Борис Шапошников - Воспоминания о службе Страница 53

Мой родной 1-й Туркестанский стрелковый батальон находился в лагерях. В городе удалось увидеться лишь с несколькими товарищами. Нужно было явиться в батальон и представиться новому его командиру. Получив разрешение Рота съездить в лагерь под село Троицкое, я отправился туда. Много изменений произошло за три года: по сухомлиновской реформе 1910 года батальон развертывался в полк. Вторым батальоном в его состав входил бывший 4-й Туркестанский батальон. Приказом по военному ведомству от 20 июля я уже числился штабс-капитаном 1-го Туркестанского стрелкового полка. Посещение полка и встреча со старыми товарищами были для меня праздником. Прежде всего я представился новому командиру полка полковнику Федорову. Невысокого роста, седоватый полковник принял меня вежливо, но суховато. Прибыл он из полка, расположенного в европейской части России. Производил не особенно приятное впечатление. Полком он, собственно говоря, не командовал, так как трезвым бывал только с утра. Офицеров Генерального штаба признавал лишь тех, которые водили с ним компанию.

Окунувшись в жизнь полка, я понял, что в нем уже нет той «старой туркестанской» атмосферы, какая была до моего отъезда в академию. Теперь 1-й Туркестанский стрелковый полк не отличался от обычного пехотного полка с его нравами и обычаями. Старые офицеры почти все ушли из батальона. Остался лишь прежний помощник командира полка по строевой части полковник Смирнов. На его авторитете, собственно, и держалось общество офицеров.

Вернувшись из лагеря, я недолго прожил в городе: 13 июля приказом по штабу округа был послан в тот же лагерь для ознакомления с подрывным делом и для испытания прикомандированных к Туркестанской саперной бригаде чинов пехоты. Попал в новую среду, мало мне знакомую. С большой пользой для себя занялся не только подрывным, но и вообще саперным делом. 9 августа я снова явился в душную комнату капитана Рота. Вскоре, подыскав себе квартиру, переехал от Филаретова.

Крупных маневров и учений из-за реорганизации пехоты в округе не было; приходилось вести текущую переписку. В отчетное отделение заходило много офицеров Генерального штаба: через него шли все назначения, командировки и вообще всякие передвижения. Поэтому за осень я узнал офицеров Генерального штаба почти всего округа.

Время летело незаметно. Нужно было отправляться в полк для цензового командования ротой. 20 октября 1910 года прибыл туда и принял 7-ю роту. Итак, я снова в строю. Роты по-прежнему усиленного состава, т. е. по 180 человек.

С 9 утра до 12 часов дня командир полка подписывал в канцелярии бумаги, а затем исчезал, и больше мы его не видели. На занятиях в ротах он не показывался. Бывал там лишь в день ротного праздника на молебне, после которого командир роты обязан был кормить обедом весь состав полка. Вот здесь полковник Федоров развертывался, напиваясь аккуратно на каждом ротном празднике. Старший его помощник по строевой части полковник Смирнов наблюдал за поведением офицеров. Сам же увлекался карточной игрой в гарнизонном собрании.

Невольно напрашивается вопрос: кто же командовал полком? Вероятно, Николай-чудотворец, а по письменной части — полковой адъютант штабс-капитан Вышеславцев, личность отвратительная. Заносчивый, но умевший ладить с начальством, этот офицер пользовался особой любовью полковника Федорова. В полку Вышеславцева не терпели.

Подготовкой полка, чисто строевой, ведали сами командиры рот, жившие дружно. В 1-м батальоне ротами командовали капитаны Рыжов, Выкорпицкий, Фагин и Володин, во 2-м — Рыжиков, Шапорин, Кессарийский и Захаров — все люди опытные. Самым старшим из них по годам был командир 7-й роты капитан Кессарийский. Его роту я и получил в цензовое командование, а Кессарийский, оставаясь при штабе полка, вел хозяйство бригадной церкви. Начальником полковой пулеметной команды был штабс-капитан Рыжиков, конноразведочной команды — мой товарищ Иванов, а помощником у него — самый любимый товарищ по выпуску Сусанин. Помощник командира полка по хозяйственной части подполковник Краббе, большой любитель легкой жизни, умел сочетать работу с весельем.

Младшими офицерами были молодые, в большинстве скромные и хорошие люди. У меня в роте хотя и полагалось по штату два младших офицера, но фактически не было ни одного: оба находились в длительных командировках.

Таков был состав офицеров полка, который из-за плохого руководства и отставания в тактической подготовке старшего командного состава в первом же бою в начале мировой войны понес большие потери…

Мы, старые офицеры 1-го Туркестанского батальона, в большинстве своем уже штабс-капитаны, держались немного в стороне от пьяной компании Федорова, за что не были в чести.

Весь наш 2-й батальон помещался в казармах бывшего 4-го стрелкового батальона. Фельдфебелем 7-й роты был сверхсрочный прапорщик Зубков. Хозяином в роте был он, а ротный командир Кессарийский занимался богослужебными делами. Поэтому мое появление пришлось не по вкусу Зубкову. Пришлось некоторое время обламывать эту «аристократическую» фигуру, но в конце первого года Зубков уже ходил у меня в «шорах».

Обучали стрелков взводные унтер-офицеры, в большинстве своем толковые и старательные солдаты, понимавшие важность возложенной на них задачи. С рядовыми стрелками я жил в мире. Редко приходилось накладывать на них дисциплинарные взыскания: они поняли мое требование — не скрывать своих проступков. Видя, что я в таких случаях не накладываю взысканий, они доверяли мне.

Распорядок учебного дня был тот же, что и раньше: занятия с 8 до 12, затем с 3 часов дня до 5.30 вечера. Потом я присутствовал на занятиях офицеров. В 9.30 ко мне на квартиру являлся с рапортом фельдфебель. С ним мы обсуждали различные ротные дела — учебные и хозяйственные. Дальше следовало время моей личной учебы, т. е. чтение новых книг или разработка военно-исторических примеров. В час ночи я ложился спать с тем, чтобы в 7 часов встать и начинать снова свой трудовой день.

В программу занятий со старослужащими солдатами я ввел изменения. На большом ящике с песком старослужащие проходили тактику отделения и взвода, решали задачи и отдавали соответствующие распоряжения и команды. В более усложненной обстановке проводились занятия с унтер-офицерами роты. В офицерском собрании решались задачи на полк. Велись эти занятия по батальонам. Во 2-м батальоне они были возложены на меня.

В 1910 году подготовка офицерского состава шла с учетом опыта русско-японской войны. Командующий войсками генерал Самсонов, как бы ни был занят делами по генерал-губернаторству, требовал регулярных докладов от офицеров Генерального штаба в гарнизонных собраниях. Такое приказание командующего войсками произвело прямо ошеломляющее действие. Ясно было, что на походах Александра Македонского уже не отыграешься, а нужно изучать опыт русско-японской войны. Тотчас же по принятии роты я получил из штаба округа запрос, на какую тему я желаю сделать сообщение в гарнизонном собрании. Так как времени давалось только три недели, то я, не задумываясь, сообщил свою первую академическую тему: «Операция 2-й русской армии под Сандепу». Тема была утверждена. Пришлось сделать новые схемы, так как старые я оставил в Петербурге.