Сергей Степанов - Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия» Страница 57

Террор нашел своих восторженных поклонников и добровольцев. Его знамя было поднято подпольной организацией «Народная воля». Она быстро прошла все ступени, о которых писал Кравчинский. Народовольцы начали с агентов Третьего отделения и кончили убийством Александра II. Идейной наследницей народовольцев в начале XX в. являлась партия социалистов-революционеров. Для эсеров террор был священным делом. Партийный орган «Революционная Россия» призывал: «У кого больше сил, больше возможности и решимости – тот пусть не успокаивается на мелкой работе; пусть ищет и отдается крупному делу – пропаганде террора в массах, подготовлению… сложных террористических предприятий». ЦК партии эсеров создал Боевую организацию, которая подготовила ряд покушений. Действовали также региональные «летучие отряды». Следует отметить, что лидеры партии эсеров рассматривали террор как один, и даже не самый главный, инструмент политической борьбы. Но это было в теории, на практике партия эсеров ассоциировалась с террором, что бы ни заявляли ее лидеры. Такое же двуличие было свойственно российской социал-демократии, расколовшейся на большевиков и меньшевиков. Вождь большевиков Николай Ленин (В.И. Ульянов) в своих статьях подчеркивал, что теракты отвлекают силы революционеров от массовой борьбы, а сам терроризм является вредным методом, «всецело осужденным опытом истории»[181]. Однако при этом местные комитеты большевиков и меньшевиков активно сотрудничали с эсерами и были вовлечены в террористическую деятельность. Правда, лидеры большевиков предпочитали более практичные «эксы», то есть эспроприации денежных сумм. Рассказывали, что Ленин, узнав, что партия получила крупное пожертвование от некого анонима – Икса, глумливо заметил: «Не от икса, а от экса». В июне 1907 г. большевики под руководством Камо (С.А. Тер-Петросян) ограбили кассира Тифлисского отделения государственного банка. Ходили слухи, что первую бомбу в экипаж кассира бросил Сталин (И.В. Джугашвили). Это факт недоказанный, известно только, что сразу после экса Сталин спешно покинул Тифлис. При ограблении было захвачено 250 тысяч рублей, однако часть денег была в крупных купюрах, серию которых немедленно опубликовали газеты. Большевистское руководство решило обменять купюры за границей в один день в разных городах и банках, но на этой операции попались несколько видных большевиков, в том числе будущий нарком иностранных дел Литвинов (М.М. Валлах) и его жена.

Анархисты, последователи Михаила Бакунина, проповедовали «безмотивный террор», направленный против всех представителей власти и эксплуататорских классов. Другое течение – анархисты-коммунисты провозглашали «Да здравствует бомба и динамит». Группы анархистов «День страшного суда», «Мститель», «Террористы-резервисты» терроризировали «буржуев» и простых обывателей, угрожая им «кровавой народной расправой». Террор имелся в арсенале радикальных националистических партий: «Дашнакцутюн», действовавшей на Кавказе и в Закавказье; Финской партии активного сопротивления, давшей убежище русским террористам на территории великого княжества Финляндского; полубандитским «лесным братьям» в Прибалтике. Либералы порицали террор, но делали это не очень искренно. В свое время даже П.Н. Милюков, в целом противник революционных выступлений, говорил Ленину, что еще один-два удачных террористических акта, и «мы получим конституцию»[182].

Высшие сановники были излюбленным объектом охоты для террористов. Должность министра или губернатора считалась расстрельной. Автор известных мемуаров А.А. Игнатьев, сын убитого террористами сановника, писал: «Что ни день, надевай мундир с траурной повязкой и поезжай на панихиду то по тому, то по другому генералу или сановнику»[183]. Вообще, террористические акты стали повседневной реальностью, отражавшейся в сферах, совсем далеких от политики. Например, одна из исследовательниц обнаружила, что в 1905 – 1907 гг. скаковых лошадей часто называли Террор, Радикал, Заговорщик или Провокатор. Самой же популярной лошадиной кличкой была Бомба[184].

Министр внутренних дел становился главной мишенью террористов с первого дня своего пребывания в должности, которая считалась расстрельной. Об этом красноречиво напоминала обстановка, в которой предстояло жить Столыпину. Выбирая казенную квартиру, положенную министру, он писал жене: «Горемыкин просил ему предоставить дом на Фонтанке (раззолоченный саркофаг Сипягина) или дом на Мойке. Это останется открытым до осени, но я решаюсь взять дом на Мойке, где много хороших детских, а на Фонтанке только внешнее великолепие, а жить негде»[185]. Чтобы понять, что имел в виду Столыпин, говоря о «раззолоченном саркофаге», следует обратиться к воспоминаниям товарища министра внутренних дел Владимира Гурко. По его словам, министру внутренних дел Дмитрию Сипягину «удалось воздвигнуть себе памятник в виде перестроенного здания министерства на Фонтанке». Министр не пожалел денег на обустройство казенной квартиры. Гостиная была отделана в помпезном псевдорусском стиле, стены столовой украсили художественные панели, на одной из которых было изображено избрание на царство Михаила Федоровича Романова. Целью честолюбивых стремлений Сипягина было устроить на квартире прием царю: «В действительности в этом заключалась и первопричина всей затеи. Но вмешалась жестокая судьба. Сипягин был убит накануне того дня, когда он должен был дать обед государю. В своем великолепном дворце он прожил всего лишь несколько месяцев».

После вступления в должность главы правительства Столыпин сохранил пост министра внутренних дел. Его жилищем стал дом номер 16 на набережной Фонтанки у Цепного моста. Здание у Цепного моста было хорошо известно петербуржцам с царствования Николая I, когда там расположилось Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии во главе со всесильным графом А.Х. Бенкендорфом. О доме номер 16 ходили легенды. Говорили о страшных подземельях, в которых томились политические заключенные. Рассказывали, что на Фонтанку, 16 приглашали заподозренных в антиправительственных высказываниях, любезно приглашали их присесть в кресло, а потом кресло поворачивалось, пол раздвигался, и несчастный оказывался в подвале, где его подвергали жесткой порке. Про этот дом сложили вирши:

Глупое созданье!Рассуждаешь спроста.Позабыл, брат, зданиеУ Цепного моста.Влепят в назидание,Как ударов до ста,Будешь помнить зданиеУ Цепного моста[186].

На Фонтанке, 16 размещался Департамент полиции – главное структурное подразделение Министерства внутренних дел, в котором сосредоточивались все нити борьбы с террором. Здесь на стенах висели портреты всех министров внутренних дел, и среди них портрет убитого Сипягина. По слухам, ему было дано предзнаменование. В день новоселья тяжелая бронзовая люстра древнерусского стиля упала с потолка и разнесла в щепки накрытый для обеда стол. 2 апреля 1902 г. был убит министр внутренних дел Дмитрий Сипягин. Переодетый в адъютантскую форму Степан Балмашев явился в Мариинский дворец, где проходило заседание Комитета министров, строевым шагом подошел к Сипягину и доложил, что у него важный пакет от московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Когда министр повернулся за пакетом, террорист дважды выстрелил в него из револьвера и смертельно ранил. По свидетельству матери террориста Степана Балмашева Марии Николаевны, город, где они проживали, «принял весть об убийстве Сипягина с радостью». Жители устроили настоящее паломничество в дом семьи боевика, и каждый стремился выразить восхищение родителям столь выдающегося юноши. Мало кто сочувствовал убитому министру, зато казненный террорист превратился в героя, о котором слагали стихи: