Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание] Страница 56

Владимир бесповоротно отверг увещевания хазар. Евреи оказались единственными, к кому он, по летописи, не отправил собственных послов. Но ведь и некуда было посылать! После падения Хазарии в Восточной Европе как бы заново повторилась ситуация с рассеянием евреев — хазарские иудеи лишились государства и остались без своей «земли». Неудивительно, что именно это обстоятельство стало решающим для князя Владимира при принятии окончательного решения. Хазария была повержена Русью. В глазах язычников гибель государства неопровержимо доказывала гибельность и беспомощность его богов. «Обветшавшая» религия поверженного Каганата не могла стать религией победившей Руси.

Казалось, выбор был сделан. Христианство оставалось единственной религией, приемлемой для Руси. Но и по отношению к христианству Владимир первоначально не выказал никакого предпочтения. Отчасти это объяснялось неоднородностью самого христианства, противоборством двух враждующих христианских центров — Рима и Константинополя.

Согласно «Повести временных лет», послы «из Немец» появились при дворе Владимира еще до прихода хазарских иудеев, вскоре после отъезда из Киева проповедников-болгар.

«Потом же пришли немцы, — рассказывает летописец, — говоря: “Пришли мы, посланные от папы”. И сказали ему (Владимиру. — А. К.): “Так говорит тебе папа: земля твоя, как и наша земля, а вера ваша, не как наша вера. Ибо наша вера — свет; поклоняемся Богу, который сотворил небо и землю, звезды, месяц и всякое дыхание. А ваши боги суть дерево”. Владимир же спросил их: “В чем заповедь ваша?” Они же отвечали: “Пощение по силе — если кто пьет или ест, то все во славу Божью, как сказал учитель наш Павел”»{186}.

Ответ «латинян», кажется, заранее предусматривает наклонности киевского князя, не ограничивая его ни в еде, ни в питье; создается впечатление, что христианские проповедники учли неудачный опыт излишней требовательности магометан. Но едва ли не сам летописец видоизменил слова апостола Павла, на которые, вероятно, ссылались немцы, придав им совершенно иной смысл. (Ибо апостол Павел в Первом послании к Коринфянам (10: 31) говорил совсем другое и по другому поводу: «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию».) Летописное «пощение по силам» немцев, вероятно, представляет собой позднейшее осуждение тех послаблений в исполнении поста, которые отличали католическую церковь от православной.

Так или иначе, но Владимир отверг увещевания немцев. Любопытна причина, которую он указал сам. «Идите обратно, — обратился князь к проповедникам, — так как отцы наши не приняли этого».

Несомненно, ответ Владимира имел в виду недолгое пребывание на Руси «епископа ругов» Адальберта в 961–962 годах. «Отцы наши» — это в первую очередь князь Святослав, а также отцы бояр Владимира и «старцев градских». (Заметим, кстати, что о миссии Адальберта летопись ничего не сообщает; слова Владимира между прочим подтверждают обстоятельность и осведомленность составителя сказания о «выборе вер».)

На следующий год, однако, с совета бояр и «старцев» Владимир отправил послов «в Немцы» — «соглядать» тамошнюю церковную службу и поклонение Богу.

«Пришли мы в Немцы, — рассказывали по возвращении князю и боярам уже знакомые нам десять «добрых и разумных мужей», ездивших сначала «в Болгары», а впоследствии и в Царьград, — и видели в храмах многие их службы, а красоты не видели никакой». Так у Владимира появился второй аргумент для отказа от принятия западного варианта христианства.

Оценка, данная латинскому богослужению посланцами Владимира, вызывает некоторое недоумение, поскольку оно, как известно, отличается не меньшей пышностью, нежели православное, поразившее, по словам летописца, своим великолепием тех же послов. Но возможно, что описанные летописью путешествия (на Запад и в Царьград) были не одновременными; в таком случае слова летописца могли бы отражать различия в отношении к христианству самих русских на протяжении какого-то (может быть, небольшого) временного промежутка. Кроме того, можно вспомнить, что в различных странах и областях западнохристианского мира богослужение отличалось своими особенностями: где-то оно было скромнее, где-то более пышным. Мы же, к сожалению, не знаем точно, кого именно назвал летописец обобщенным наименованием «немцы».

Согласно прямому указанию ряда летописей (Радзивиловского, Академического, Ипатьевского списков «Повести временных лет», Новгородской Первой летописи младшего извода) латинские проповедники явились в Киев непосредственно из Рима{187}. (Лаврентьевская летопись этого уточнения не знает.) Однако название Рим в древней Руси имело не столько географический, сколько политический и конфессиональный смысл. Рим — это область распространения латинства, а также территория Священной Римской империи, и прежде всего ее этнического ядра — Германии. Ссылка Владимира на казус с епископом Адальбертом также подтверждает, что посланцы папы на самом деле явились из Германии и представляли скорее всего нового германского императора Отгона III (983–1002).

Но летопись, кажется, позволяет точнее определить ту этнополитическую среду, из которой вышли немецкие проповедники. Я имею в виду упоминание ими в качестве своего учителя апостола Павла (а не «князя апостолов» Петра — основателя Римской церкви, имя которого мы скорее ожидали бы услышать из их уст). Имя апостола Павла, называемого также «апостолом язычников», было неизменно популярно среди варварских народов, только начинавших свое приобщение к христианству, ибо в посланиях этого апостола с особой силой подчеркивалась мысль о равенстве перед Господом всех народов, независимо от времени их приобщения к единому Богу. Обращает на себя внимание, что именно Павел назван учителем славян и собственно Руси в уже известном нам летописном «Сказании об обретении славянской грамоты». Речь проповедников-немцев неожиданно оказывается созвучна идее славянского единства, пронизывающей «Сказание об обретении славянской грамоты», и кирилло-мефодиевской традиции в целом.

Латинские источники не сообщают ничего определенного о проповеди христианства в Киевской Руси около 985–986 годов (время пребывания немецкой миссии согласно «Повести временных лет»), равно как и о посольстве самого Владимира в Рим или «в Немцы». Скорее, как мы уже отмечали выше, в послах «из Немец» можно было бы увидеть тех безымянных немецких проповедников, которые, кажется, посещали Русь в последние месяцы пребывания в Киеве князя Ярополка Святославича и с которыми, по-видимому, недружелюбно обошелся сам Владимир, придя в Киев, или же послов Отгона II к самому Владимиру, побывавших на Руси предположительно в 982–983 годах. Послы Владимира «в Немцы» также могли быть теми самыми, которые, вероятно, посещали Германскую империю вскоре после вокняжения Владимира в Киеве в конце 70-х — начале 80-х годов X века (см. об этом в главе 5).