Алексей Лосев - Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед Страница 56

Иррелевантное — это предметы, о которых нельзя сказать, существуют они или нет. Они поэтому не зависят ни от объекта, ни от субъекта. У стоиков они назывались dSidcpopa, безразличным, oiiSetepov, ни тем ни другим. Это не идеи. Стоики не хотели быть ни платониками, ни вульгарными материалистами.

Будучи соматистами, они не искали ни идей, ни материи, а традиция им предоставляла в распоряжение только термины либо номиналистические, либо платонические.

Субстанция? Не могу употреблять этот термин. Мне понятно, что значит субстанция, но из нее ведь для современности надо делать выводы. Пусть субстанция идеальная существует, но мне же надо делать выводы для лингвистики…

Лотман приглашал меня работать в своей «Семиотике». Он прислал мне вежливое и даже низкопоклонное письмо, присылайте дескать что-нибудь. И я послал ему, вернее, Пете Рудневу.

Ильин предлагал говорить, что предмет чувства это счув. Некая объективная предметность облекается внутренним переживанием и получается специфическая предметность. И это абсолютно правильно. Например воля. Предмет воления иррелевантен, но без него нельзя перейти к релевантному предмету.

29. 4. 1973. Мою статью забрили уже четвертую, против структуралистов. Рождественский, Ревзина статью провалили, Никита Толстой. Там выступила Благова, явная наймитка структуралистов, и ни Макаев, никто не мог ничего сказать. Эти якобы структуралисты засели в «Науке».

Правда, сейчас они обмякли. Когда забрили статью, я обиделся на «Вопросы языкознания». Ведь они же сами меня приглашали. Потом я встретил Филина[170], главного редактора: давайте, говорит, статью. — Я обижен. — Да нет уже тех людей! — Ну ладно, тогда дам. Им, правда, нужна маленькая статья, а у меня рассуждения долгие, разнообразные, на десятки страниц; надо же разъяснять значение, смысл, форму.

И сейчас один востоковед, палеоазиат (занимается нивхским языком), бывший в Академии по идеологии, опять меня пригласил. Всё теперь уже изменилось. Иванов пустился в фольклор, изучает модель мира у каких-нибудь кетов. Там конкретный материал, структура в настоящем смысле. Формальный структурализм распался сейчас. Что структура это будто бы математика, теперь такого уже нет. А понятие структуры я очень люблю. Математика тут ни при

чем. Об этом есть моя статья о математическом знаке в его отличии от языкового. Машинный подход может только омещанить богатое языковое содержание. Вообще машина не выходит за рамки часов. Я тоже могу сказать, заведя часы, что они имеют память, внимание, воспоминание, но это всё будет богословие для дураков. Сказать «машина помнит», «машина решает задачу» так же глупо, как сказать «часы помнят», «часы решают задачу».

Срезавшись на машине, они бросаются в языкознание, в индоевропейщину, вещи налаженные уже сто лет назад. Кто и в фольклор. Теперь, наверное, Иванову самому стыдно себя прежнего; наверное, он скажет, «ну, это был ребячий бред».

Продолжаем говорить о книге Совы. По поводу упомянутого мной замечания Виктора Викторовича Шеворошкина[171], что только у нас нельзя сказать о книге, что она вздор, А. Ф. резко возражает: Falsch, Шеворошкин! И хорошо, что у нас так не принято. При Сталине это было бы так: «Бибихин в своей рецензии на диссертацию проводит буржуазные взгляды». Обсуждение откладывается на другой день, и если ты будешь еще возникать, как-то пытаться спорить, то высылка (А. Ф. разыгрывает эту сцену с живостью, переживая сладость от сознания, что того времени всё-таки уже нет).

Если выступать так резко, как ты предлагаешь, то будет антиобщественно. Во-первых, я не Гегель; во-вторых, есть и математическая кафедра для ее математики. Поэтому ты заткнись со своей рецензией пока. Хотя я могу под ней подписаться. Но это будет антиобщественно. Всё может измениться через год, два. Вот десять лет назад, ты не знаешь, что тогда творилось. Когда структуралисты выступали, было не продохнуть. Добрушин, тот вообще говорил, что лингвистика это математика.

С книгой Л. 3. Совы «Аналитическая лингвистика» дело было в том, что по просьбе написать рецензию я очень резко осудил книгу и в целом и в частностях. Было видно (и позже подтвердилось), что Лосеву это по душе. Однако прослушав, он решительно сказал: «Но всё же я склонен дать положительный отзыв». Я привел еще несколько убийственных аргументов. Ничтоже сумняшеся он повторил почти буквально, что всё-таки книжка производит на

него в целом положительное впечатление. Мою бумагу он отверг, предложив как-нибудь использовать самому; но, конечно, добавил он, нельзя в своем первом выступлении нападать на всех. «Со своей критикой ты сейчас заткнись. И я не могу выступить так резко. В данный момент это было бы антиобщественно. Потом, года может быть через три…».

По поводу задержки номера тартуской «Семиотики» А. Ф. возвращается к ошибкам популярного структурализма. Всё-таки знаковая система должна быть предметной. Знак не только обозначает факт предмета, но и сам он предмет. Знак многоструктурен. А они (структуралисты) упрощают себе задачу. Лотман берет стихотворение, разлагает на моменты звучания, смысла, стиля, а содержания нету.

Между прочим, диссертацию Руднева провалили. Руководителем был Бухштаб [172]. Гаспаров оппонировал, он занимается русским стихосложением уже давно. Я тебе говорил, что послал через Руднева статью для Лотмана в «Семиотику». И вот Руднев говорит, что Лотман не отвечает. Лотман ко мне благорасположен, и если он не отвечает, я понял, что какие-то затруднения к печатанию есть. Я попросил его вернуть рукопись. Получил рукопись обратно, значит, дали в шею. А здесь в Москве сразу напечатали, хотя, правда, примеры сократили. Символику цветов Гёте выкинули. Ну, тут уже ничего нельзя сделать. Издательство абсолютная власть. Если из 19 страниц 9 выкидывают, ничего не сделаешь. Даже я, старик, который тысячу раз печатался, должен терпеть.

Видно Лотман что-то почувствовал. В целом он относится хорошо к структурализму. Он хороший литературовед, но одного не чувствует: что художественное произведение кроме всех содержащихся в нем знаков, всех составляющих его структур, всех операций с ними есть еще и просто оно само и что это целое, помимо всех входящих в него структур, по закону совпадения противоположностей есть еще одна новая структура.

Структуралисты поэтому говорят о знаках, а не о символах. По-моему же в конечном счете действует всё-таки символ. Хотя понятие это дискредитировано, его надо воскрешать в новом духе.

26. 5. 1973. А. Ф. несколько раз переводил Ареопагита. Но в 1930 году, жили тогда еще с Валентиной Михайловной и стариками ее родителями в их доме, вставлял куски в книгу «Диалектика мифа» уже после просмотра книги цензорами Главлита. Арестовали, Валентину Михайловну тоже, при обыске всё растащили, даже костюмы. И Дионисий Ареопагит в переводе был изъят при обыске. После освобождения пошел к Митину[175]: вот, выпущен без судимости, полностью реабилитирован, перевод Ареопагитик не относится к политике, верните. — Да, говорит, перевод дело сложное… Придите через две недели. — Поспешите, говорю, ведь эти переводы не имеют отношения к моей личности, как бы не уничтожили. — Ладно. Прихожу через две недели. — Говорят, что не могут найти. — Как же так? — Приходите еще через неделю. Прихожу через неделю. — Представьте себе, говорят, что найти не могут.