Эрик Дешодт - Людовик XIV Страница 56

Что касается отца Летелье, его ликованию не было предела: 101 положение отца Кенеля было осуждено! Это превосходило все его ожидания. Но осуществление надежд порой может оказаться гибельным. Булла не только осуждает труды отца Кенеля, но и запрещает мирянам читать Священное Писание, толковать каковое отныне дозволено лишь священникам. Блаженный Августин под подозрением. Только Рим владеет истиной в последней инстанции.

Галликанские свободы под угрозой. Янсенисты внезапно обретают мощную поддержку. Сорбонна, парижское духовенство, августинцы, бенедиктинцы конгрегации Сен-Мор (Святого Мавра), капуцины, босоногие кармелиты, каноники церкви Святой Женевьевы, минимы, францисканцы, аббатство Сито[155] и тысячи других пополняют ряды «несогласных». «Согласные», коих несравнимо меньше, — они принадлежат в основном к высшему, в том числе и придворному духовенству, — прикрывают свое согласие многочисленными оговорками, каковые делают их одобрение не столь уж весомым. Они принимают буллу с условием, что сами будут судить об истинности сформулированной в ней доктрины.

Малочисленная, но блистательная группа берет тем временем сторону папы: Фенелон, кардинал де Роган, архиепископ Реймсский… Летелье каждый день напоминает королю о их мнении.

Ноай, чтобы избежать раскола, соглашается с буллой Unigenitus, хотя его вышеупомянутые враги ему не верят. Чтобы посрамить его, они представляют проект пастырского наставления, совершенно для него неприемлемого. Он голосует против. Канцлер Поншартрен просит его по приказанию короля (сам он с этим не согласен) более не появляться при дворе. Ноай отвечает пастырским посланием, напечатанным в двадцати тысячах экземпляров, коим запрещает принимать в своей епархии папскую буллу, дабы защитить галликанские свободы.

В Риме Климент XI удрученно взирает на это новое противостояние. Иезуиты ошиблись или ввели его в заблуждение… Как бы там ни было, раздоры терзают старшую дочь Церкви. Многие считают раскол допустимым, другие — вероятным, а некоторые — неизбежным.

Тем временем парламент должен зарегистрировать буллу. Число выступающих против довольно велико, и возглавляют оппозицию генеральный прокурор д'Агессо и генеральный адвокат Жоли де Флёри.

Девятого февраля 1714 года Людовик вызвал их к себе и, что случается с ним крайне редко, совершенно вышел из себя.

Он сказал, «что готов был растоптать их, и, выкажи они хоть малейшую непокорность, он бы раздавил их в лепешку», и с угрозой добавил, что от его кабинета недалеко до Бастилии. А затем, успокоившись, король простонал: «Эти люди вгонят меня в могилу».

Пятнадцатого февраля парламент регистрирует королевские грамоты, касающиеся распространения и исполнения буллы Unigenitus во всём королевстве. Среди епископов находится лишь 15 «несогласных» на сотню тех, кто принимает буллу. Эти последние решают сопровождать ее распространение одобряющими пастырскими наставлениями. Но среди низшего духовенства и мирян соотношение «согласных» и «несогласных» меняется на противоположное. Из 450 священников Парижской епархии 385 поддерживали кардинала против папы и Unigenitus.

По крайней мере, война принимает желаемый оборот. Общий мир не за горами. 6 марта 1714 года Карл VI подписывает первый из двух Раштаттских договоров как император; а второй — 7 сентября как глава государств, входивших в Священную Римскую империю. В этом же сентябре Бервик, отправленный Людовиком XIV на помощь Филиппу V, овладевает Барселоной; подстрекаемые Карлом VI каталонцы, чьи желания были не такими уж химерическими, мечтали отделиться от Мадрида.

Война близка к завершению, но смерть не покидает Версаль, а религиозной распре не видно конца.

Герцог Беррийский, последний сын Великого дофина, младший брат покойного герцога Бургундского и герцога Анжуйского, ставшего королем Испании Филиппом V, умирает 4 мая от травмы, полученной при падении с лошади, последствия которой врачи лишь усугубили своими неумелыми действиями. И вновь герцога Орлеанского подозревают в отравлении! Единственным наследником Людовика XIV по прямой линии остается малолетний герцог Анжуйский. Король просит привести его к себе и говорит со слезами на глазах: «Вот что мне остается от всей моей семьи!» От его официальной семьи, ибо у него оставалось много бастардов, в том числе и сыновья мадам де Монтеспан, герцог дю Мен и граф Тулузский, особенно им любимые, к которым воспитывавшая их мадам де Ментенон также питала нежные чувства (притворные, а может быть, и вполне искренние). Людовик вскоре вспомнит о них.

А теперь вернемся к делам церковным: один из главных «несогласных» Анри Шарль де Куален, епископ Меца, публикует 20 июня «Пастырское послание и наставление относительно буллы Нашего Святейшего Отца Папы». Это послание — шедевр прозрачной двусмысленности. Иезуиты тотчас же увидели в нем скорее «критическое опровержение, чем согласие». Самые агрессивные из них заявляют, что «сие послание есть жесточайшая, неслыханная сатира на папское уложение».

Пользуясь этой вспышкой галликанства, янсенисты начинают повсюду выступать в защиту отца Кенеля, проповедуя свободу совести и право верующих высказывать свое мнение о церковных догматах. Отец-ораторианец Вивьен де Лаборд публикует «Свидетельство об истине», согласно которому любому христианину надлежит самому определять свой Символ веры. При таком подходе папа мало что значит.

Людовик в растерянности. По мнению некоторых историков, он готов отказаться от «максим Франции», являющихся основой галликанства, и даваемой ими независимости от Рима.

«Речь идет не о галликанских свободах, — говорит Людовик Жоли де Флёри. — Речь идет о религии. Я хочу, чтобы в моем королевстве была только одна религия, и если свободы служат поводом для введения других религий, я начну с того, что уничтожу свободы».

Пятого июля король приказывает обнародовать постановление, согласно которому «Пастырское послание и наставление» монсеньора де Куалена следует «отменить и уничтожить, ибо оно наносит ущерб грамотам его величества, противодействует принятию буллы, одобренной Ассамблеей духовенства Франции, и ослабляет либо делает бесполезным осуждение как ошибок, содержащихся в 101 положении, так и книги, каковая их содержит».

Канцлер Луи де Поншартрен, умеренный приверженец галликанских свобод, полагает, что королю не пристало вмешиваться в конфликт между епископами. Он сообщает свое мнение королю и подает в отставку. Людовик принимает его отставку и назначает на место канцлера Даниеля Франсуа Вуазена де Нуаре, ставленника мадам де Ментенон, исполнявшего должность государственного секретаря по военным делам, человека бесцветного и всегда готового повиноваться.