Любовь Калинина - Владимир Климов Страница 53

Работу за границей закончил в июне 1930 года».

А тогда, летом 1930-го, так и не узнав об окончательном решении судьбы своего свекра, буквально через месяц после возвращения из Парижа Климова вновь посылают в командировку, теперь уже на Украину. Как пошутила Вера: «Из Парижа да в Запарижье».

Запорожье

Постановление Реввоенсовета о направлении в Запорожье не было для Климова полной неожиданностью. Он сам неоднократно доказывал целесообразность подобной практики: принимающий лицензионный мотор за рубежом как никто другой необходим в период его освоения и запуска в серию непосредственно на предприятии. И ответственность, и заинтересованность специалиста в этом случае вырастают во сто крат.

После небольшого отпуска, когда всей семьей удалось выехать в Кисловодск, – у Владимира Яковлевича стало пошаливать сердце – он побывал в Запорожье. И стало ясно, что сразу везти туда семью нельзя: во-первых, некуда, а во-вторых, даже беглое знакомство с ситуацией на заводе показало, что работа поглотит всего целиком, заниматься бытовыми вопросами будет некогда. Жить ему придется в гостинице, обедать – в заводской столовой. Так и случилось: с августа тридцатого и до весны тридцать первого года, пока жена с детьми оставалась в Москве, Владимир Яковлевич дневал и ночевал на заводе, убеждаясь в правильности принятого им решения.

В сентябре дети благополучно начали занятия. Алеше пришлось усиленно подтягивать… русский язык, наверстывать упущенное. Из четвертого класса он переходил в шестой, из двух лет учебы во французском лицее ему засчитали один год.

В московской квартире, некогда довольно населенной, теперь жили Ружена Францевна, Маня с мужем и дочкой Олей – они вернулись в квартиру на Землянке, обменяв свою квартиру на комнату, занятую во время «уплотнения» трамвайными служащими, и вот теперь Вера с детьми. Их быт пока не вызывал особой тревоги. Никаких мер воздействия на семью арестованного Александра Сергеевича не предпринималось.

Ружена Францевна после ареста мужа проявила необыкновенное мужество и настойчивость. Она часами простаивала среди таких же несчастных в очереди к окошку дежурного в ОГПУ, чтобы узнать об Александре Сергеевиче хоть что-нибудь. Однако каждый раз получала один и тот же ответ: «Находится под следствием, другими сведениями не располагаем». И вот поздней осенью 1930 года, когда Вера с детьми все еще были в Москве, дежурный ОГПУ на вопрос о судьбе Полубояринова неожиданно ответил:

– Полубояринов Александр Сергеевич, 1868 года рождения, уроженец города Новочеркасска, работавший старшим инженером Мосгипромеза? Да, осужден Коллегией ОГПУ 16 августа 1930 года по статье 58/7 и 58/11 к лишению свободы сроком на 5 лет с конфискацией имущества, лишением семьи права проживания в Московской, Ленинградской областях, Киевском, Харьковском, Одесском округах, СКК, Дагестане сроком на 3 года.

Для Ружены Францевны это был еще один удар, не меньший, чем сам арест мужа. Но она упорно продолжала ходить в ОГПУ, справляясь у дежурного о муже, и однажды услышала:

– Направлен по этапу в Нижний Новгород для работы в СКБ инженером. Дочери и внуки, как могли, поддерживали Ружену Францевну, семья еще больше сплотилась перед лицом подступившей беды.

Зима 1930/31 годов в Москве была очень тяжелой, последствия коллективизации весьма ощутимы. Отопление почти не работало, продуктов поставлялось очень мало. Снова спасал рынок, где вещи обменивали на какую-либо еду, и бесконечные очереди за хлебом. Климовы готовились к скорому отъезду, но Алешу оставляли в Москве с бабушкой. Ружена Францевна только в хлопотах о внуке немного забывала о своем горе.

Ирина Владимировна так вспоминает переезд в Запорожье:

«Ранней весной 1931 года получили от папы письмо – ему выделили трехкомнатную квартиру в только что отстроенном доме. Мама тут же собралась в дорогу. И вот наконец мы приехали в Запорожье. Южное солнце и радость встречи помогли быстро забыть холодную и голодную Москву.

Запорожье строилось. Вырастали промышленные предприятия, возводилась ДнепроГЭС, на глазах менялся и завод № 29. Строительство заводского поселка, куда мы приехали с папой, еще не было закончено, и между домами оставались огромные глубокие траншеи, в которые укладывались трубы. Лучшего места для игры в казаки-разбойники не было! Дома – типичные для тех лет: четырехэтажные кирпичные коробки, без лифта, без газа. Единственное удовольствие, что подавалась, хотя с перерывами и маленьким напором, холодная вода. Расход электричества строго ограничивался.

Наша квартира была в одном из таких домов на втором этаже. Стены побелены, а свежевыкрашенный пол сверкал ярко-желтой краской. В квартире не было ни ванны, ни душа, санузел состоял из туалета и умывальника. В небольшой кухне половину площади занимала дровяная плита, но дров, конечно же, не было. Да и летом, когда в Запорожье устанавливалась жара, надобность в плите практически отпадала.

По меркам того времени это были «царские палаты», как ни убоги казались нам казенные «апартаменты». Главное – у нас была отдельная квартира. Обычно в квартирах проживало ровно столько семей, сколько в ней было комнат. И чтобы получить от завода эту комнату, требовалось быть «ударником труда».

Со склада нам привезли три железные кровати с тюфяками и канцелярский стол со стульями. Наши вещи, отправленные багажом, пришли только к концу лета. Но у мамы был талант – из каких-то подручных вещей делать дом уютным и красивым. Весь домашний труд был на маме. Мне предоставили полную свободу. Папу мы почти не видели, он работал день и ночь…»

Запорожский моторостроительный был не чужим для Климова. Начало его трудовой биографии было связано с санкт-петербургским акционерным обществом «Дека». И как раз в те годы для массового выпуска лицензионных авиационных моторов «Мерседес» и «Бенц» на Украине, в Александровске, строился мощный филиал общества. Очень живо вставал перед глазами конструктора большой макет александровского филиала, который он, тогда еще совсем молодой рабочий, с любопытством рассматривал в холле головного петербургского офиса.

Завод к 1917 году был уже построен, завезено самое современное по тем временам оборудование, но… революция, Гражданская война, интервенция, политическая и экономическая блокада, когда власть в Александровске переходила из рук в руки, практически уничтожили вновь созданное предприятие. Лишь спустя три-четыре года началось восстановление, а по сути – второе рождение теперь уже нового завода «Большевик» № 9. Позже город был переименован в Запорожье, а завод – в Государственный авиационный завод № 29.