Михаил Колесников - Лобачевский Страница 56

Бедный Мартин Федорович! Он так и не смог понять своего ученика Лобачевского: в письме честно сознался, что не в силах одолеть «Воображаемую Геометрию».

Куда уходят люди? Жизнь человечества как бесконечная лента. Она тянется из глубины веков в неведомое будущее. Что в этом потоке отдельная жизнь? Всегда веришь в какой-то конечный итог, будто каждый твой шаг оценят потом, поймут, почему недосыпал ночей, почему шел напролом там, где следовало бы разумно подождать, почему жил по догматам, созданным собственной совестью, очищал себя перед самим собой и теми, что придут. Разве они могут быть судьями и в силах ли взвесить все? Они будут разумнее нас, и не покажутся ли им смешными наши предрассудки, мелочи, на которых держится сейчас само существование человека? Останется остров Симонова и забудется то, что живой Симонов, чтобы угодить начальству, прилежно ходит в церковь, хотя в бога никогда не верил и не верит. Доколе лицемерие будет сопровождать людей? Что осталось и останется от доброго труженика Бартельса? Те искры знания, которые заронил ты в души молодых людей. Можно ли мечтать о памятнике более благородном и бескорыстном?.. Когда умирает человек, то всегда остается недосказанным нечто. И это «нечто», может быть самое главное, каждый уносит с собой.

Василий Струве объясняет, как ему удалось определить параллакс одной из звезд созвездия Лиры — самой яркой на северном небе. Да, в видимой части вселенной отклонения от эвклидовой геометрии не наблюдается. Струве уже академик, хотя на год моложе Лобачевского. Василий Яковлевич назначен директором обсерватории, которая строится по проекту Брюллова в Пулкове.

В Петербурге Лобачевского ждет тяжелая весть: убит на дуэли Пушкин! Николай Иванович бесцельно бродит по гранитным набережным Невы, закованной льдом; Петербург кажется опустевшим. Оборвалась самая звучная струна в мироздании… Бесприютно и холодно.

Когда весть о гибели Пушкина дошла до Казани, профессор Суровцев прослезился и воскликнул: «Закатилось солнце русской поэзии: умер Пушкин!.. Можем ли читать лекцию? Пойдемте в церковь и помолимся о нем…»

Дома Лобачевский застал Варвару Алексеевну в беспамятстве: оказывается, пока он был в отъезде умерла дочь Надежда.

Летом этого года Николай Иванович познакомился с известным поэтом Василием Жуковским, стихи которого знал. Высокий румяный человек во фраке, поэт Жуковский сопровождал наследника цесаревича Александра Николаевича (будущего Александра II), совершающего путешествие по России. Цесаревич пожелал осмотреть университет, встретиться с его ректором Лобачевским. Встреча состоялась в так называемой «желтой зале» и не произвела особого впечатления на Николая Ивановича. Но потом, после отъезда цесаревича, Лобачевский еще много думал о поэте Жуковском.

Жуковский и Пушкин… Они были друзьями. Но как далеки они друг от друга! Непримиримый враг трона Пушкин и царедворец Жуковский, воспитатель царских детей… Интерес к творчеству Жуковского навсегда был утрачен. А ты стал бы гнуть выю перед его величеством, прислуживать его деткам?.. Ведь даже Эйлер…

Лобачевский всегда ставил себе прямые вопросы, и отвечал на них. Он был человеком необыкновенно чуткой и стыдливой души. Лично для себя он никогда ничего не требовал, даже того, что принадлежало ему по праву. Лишь один раз… и то ради озорства, когда надумал уйти из университета, решил поглумиться над ними. А они поверили, приняли его за «своего», требующего законной доли от общего пирога. С тех пор он больше не шутил с ними, — ведь им не присуще чувство юмора. Не успел царь чихнуть, а Лобачевский уже в действительных статских!.. Его всегда хотели сделать сообщником. Вот и теперь Николай издал новый устав для университетов. Лобачевский должен проводить этот устав, ограничивающий доступ детям народа в высшие учебные заведения, в жизнь. Ведь Лобачевский теперь дворянин, и какое дело ему до разночинцев?.. А как же Мабли с его правами народа на революцию, Бэкон, просветители, энциклопедисты?

Может быть, все-таки нужно воспитывать народ, как делал Пушкин, а не царских отпрысков?

И Лобачевский поступает так, как умел поступать только он один. По всему городу расклеены объявления: ректор университета в определенные дни недели будет читать публичные лекции «для распространения вкуса к учению». И он читает «народную физику для ремесленного класса», то есть для рабочих. Как бы ни был занят, никогда не пропускает этих лекций. Двери университета открыты для всех. Цикл публичных лекций ректора носит название «О химическом разложении и составлении тел действием электрического тока». Он умеет увлекательно, доходчиво объяснять самые сложные вопросы. Ставит опыты. Он воюет наиболее доступным ему оружием — просвещением. Помогают студенты, магистры, адъюнкты. И вот уже чтение публичных лекций становится обязательным для каждого, законом. Даже больной Никольский, умеющий подлаживаться ко всем передрягам, обучает мужиков арифметике. Котельников, Казембек, старый Иван Ипатьевич Запольский, бывший учитель Лобачевского, учитель математики в гимназии, недавно закончивший университет с серебряной медалью Александр Попов, химик Зинин, ботаник Эдуард Эверсман, сын Мусина-Пушкина Николай — их не так уж мало, народных просветителей!

Мусин-Пушкин, разумеется, верен себе: он выхлопотал для Николая Ивановича особое вознаграждение «за успешное и весьма полезное чтение публичных лекций». В министерстве не разобрались, о чем речь, вознаграждение выплатили. В памятной записке попечитель отметил: «Профессор Лобачевский увлекал слушателей, представляя им в поэтических картинах дивное строение мира с его разнообразными явлениями».

Когда позже министр пожурил Михаила Николаевича за подобное «новшество», Мусин-Пушкин искренне удивился.

— А что? Образовывать надобно… И профессор Лобачевский так говорит.

Нет, нет, ректор и не думает перестраивать жизнь университета по новому уставу. Чем он занят? Отысканием народных талантов! Он ищет их повсюду.

Иногда таланты приходят сами. Приходят почему-то прямо на дом к ректору. Возможно, потому, что привратник не пропускает вот таких оборванцев в прохудившихся лаптях в сверкающее здание университета.

Перед Лобачевским стоит изможденный, худой парень лет двадцати, смущенно мнет картуз.

— Откуда вы? — допытывается ректор.

— Из Сибири.

— А как очутились в Казани?

— Прослышал об университете, пришел пешком. Розов я. Николай. Сын попа. Учиться хочу.

— А кем бы вы хотели быть?

— Доктором.

— Добро, Николай Розов. Быть тебе доктором. Устроим на казенный кошт. А пока живи у меня. Места хватит. Готовься к экзамену в университет.