Александр Кашкаров - Бом Булинат. Индийские дневники Страница 56

В жизни ЭмСи есть все, секс – это единственное, чего ему не хватает. Процесс этот он обычно именует «zigi-zigi» или «taka-taka» и открыто завидует своей похотливой собачке Руби, которая не знает отбоя от местных псов, сбегающихся к ней со всех концов деревни.

Завидя Руби с очередным псом, ЭмСи, покачивая головой и хлопая себя по бедру, всякий раз восклицает: «Rubi!!! All time making zigi-zigi!».

Весь день Руби проводит лежа на нагретом солнцем каменном полу открытой веранды. Собачка очень любит компанию и всегда норовит пристроиться поближе к людям, даже если для нее не хватает места. Стоит развалиться с книжкой в гамаке или устроиться на крыше, не проходит и нескольких минут, как является Руби.

Ночью, когда хозяин отправляется домой, к Руби приходят поклонники и, обнаружив соперников, начинают выяснять отношения. Минут двадцать псы просто стоят друг против друга и монотонно рычат, а если соперник не уходит, начинается потасовка с неистовым лаем и завыванием. Все это время Руби невозмутимо лежит под дверью одной из комнат. Бывает, остервенев от этих звуков, из комнаты выскакивает разбуженный постоялец с бутылкой воды. В считанные секунды, только заслышав звук дверной задвижки, псы прячутся кто куда, и перед глазами предстает картина тихой горной ночи с милой собачкой, мирно посапывающей под дверью.

Без Руби не обходится ни одно принятие пищи. При этом она не издает ни звука, не трогает вас лапой, не юлит, пытаясь обратить на себя внимание. Руби замирает и превращается в истукана, с глазами, устремленными на кусок пищи. В этом случае можно спокойно продолжать трапезу и не обращать на нее внимания. Но стоит только раз посмотреть ей в глаза, и вы тут же подвергаетесь сильнейшему гипнозу, превращаясь в кролика перед питоном. Будто спрятанный в собачей шкуре человек глядит на вас этими полными тоски и преданности глазами, рассказывая обо всех ужасах собачей жизни, претерпеваемыми испокон веков, а этот кусок является тем недостижимым средством, способным обеспечить переход в нирвану и избавление от мучительных перерождений. Рука сама кладет кусок в пасть животному, которое ни на секунду не ослабляет своего гипнотического взгляда.

Как-то к ЭмСи заехал его приятель, Иш, который иногда убегал к нему из своего родного города, чтобы расслабиться, поглядеть на вершины, покурить чиллам в кругу своих друзей. Однажды вечером, сидя вокруг костра, мы стали вспоминать Гоа, океан, пальмы…

– Have you ever seen the ocean?[133] – спросил я.

– Ocean? – робко проронил ЭмСи. И тогда мы решили отвезти его на океан.

Арсений сразу же отправился в Гоа – готовить плацдарм для приезда «высокого гостя». Иш уехал в Чандигар за благословением на поездку от своих родителей, а я остался с ЭмСи.

Четыре дня, которые оставались до отъезда, ЭмСи провел в распоряжениях и сборах: перетащил весь свой гашиш из гестхауса к себе в дом, вытащил стопку футболок, выбирая и показывая мне, какие он будет брать с собой, купил новые шорты цвета хаки.

Онилу он объяснял, что и как делать без него, велел звонить каждый день и докладывать о делах в отеле, а также ходить на рынок и покупать там продукты для Шанти, выполнять все ее требования и забирать из школы Минакшу. В конце концов ЭмСи показал мне собранный рюкзак. Я вытащил оттуда семь запрятанных[134], оставив лишь одну. Каждый раз, как я обнаруживал одну из них, ЭмСи трагически вздыхал и воскликнул: «Lamaká-a-a-aka, baya?»[135]. Я попытался объяснить, что гашиш возить в таких количествах опасно и запрещено, на что ЭмСи философски и грустно заметил: «Kiakarega»[136], хотя я был уверен, что в своих штанах он заныкал еще граммов сорок. Инвентаризация была почти завершена:

– MC, you’ve forgotten to buy a swimsuit, – сказал я ему, – It is the only thing you need in Goa, baya!

– Swimming? – задумался ЭмСи на секунду, но потом рассмеялся. – Chotu Pa-agal! For me no possible swimming![137]

ЭмСи

Последний вечер я провел у него дома вместе с семьей. Готовил сам ЭмСи, Шанти подавала блюда на циновку, ей помогала Минакши, и только Ранджина сидела на кровати без дела. ЭмСи называл ее «Chotu pagal» и добавлял: «Very strange girl – Loony, – вздыхал он, заговорщицки улыбаясь. – All time moving, never shanty – crazy one»[138]. Ранджина была точной копией самого ЭмСи – сейчас она, как и он, обзывала меня «паглом», хихикала и каждые две минуты выбегала из дома, чтобы собрать толпу сорванцов, которые прилипали к окну и строили рожи.

ЭмСи усердно подливал 45-градусный армейский ром, воняющий клопами, Минакши носила кувшины с водой и, стесняясь, щурила чуть раскосые глаза, которые ей достались от отца, а я успокаивал Шанти, говорил, что мы ненадолго, что все будет хорошо, и врал, что в Гоа сейчас никого нет, и «зиги-зиги» там тоже делать не с кем.

После ужина Шанти, открыла дверцу стенной ниши, где стояли изображения Парвати и Шивы, все вместе мы скрутили палочки из смолы и благовоний, зажгли их и поставили куриться перед божествами.

Перед тем как идти спать, я с ЭмСи вышел на улицу покурить и подышать чистым воздухом. Полная луна заливала белесым светом крыши соседских домов и верхушки манальского парка. ЭмСи улегся в гамак, взял бинокль и уставился на луну.

– Why spots? – спросил он.

Я ответил, что эти пятна называются «морями», но воды в них нет.

– Lamakaaaaka? – снова спросил ЭмСи.

– Because no water, no air – only mountains.

– О! – восхитился он. – Natural nature!

– What do you mean by natural? – поинтересовался я.

– Why? Cannot put people there.[139]

В день отъезда ЭмСи первым делом накрутил целую вереницу косяков. Потом долго совещался со мной, какую бородку ему оставить, и в процессе бритья остановился на эспаньолке.

До моторикши нас провожал Онил, таща на плечах рюкзаки – он был чрезвычайно серьезен, поскольку оставался за хозяина. С верхней террасы слышались звонкие крики «Bye-bye, papy» – это, как заводная, кричала Ранджина. Минакши и Шанти махали вслед руками. ЭмСи никогда не расставался с ними больше, чем на три дня.

Лежа в «слипере», ЭмСи болтал по телефону, постоянно кого-то встречал, рассказывая всем, куда и зачем он едет – одним говорил правду, что едет посмотреть океан, другим, что собирается по делам в Дели. Я спросил, почему он так поступает, и ЭмСи объяснил, что только настоящие друзья не выдадут правды его отцу, который, как оказалось, слишком переживал за сына и не согласился бы отпустить его дальше Дели.