Геннадий Седов - Матильда Кшесинская. Любовница царей Страница 54

Белая власть в Кисловодске, как случалось не раз, продержалась недолго. Не успели оглянуться, с левобережья Кумы вновь заговорила артиллерия противника. Казаки-освободители спешно седлали коней, грузили на тачанки мешки с деньгами из недограбленного большевиками «Русско-Азиатского банка». Толпы людей, захватив самое необходимое, устремились в беспамятстве к месту эвакуационного сбора – Пятницкому базару.

Творившееся на торговом майдане походило на бред сыпнотифозного больного: крики, ругань, детский истошный плач, рукопашные отчаянные схватки за телегу с лошадью, покосившийся тарантас, самодельную тележку, запряженную ослом.

Под буханье большевистских гаубиц взъерошенное человеческое стадо двинулось в путь…

С беспощадной ясностью сохранила она в памяти апокалиптическую картину исхода кисловодских скитальцев, напуганных, голодных, вшивых, в освобожденные Добровольческой армией районы Северного Причерноморья и Крыма.

«Выступили ночью, и было ужасно жутко, – читаем у нее. – Вообще, трудно передвигаться по степям ночью: дорог нет, и только еле-еле видны следы колес, легко сбиться с пути и попасть не туда, куда хочешь… На полпути до Тамбиевского аула вся наша колонна беженцев попала под артиллерийский огонь большевистской батареи. Снаряды рвались над нашими головами, и паника поднялась ужасная. Кто стал гнать лошадей вперед, кто бросился в сторону от дороги, чтобы укрыться от опасности. Среди этой паники вдруг в мою телегу вскакивает совершенно ошалелый военный врач и ложится на живот, не обращая внимания на то, что и без него нам в телеге было тесно. Даже в такие трагические минуты это было очень смешно.

Большевики наступали, и нас двинули дальше, на Балтапашинскую станицу… Здесь нам пришлось воочию познакомиться с методами расправы с большевиками. Однажды на площади, возле церкви, стали воздвигать нечто всем нам незнакомое, но скоро из расспросов мы узнали, что строят виселицу и скоро будут вешать большевиков. Как раз мой сын пошел со своими сверстниками на речку, и они должны были возвращаться через площадь именно в то время, когда будут казнить большевиков. Андрей поспешил за ними и привел их домой кружными путями. Я, конечно, не выходила из дома, но моя сестра с мужем пошли посмотреть на это ужасное зрелище, в чем я их обоих очень укоряла…

Здесь мы совершенно отдохнули. Мы были в полной безопасности. Теперь перед нами вставал новый вопрос: куда переехать и где жить до полного усмирения всего Северного Кавказа. Генерал Покровский посоветовал великой княгине Марии Павловне и Борису и Андрею Владимировичам ехать на зиму в Анапу, где, как он уверял, условия жизни превосходны и совершенно спокойно. Кроме того, город находится на берегу моря, всегда было легко в случае опасности сесть на пароход и уйти…

Когда мы пришли на пристань (в Туапсе. – Г.С.), уже стоял под парами пароход, маленький, грязный и на вид ужасно старый. Назывался он «Тайфун», это было старое английское рыболовное судно… Нас всех беженцев было девяноста шесть человек. Все разместились на палубе, другого места для пассажиров на пароходе не было. Тут же все стали устраиваться, подстилая каждый что мог под себя… На наше счастье, ночь была спокойная, ни ветра, ни дождя, и пароход мирно покачивался на волнах. Это была для нас первая ночь, что мы могли спать спокойно, не боясь обысков и арестов. Мы плыли по морю и от усталости заснули крепко, хотя и на палубе. Ночью вдруг всех охватил какой-то истерический смех, хотя ничего смешного не было, напротив, но нервы у всех были натянуты, и когда чувство страха прошло, наступила реакция. Началось все с того, что ночью кому-то надо было идти в уборную, но повсюду лежали беженцы, и тот, кто вставал, невольно наступал на кого-нибудь. Вот раздается возглас, не обиженный, а деловой, как будто речь идет о простой вещи: «Послушайте, вы мне наступили на нос». – «Извините, пожалуйста, но так темно». Сейчас же слышен другой возглас: «Милостивый государь, будьте осторожны, вы мне наступили на пальцы». Опять тот извиняется и продолжает шествовать… На третьем или четвертом возгласе, конечно, все начинали хохотать, и так заразительно, что другие тоже стали вторить. Потом было затишье, пока снова кто-нибудь не начнет гулять и наступать на чужие носы и пальцы. Так до самого утра эти возгласы раздавались по всей палубе и всю ночь вызывали всеобщий хохот…»

Записи, сделанные в Анапе:

«Огромною для всех радостью было известие, полученное вскоре по нашем прибытии в Анапу, что война окончена. Но с облегчением мы вздохнули лишь в тот день, когда союзный флот прорвал Дарданеллы и в Новороссийск пришли английский крейсер «Ливерпуль» и французский «Эрнест Ренан». Это было 10 (23) ноября. В этот день мы почувствовали, что не отрезаны от всего света».

«…Наша гостиница «Метрополь» оказалась скромной и довольно примитивной, притом разоренной при большевиках, в особенности уборные были в ужасном состоянии. Но комнаты были в приличном виде, не очень грязные, с кое-какой мебелью. Мы устроились как могли и были довольны тем, что есть крыша над головою, а остальное нам было безразлично».

«…Первые дни мы ходили завтракать и обедать в чудный ресторан «Симон», где был великолепный повар. Но так как денег у нас было мало и такой расход был нам не по карману, мы стали питаться в маленьком пансионе, который содержала одна дама, и ежедневно ели одно и то же блюдо – битки, которые были дешевыми и сытными».

«…Я всю жизнь любила делать себе массаж, чтобы сохранить свою фигуру. Когда после переворота мне пришлось обходиться без массажа, для меня это было большим лишением. У меня всегда были хорошие массажистки, и я в этом отношении была очень избалована. В Анапе я случайно нашла опытную массажистку – еврейку, очень милую и интересную женщину… Сперва она меня массировала прямо за гроши, а потом и вовсе даром. Не знаю почему, но она имела ко мне большое и искреннее влечение, хотя наши политические взгляды были совершенно противоположными…»

Окрыленная, полная надежд возвратилась она весной девятнадцатого года в освобожденный от большевиков Кисловодск. Чтобы через полгода записать в дневнике:

«Добровольческая армия победоносно наступала, мы все думали, что Москва будет вскоре взята и мы возвратимся по своим домам. Этой надеждой мы жили до осени. Когда стало ясно, что все обстоит далеко не так благополучно, как мы предполагали. Белые начали отходить…»

Тем же скорбным путем, через необозримые кубанские степи, чувствуя за спиной наступавшую на пятки красную кавалерию, совершили они в очередной раз бегство на Юг – под призрачную защиту союзнических войск, ожидавших с минуты на минуту приказа об эвакуации.