Лия Престина-Шапиро - Словарь запрещенного языка Страница 53

    Слова в словаре, расположенные «кустами» — по корню (шорешу), вводили в гущу языка, приучали создавать и запоминать производные слова, глагольные формы, идиоматические выражения. Лексика иврита сильно изменилась за последние 20 — 30 лет. Иврит стал более гибким, современным языком, включившим и «ивритизировавшим» массу иностранных слов в сфере науки, техники, быта и разговорной практики. В какой-то мере лексика словаря Шапиро кажется иногда старомодной. Меня, научившегося читать на иврите раньше, чем научившегося говорить, часто упрекали в том, что мой иврит «слишком литературный», т. е. он далек от упрощенного уличного магазинно-автобусного сленга. Последнему можно научиться и без больших умственных усилий. Но я благодарен словарю Шапиро за то, что он приучил меня не к языку толпы, а к языку литературы.

    Вот уже много лет я читаю художественную литературу только на иврите. Иврит — один из главных инструментов моей преподавательской деятельности в Тель-авивском университете. По-видимому, я знаю его достаточно хорошо. Однако нет-нет да и приходится мне обращаться к огромному словарному запасу словаря Шапиро и блестящему грамматическому очерку языка иврит, составленному проф. Гранде и помещенному в конце словаря.

О ФЕЛИКСЕ ЛЬВОВИЧЕ ШАПИРО

                            А. Рубинштейн, Москва

(Ко дню его столетия)

    Будучи любителем еврейской литературы, Ф.Л. Шапиро часто посещал поэта Галкина и семью переводчика Слонима. Однажды, придя в гости к Слонимам, я там познакомился с симпатичным, энергичным, элегантно одетым старичком — Ф.Л. Шапиро.

    Жена Слонима, Фрида Давидовна, представила меня: «Рубинштейн. Был еврейским актером, я работала с ним в театре «Фрайкуне» («Свободное искусство»). В молодости он играл в «Габиме».

    Последнее очень заинтересовало моего нового знакомого. Он забросал меня вопросами: помню ли я еще иврит, какое у меня произношение — ашкеназийское

или сефардское. Наша беседа скорее была похожа на экзамен в учебном заведении. Он рассказал, что работает над составлением словаря иврит-русский и предложил мне помочь ему.

    Я, конечно, с огромной радостью согласился. Моя работа была чисто техническая: составлять карточки на каждое слово отдельно, переписывая из тетради Шапиро. Позже он мне доверял и подборку, и редактирование небольших текстов. Наше сотрудничество нас сдружило и помогло мне укрепить мои знания языка иврит.

    В пятидесятые годы иврит уже не был только святым языком Танаха и Талмуда. Это был живой язык, развивающийся из года в год.

    Самым значительным творением для еврейской культуры того времени явился словарь Иврит-русский, составленный Шапиро. Его работа, кроме отбора слов, состояла в том, что он не просто точно и удачно трактовал ивритские слова, он передавал в переводе на русский язык точный эквивалент в прикладном значении для тех, кто будет пользоваться этим словарем. На слова, которые в переводе даются также одним словом, одним значением, в переводе Шапиро мы находим десятки словосочетаний буквально на все случаи жизни. Часто тут и изречения, афоризмы и целые фразы, трудно переводимые буквально.

    Через пару лет, работая преподавателем иврита в Институтах международных отношений и востоковедения, Шапиро предложил мне быть его ассистентом. Работа для меня была трудная, но очень интересная.

    Работоспособность Феликса Львовича, несмотря на его восьмидесятилетний возраст, была потрясающей. Курс иврита, который он вел с огромной любовью к молодежи, придавал ему, по-видимому, силы и бодрость. Наши ученики (студенты) были не подготовлены для изучения языка. Учебников и словарей не было. Феликс Львович готовил по собственной программе разные учебные материалы. Одновременно с преподавательской работой он продолжал работать над словарем,

сотрудничая с издательством «Советская энциклопедия» , писал статьи для журнала «Иностранная литература». Особое значение имела его статья «Некоторые пути и предложения для дополнения словесного состава современного иврита».

    Именно последние годы его жизни были самыми творческими и плодотворными. Несмотря на слабое здоровье, он всегда был бодр, остроумен, переполнен новыми идеями, новыми планами. Умер во время каникул 17 августа 1961 г.

    Несмотря на глубокую старость, его внезапная смерть была неожиданной. Особенно больно от сознания того, что его мечта издать словарь не была осуществлена при его жизни. Это ценное издание вышло в 1963 году. Оно получило широкий отзыв и у нас, в Советском Союзе, и в еврейской прессе многих стран. Во всех странах дана высокая оценка новому словарю, большому помощнику всем изучающим иврит, и для семитологов.

             Из статьи «К столетию со дня рождения Ф.Л. Шапиро»

Журнал «СоветишеГеймланд», №11,1979.

                         Перевод с идиш Полины Каушанской

МОЙ СЛОВАРЬ

                            Яна Хмелинская, Иерусалим

    «Этот словарь — мой не только потому, что я его купил и он находится в моем доме, — говорил мой отчим Макс. — Он мой, потому что написан для меня». — «То есть как?» — удивлялись домашние. — «А очень просто. Он написан для всех русских евреев», —терпеливо объяснял отчим, — значит, и для меня».

    И после стольких лет я отчетливо вижу своего любимого дядю Абрама в дверном проеме нашей одесской квартиры. Тем самым вечером он, как обычно, по дороге домой из синагоги зашел к нам. В этот раз дядя, гордый собой, принес в подарок толстую книжку в синем переплете. Это и был иврит-русский словарь.

    Откуда же мне было знать, что с этого момента эта книга навсегда будет жить в моем доме — где бы я и ни жила — в Одессе ли, в Москве и, наконец, после долгого отказа — в Иерусалиме! И даже самое буйное воображение не могло бы нарисовать мне картину знакомства с дочерью Феликса Львовича —Лией. Знакомство, которое переросло в близкую дружбу.

    А тем самым вечером 1963 года русский текст словаря читали всей семьей, ссорясь, кому читать первым. Конечно же, отвоевал его Макс и уткнулся в книжку на целый вечер. Назавтра словарь спрятали глубоко в книжный шкаф, подальше от чужого взгляда. Мне же было велено не вынимать его в присутствии посторонних (все, что было связано с ивритом, «пахло» Израилем и могло обернуться неприятностями).

    В моих воспоминаниях о словаре есть и другая картинка: лет эдак через 12 после вышеописанных событий подмосковным летним вечером я гуляла со своим трехлетним сыном. «Наум!» — вдруг радостно воскликнул мой малыш, задрав голову. Проследив за его взглядом, я поздоровалась с Наумом Абрамовичем Аккерманом, стоявшем на балконе. Мы были хорошо знакомы с ним и с его интересной энергичной женой Л. Ф. Престиной-Шапиро. Они часто проводили свой летний отпуск в Академгородке под Москвой, где мы тогда жили. Ко времени нашего знакомства в 1973 году их дочь Инна с семьей уже жила в Израиле; мы же мечтали об отъезде, и не было встречи с ними, когда мы бы не обсуждали этот вопрос. И, конечно же, часто беседовали о жизни и работе отца Лии — Ф. Л. Шапиро.