Мария Кюри - Пьер и Мария Кюри Страница 53

Мари — Казе, 2 марта 1897 года:

«Дорогая Казя, я запоздала поздравить тебя с днем рождения, но за последнее время я чувствую себя очень больной, а это лишает меня энергии и свободы ума, необходимых для писания.

У меня будет ребенок, но надежда на него осуществляется жестоким образом. Больше двух месяцев у меня постоянные головокружения, и это с утра до вечера — весь день. Я сильно утомляюсь и слабею, чувствую себя неспособной к работе и плохо в моральном отношении.

Мое состояние тем более меня тревожит, что моя свекровь тяжело больна…»

В июле 1897 года Пьер и Мари, уже два года почти не покидавшие друг друга ни на один час, впервые расстаются. Старик Склодовский приехал на лето в Париж и устроился вместе с Мари в гостинице «Рош-Гриз» в Пор-Блане, где он заботится о дочери, пока Пьер, задержавшийся в Париже, сможет присоединиться к ним.

Пьер — к Мари, июль 1897 года:

«Моя милая, дорогая девочка, которую люблю так сильно. Я получил сегодня твое письмо и очень счастлив. Здесь ничего нового, только мне очень не хватает тебя: моя душа ушла с тобой…»

Эти строки старательно написаны… по-польски, на том трудном языке, из которого физик усвоил наиболее нежные слова. Мари отвечает ему тоже на польском языке. Подбирает детские простые фразы, чтобы Пьеру было легче разобраться:

«Дорогой муж, погода прекрасная, солнце блещет, тепло. Я очень грущу по тебе, приезжай скорее. Жду тебя с утра до вечера, а тебя все нет. Я здорова, работаю, сколько могу, но книга Пуанкаре труднее, чем я думала. Мне надо поговорить о ней с тобой и вместе пересмотреть то, что для меня трудно».

Перейдя на французский язык в других письмах, начинающихся: «Моя горячо любимая детка», Пьер наспех описывает свою жизнь в Со и свою работу. Совершенно серьезно говорит о пеленках, кофточках и рубашечках для будущего ребенка.

«…Сегодня отправил почтой посылку, на твое имя. Ты в ней найдешь две вязаные кофточки, кажется, от мадам П. Размер маленький и соответственного покроя. Маленький размер годится для кофточек эластичного вязанья, но из бумажной материи надо делать пошире. Тебе надо иметь кофточки двух размеров». И тут же подыскивает серьезные и редкостные слова для выражения своей любви: «…Я думаю о своей милой, наполняющей всю мою жизнь, и мне хотелось бы иметь новые способности. Мне кажется, если я сосредоточу свой ум только на тебе, как я сейчас сделал, я непременно увижу и самое тебя и чем ты занята, а вместе с тем дам тебе почувствовать, что в эту минуту я весь принадлежу тебе, — но образное представление мне не дается».

В начале августа Пьер мчится в Пор-Блан. Можно подумать, что, умиленный состоянием Мари на восьмом месяце беременности, он мирно проживет с ней это лето? Нисколько! Как безумные, или, вернее, как ученые, не сознавая того, что делают, они садятся на велосипеды и едут в Брест, совершая перегоны, не короче обычных. Мари все время утверждает, что не чувствует усталости, а Пьеру очень хочется верить этому. У него смутное представление о ней как о существе сверхъестественном, не подчиненном человеческим законам.

Однако в этот раз ее тело стало просить пощады, и Мари, к своему великому стыду, была вынуждена, прервав поездку, вернуться в Париж, где и родила 12 сентября дочь Ирэн, чудесного младенца, будущую обладательницу Нобелевской премии! Доктор Кюри присутствовал при родах, которые мадам Мари Кюри перенесла, стиснув зубы, но не вскрикнув.

Рождение не произвело никакого шума и обошлось недорого. В счетной тетради за 12 сентября под рубрикой «экстренные расходы» находим запись: «Шампанское — 3 франка. Телеграммы — 1 франк 10 сантимов». А в графе «болезни»: «Лекарство и сиделка — 71 франк 50 сантимов». Однако же расход семейства Кюри за сентябрь месяц — 430 франков 40 сантимов — настолько превысил норму, что Мари выразила свое недовольство, подчеркнув цифру 430 двумя гневными чертами.

Мысль о выборе между семейной жизнью и ученой карьерой даже не приходила в голову Мари. Она решила действовать на всех фронтах — любви, материнства и науки, — ничем не поступаясь. Страстное желание и воля ей обеспечили успех и тут.

Мари — пану Склодовскому, 10 ноября 1897 года:

«Я продолжаю сама кормить мою царевну, но за последнее время у нас возникли опасения, что я не в состоянии кормить. За три недели вес ребенка стал резко уменьшаться. У Ирэн плохой вид, угнетенный и безжизненный. В последние дни ей стало лучше. Если ребенок станет нормально прибавлять в весе, я буду продолжать ее кормить сама. В противном случае, возьму кормилицу, хотя это и огорчит меня и вызовет расход: ни за какие блага мира я не допущу ничего вредного для развития ребенка.

Погода стоит отличная, тепло, солнечно. Ирэн гуляет каждый день или со мной, или со служанкой. Я купаю ее в бачке для стирки».

Вскоре, по строгому предписанию врача, Мари пришлось бросить кормление дочери. Но утром, в полдень, вечером и ночью она сама сменяет на ней белье, купает, одевает, Кормилица гуляет с девочкой в парке Монсури, а в это время молодая мать трудится в лаборатории и пишет работу о магнитах, которая появится в «Известиях Общества поощрения отечественной промышленности».

В один и тот же год, с промежутком в три месяца, Мари дала миру своего первого ребенка и результат своих первых изысканий.

У нее много забот! Лаборатория, муж, дом, дочь. Плач Ирэн, у которой прорезываются зубки, или грипп, или какая-нибудь более мелкая напасть частенько нарушают домашний мир и вынуждают обоих физиков проводить бессонные, томительные ночи. Или же Мари в какой-то панике вдруг исчезает из Института физики и бежит в парк Монсури. Не потеряла ли кормилица свою питомицу? Нет… Она еще издали замечает кормилицу, колясочку, в которой шевелится что-то в белом.

Свекор оказался драгоценным помощником Мари. Доктор Кюри, потеряв. жену через несколько дней после рождения Ирэн, нежно привязался к ребенку. Он наблюдает за ее первыми попытками ходить в садике на улице Саблон.

Когда Пьер и Мари переедут с улицы Гласьер в небольшой флигель на бульваре Келлермана, старик поселится у них. Он станет воспитателем Ирэн и самым близким ее другом.

Какой путь пройден с ноябрьского утра 1891 года, когда эта полька с кучей всяких пакетов прибыла в вагоне третьего класса на Северный вокзал! Перед Маней Склодовской раскрылась физика, химия и целая жизнь женщины. Она преодолела множество препятствий, и мелких и огромных, ни на минуту не сомневаясь в своей выдержке и мужестве.

Эта борьба, эти победы изменили ее физически, преобразовали даже самое лицо. Нельзя без трогательного чувства смотреть на фотографию Мари Кюри в тридцатилетием возрасте. Крепкая, слегка приземистая девушка стала каким-то нематериальным существом. Хочется сказать: «Какая обольстительная, интересная, хорошенькая женщина!» Но не решаешься, взглянув на этот огромный лоб и потусторонний взгляд.