилось прозвище князя Михаила Федоровича Пожарского, точно сказать нельзя, но, возможно, оно также объясняет причины, по которым и отцу князя Дмитрия Пожарского трудно было сделать ратную карьеру.

Около 1570/71 года князь Михаил Федорович женился на Евфросинье (Марии), дочери записанного в Дворовой тетради сына боярского по Коломне Федора Берсенева Беклемишева[316]. Свадьба пришлась на разгар опричнины, но князья Пожарские не побоялись вступить в родство с потомками знаменитого «Берсеня» — Ивана Никитича Беклемишева, казненного в 1525 году, — возможно, потому что царь Иван Грозный уже связал круговой порукой князей Пожарских и Беклемишевых, заставив их вместе выступить «печальниками» за опальных бояр в 1560-х годах[317]. Собеседник Максима Грека, человек весьма образованный, по отзывам современников, дед невесты Берсень Беклемишев входил в круг советников великого князя Василия III (хотя и не был членом Боярской думы). В оправдание своего «колючего» имени (означавшего колючий кустарник или крыжовник) он говорил «встречу» самому великому князю Василию Ивановичу[318]. Именно Берсеню Беклемишеву принадлежат часто цитирующиеся слова о государе, который «запершыся, сам третей у постели всякие дела делает»[319]. Так прадед князя Дмитрия Михайловича Пожарского по материнской линии характеризовал московское самодержавство, явственно проявившееся уже в начале XVI века. Породнившись с Беклемишевыми, род которых, впрочем, при Иване Грозном уже не включили даже в Государев родословец, князья Пожарские наследовали и этот ореол опалы, наложенной за слова правды, пусть консервативной, но дорогой не одному Берсеню. Однако впоследствии окажется, что это родство поможет проложить князьям Пожарским дорогу в «Верх» (так тогда называли кремлевские покои царей и цариц). Считалось, что Берсень Беклемишев защищал отправленную великим князем Василием III в монастырь великую княгиню Евдокию Сабурову, а она была родственницей Годуновых.

У рода Беклемишевых всегда были особые отношения с Троицесергиевым монастырем, по соседству с которым издревле располагались их земли[320]. Федор Иванович Берсенев Беклемишев участвовал в заседаниях земского собора, решавшего вопрос «о Литовском деле и о ливонских городах» и о продолжении войны с польским королем в 1566 году[321]. Показательно, что князю Михаилу Федоровичу Пожарскому выпало исполнить последнюю волю своего свекра князя Федора Берсенева и сделать вклад в Троицесергиев монастырь — передать вотчину сельцо Калмань в Юрьев-Польском уезде в 1572/73 году. Распорядились берсеневским наследством оба князя Пожарских — князь Федор Иванович и князь Михаил Федорович, написав ее за монастырем, как сказано во вкладной книге, «по себе, да по Федоре Берсеневе, и по своих родителех»[322]. Для князя Федора Ивановича, сохранявшего старшинство в роду, исполнение воли своего богатого свойственника оказалось достаточно прибыльным делом, хотя, скорее всего, эта была компенсация за приданные земли. За вотчину Федора Берсенева князь Федор Иванович Пожарский получил из Троицесергиева монастыря огромную сумму денег — 400 рублей (для сравнения: царь Иван Грозный в 1571 году сделал вклад по своей царице Марфе в 700 рублей)[323]. Считается, что князь Федор Иванович Пожарский умер 2 июля 1581 года и был похоронен в Троицесергиевом монастыре. Однако недавно был обнаружен документ, в котором дед князя Дмитрия Михайловича упоминается еще осенью 1582 года[324]. Исследователи-генеалоги спутали двоюродных братьев и полных тезок. Мало кто обращал внимания на то, что захоронения князей Хворостининых и князей Пожарских расположены рядом[325]. А это было совсем не случайно, так как старшая ветвь князей Пожарских породнилась с известными опричниками князьями Хворостиниными[326]. Не этим ли, кстати, объясняется то, что бурная эпоха опричнины была пройдена Пожарскими почти без потерь?

К сожалению, этими сведениями исчерпывается то немногое, что мы знаем о прямых предках князя Дмитрия Михайловича Пожарского по мужской линии. Пока был жив дед, князь Федор Иванович Пожарский, дела семьи должны были держаться на нем, так как его сыну князю Михаилу Федоровичу не удалось получить сколько-нибудь заметного чина в службе и войти во двор царя Федора Ивановича.

Первым ребенком в семье княжны Евфросиньи Федоровны и князя Михаила Федоровича Пожарского была дочь Дарья, родившаяся в самом начале 1570-х годов. Несколько лет спустя появился на свет старший сын Дмитрий, которому и суждено было на века прославить свой род. Считается, что он родился 1 ноября 1578 года. Однако точный день, месяц и год его рождения вычисляются лишь по косвенным признакам, а значит, существует вероятность ошибки.