Миньона Яновская - Сеченов Страница 54

«Взлетел в седьмое небо» — точнее нельзя было выразиться. Что же так вознесло его?

…Год 1862. Золотая французская осень. Коллеж де Франс. Маленькая лаборатория великого физиолога. Рабочая комната по соседству с той, где работает хозяин лаборатории Клод Бернар. В комнате длинный стол для вивисекций. За этим столом молодой русский ученый занят своими опытами. Клод Бернар предоставил ему полную свободу и в общем совершенно равнодушен к его занятиям — у великого физиолога свои дела.

На вивисекционном столе небольшой деревянный Штатив, к нему на нитке прикреплена за челюсть лягушка. Животное свободно болтается в воздухе, дрыгает лапками, реагирует на малейшее сотрясение стола, на звуки. Сеченов опускает лапку лягушки в слабый раствор кислоты.

В комнате тихо, слышны только удары метронома. Метроном успевает отсчитать двадцать ударов, и лягушка вытягивает из сосуда лапку. Сеченов опять опускает ее в кислоту, лягушка снова подтягивает. Так повторяется несколько раз.

Налицо нормальный рефлекс — двигательная реакция на кожное раздражение. Налицо «нормальная» лягушка со всеми присущими здоровому животному реакциями.

Убедившись в этом, Сеченов обезглавливает лягушку. «Посмотрим, как будет она теперь реагировать на раздражения», — говорит он самому себе и опускает лапку лягушки в тот же раствор кислоты. Лапка отдергивается сразу. Ага, значит, пока у лягушки была голова, она отделывалась от неприятных ощущений неторопливо, степенно; теперь же, когда голову сняли, животное утратило всякую медлительность — рефлекторная реакция наступает значительно быстрее…

Впрочем, для экспериментатора в этом факте нет ничего ни нового, ни удивительного: именно подобный опыт и вызвал предположение, что в головном мозгу лягушки существуют какие-то центры, которые задерживают отражательные движения.

Рефлекторные, или отражательные, движения известны с давнего времени. А вот факт торможения их обнаружен только недавно. Прежде считалось, что раздражение всякого нерва, кончающегося в мышце, непременно заставляет эту мышцу сокращаться — вызывает движение. И вдруг в 1845 году немецкие ученые братья Вебер произвели удививший всех опыт: они показали, что раздражение блуждающего нерва, от которого отходят ветви к сердцу, не только не усиливает деятельность сердечной мышцы, а, напротив, парализует ее; если же нерв этот перерезать, сердцебиение усиливается.

Это был чрезвычайно любопытный и необычный факт, вызвавший интерес у многих ученых. Опыт Веберов повторяли не раз, и всегда он кончался тем же, что и у первых экспериментаторов. «Что же из этого следует?» — задали себе вопрос физиологи. И решили: все дело в том, что блуждающий нерв не прямо кончается в мышечные волокна сердца, как в мышцах туловища, оттого и происходит такое ненормальное действие в результате его раздражения.

Но с годами то у одного ученого, то у другого в различных опытах стали обнаруживаться подобные результаты с раздражением других нервов, которые оказывали не только возбуждающее, но и тормозящее влияние на тонкие кишки, слюноотделение, дыхание. И физиологи пришли к мысли, что в теле животного могут существовать такие нервные влияния, в результате которых происходит торможение рефлекторных движений.

В теле животного, но где именно? Этим вопросом никто не задавался, не придавая ему, по-видимому, особого значения.

Между тем Эдуард Вебер высказал интереснейшую мысль: он считал, что по блуждающему нерву, очевидно из головного мозга, непрерывно идут слабые возбуждения, которые умеряют деятельность сердца; вот почему, если нерв перерезать, сердцебиение ускоряется. И еще Вебер, между прочим, заметил: те усиления спинномозговых рефлексов, которые наблюдаются в опыте с обезглавленной лягушкой, идут таким же путем — слабые тормозящие влияния от головного мозга у нормальной лягушки сказываются на рефлекторной деятельности спинного.

Мысль эта никем не была подхвачена, предположение так и осталось предположением, не вызвав в ученых ни интереса, ни желания доказать его прямым опытом.

А между тем, как пишет Сеченов, «…мы можем остановить произвольно дыхательные движения во все фазы их развития…воля может подавить, далее, крик и всякое другое движение, вытекающее из боли, испуга и пр…Зная все эти факты, могли ли современные физиологи не принять существования в человеческом теле — и именно в головном мозгу, потому что воля действует только при посредстве этого органа, — механизмов, задерживающих отражательные движения?». «Мысль эта не нашла, однако, работников, и шанс воспользоваться ею выпал на мою долю».

Для использования этого «шанса» Сеченов и начал свои совсем несложные, но очень остроумные опыты в лаборатории Клода Бернара.

Итак, уже один тот факт, что обезглавливание лягушки ведет за собой усиление отражательных движений, вполне наглядно показывает, что именно головной мозг играет в них роль тормоза. Но задача была другая: доказать наличие этого «тормоза» в головном мозгу путем прямых опытов.

Сеченов снова опускает лапку нормальной лягушки в слабый раствор кислоты, и метроном отсчитывает удары, покуда эта лапка не будет подтянута животным. Затем ученый обнажает у лягушки головной мозг и часть спинного и начинает перерезать сначала большие полушария, потом «ромбовидное» пространство, лежащее между ними и зрительными буграми, затем зрительные бугры и, наконец, продолговатый мозг, лежащий на стыке головного со спинным. Этим он сразу достигает двояких результатов: постепенно лишает лягушку различных частей головного мозга и одновременно механически раздражает эти части. И если где-то здесь — а Сеченов в этом не сомневается — находятся центры торможения, то их удаление и их раздражение непременно скажется на рефлекторных движениях животного. Таким же образом он достигнет третьей цели: покажет, где именно находятся эти центры.

Оказывается, что угнетение рефлекторной деятельности происходит только после разреза мозга над зрительными буграми или разреза самих бугров. Раздражение, которое наносится разрезом, приводит в действие тормозящие свойства этих частей головного мозга.

Но, может быть, тут играет решающую роль потеря крови, вызванная операцией (она в самом деле значительна)?

«Для решения этого вопроса, — пишет Сеченов, — я произвел несколько прямых опытов и оказалось, что потерей крови не объясняется явление угнетения отраженных движений». Тогда, быть может, в этом повинно механическое раздражение нервных стволов при перерезке их в полости черепа? Опять-таки прямой опыт и доказательство, что причина не в этом.