Джордан Белфорт - Волк с Уолл-стрит Страница 56

Я сказал Патриции:

— Если это возможно, я бы хотел, чтобы мы отправились в Швейцарию завтра. Но если тебе это неудобно, я задержусь в Лондоне на столько, на сколько ты пожелаешь. У меня в любом случае есть здесь дела. А в Хитроу нас ждет реактивный самолет, который доставит нас в Швейцарию меньше чем за час. Если ты захочешь, мы можем провести там денек вместе, посмотреть город или походить по магазинам. Но еще раз, Патриция, — я сделал паузу и посмотрел ей прямо в глаза. — Пообещай мне, что ты будешь снимать со счета не меньше десяти тысяч фунтов в месяц, договорились?

Патриция остановилась, вынула свою правую руку из моей и приложила ее к сердцу:

— Мальчик мой, я даже не знаю, куда девать такие большие деньги! Все, что нужно, у меня есть. Правда, дорогой мой.

Я снова взял ее руку в свою и повел дальше.

— Наверное, у тебя есть все, что тебе нужно, Патриция, но я готов поспорить с тобой, что у тебя есть не все, что тебе хотелось бы иметь. Почему бы тебе для начала не купить себе, скажем, машину и позабыть об этих трясучих двухэтажных автобусах? А потом ты могла бы переехать в квартиру большего размера, в которой Коллум и Аннушка не будут мешать тебе высыпаться. Ты только представь, как было бы чудесно заиметь еще две лишние комнаты для твоих внуков!

На мгновение я замолчал, а потом добавил:

— Через несколько недель швейцарский банк выдаст тебе карту «Америкэн экспресс». Ты сможешь оплачивать ею все свои расходы. И ты сможешь пользоваться ею так часто, как только захочешь, и тратить столько, сколько захочешь, и тебе никогда не выставят счет.

— А кто будет оплачивать этот счет? — спросила Патриция смущенно.

— Банк. И — как я уже говорил — карта будет безлимитной. И каждый фунт, который ты потратишь, украсит мое лицо улыбкой.

Патриция улыбнулась, и какое-то время мы шли молча. Но это молчание было мне не в тягость. Так молчат два человека, которым так хорошо рядом, что им необязательно разговаривать. На меня общество этой женщины действовало чрезвычайно умиротворяюще.

Даже моя левая нога теперь болела меньше. Но Патриция вряд ли была причастна к этому. Похоже, боль уменьшала любая активность — ходьба пешком, игра в теннис, поднимание тяжестей и даже махание клюшкой в гольф-клубе, что лично мне казалось довольно странным (ведь взмахи и наклоны напрягают спину). Но стоило мне только остановиться, как боль возобновлялась. И когда мою ногу охватывал огонь, поделать с ним уже ничего было нельзя.

А затем Патриция сказала: «Давай присядем, мой дорогой». И подвела меня к небольшой деревянной скамейке, чуть в стороне от пешеходной дорожки. Подойдя к ней, мы расцепили руки, и Патриция села рядом со мной.

— Я люблю тебя, как сына, Джордан, и я делаю это только для того, чтобы тебе помочь — а вовсе не ради денег. Когда ты станешь постарше, ты поймешь одну вещь: от денег больше проблем, чем пользы, — и Патриция пожала плечами. — Не пойми меня превратно, мой дорогой. Я вовсе не старая дура, выжившая из ума и живущая в каком-то сказочном мире, где деньги ничего не значат. Нет, я знаю им цену. Я пережила разруху Второй мировой войны, и я знаю не понаслышке, что это такое — не знать, будет ли у тебя еда. Мы, те, кто помнит то время, не уверены ни в чем. Нацистские бомбардировщики превратили тогда пол-Лондона в черепки и осколки, и мы не знали, что будет дальше. Но мы жили надеждой и чувством долга — мы должны были возродить нашу страну. Именно тогда я встретила Тедди. Он служил в ВВС, он был летчиком-испытателем. Он и вправду был очень лихой. И одним из первых сел на «Харриер» — первый самолет с вертикальным взлетом. У него даже прозвище было — Летающая Тумба, — Патриция грустно улыбнулась.

Я облокотился на спинку скамейки и с нежностью положил свою руку ей на плечо.

Более бодрым тоном Патриция продолжила:

— В общем, я хочу сказать только, что Тедди был из тех людей, кто руководствуется чувством долга. Быть может, даже сверх меры. И в конце концов это чувство одолело его. Чем выше он поднимался, тем труднее ему становилось найти свое место в жизни. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я медленно кивнул. Сравнение было не слишком удачным, но я понял, что Патриция ведет речь о том, как опасна погоня за тем, что общественное мнение считает успехом. Они с Тедди давно были в разводе.

Патриция продолжала:

— Иногда я спрашиваю себя, не позволишь ли ты деньгам взять верх над собой. Я знаю, мой дорогой, что ты используешь деньги для контроля над людьми, и в этом нет ничего плохого. Так устроен мир, и ты не становишься хуже от того, что пытаешься заставить вещи служить тебе на пользу. Но я боюсь, что ты позволишь деньгам контролировать и себя самого. А это уже неправильно. Деньги — это инструмент, мой мальчик, а не строительный материал. Они могут помочь тебе завести знакомства, но не приведут к тебе настоящих друзей. И ты сможешь купить за деньги праздность, но не спокойствие и мир в душе. Конечно, ты понимаешь, что я тебя не осуждаю. Это последнее, что я стала бы делать. Совершенных людей нет; каждый из нас одержим своими демонами. Богу ведомо, сколько их у меня самой.

Но вернемся к делу, которое ты завариваешь. Я хочу, чтобы ты знал: я обеими руками «за»! Все это меня ужасно интригует. Я чувствую себя персонажем Яна Флеминга. Весь этот международный финансовый бизнес просто пропитан авантюрным духом. А когда ты дорастешь до моего возраста, ты поймешь, что авантюры только молодят человека.

Я улыбнулся и позволил себе легкий смешок.

— Догадываюсь, Патриция. Что до авантюрности, то повторюсь: всегда существует пусть и малая, но вероятность того, что может возникнуть какая-нибудь проблема. И авантюра может оказаться чуть более авантюрной, чем мог бы вообразить себе старина Флеминг. И будет это не в романе, а в реальной жизни. Однажды Скотланд-Ярд постучится в твою дверь с ордером на обыск.

Я посмотрел ей прямо в глаза и сказал предельно серьезным тоном:

— Но я клянусь тебе, Патриция: если до этого когда-либо дойдет, я окажусь рядом в две секунды и заявлю, что ты даже понятия не имела, что за всем этим скрывается. Скажу, что упросил тебя пойти в банк и предъявить им свой паспорт и убедил тебя, что ничего дурного в этом нет.

Когда я произносил те слова, я был уверен, что это — правда. Да ни один юрист никогда бы и не поверил, что эта достойная пожилая дама могла бы принимать участие в международной афере по отмыванию денег. Это казалось просто немыслимым.

Патриция улыбнулась:

— Я знаю это, мой дорогой. Тем более, будет возможность немного побаловать моих внучат. Тогда, быть может, они даже почувствуют, что обязаны навестить бабушку, раз уж она сидит в тюрьме, куда полицейские увезли ее. Подумать только, их бабушка — мошенница международного класса, забавно, не правда ли, мой дорогой? — и на этих словах Патриция залилась сиплым смехом.