Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце» Страница 57

Как иначе объяснить участие маркизы де Монтеспан в сатанинских ритуалах? Ведь то, что она была очень набожна, это чистая правда, и, совершая богопротивные непотребства, она не могла не знать, что губит свою душу. Амбиции, власть и богатство были для нее важнее? А может быть, маркиза надеялась, что когда-нибудь потом сможет выпросить у Господа прощение? Кто знает… В те времена набожность никому не мешала грешить.

Глава 25

Жир повешенного пополам с кровью летучей мыши

То, что уже много лет в парижском высшем обществе были модны убийства с помощью отравлений, не было секретом ни для кого, кроме, разве что, чиновников из полицейского управления. И если тебе приходило в голову избавиться от надоевшего мужа или родителя, стоило только навести справки у знакомых, чтобы немедленно получить нужный совет — к кому следует обратиться. Обделывая свои темные делишки, дамы и господа не особенно даже скрывались, порою в открытую обсуждая на светских приемах различные новые способы, какими нынче можно было отравить неугодного родственника. Немудрено, что в конце концов все-таки разразился скандал.

Произошло это после того, как во время обеда, устроенного мадам Лавигуре, женой модного дамского портного, одна из приглашенных, мадам Боссе, вдова торговца лошадьми и известная гадалка, выпила лишнего и заявила во всеуслышание, как довольна своей клиентурой: высочайшими вельможами Франции, среди которых были маркизы, графини и даже герцогини. «Еще три отравления, и я покину это блестящее общество с хорошим состоянием!» — произнесла эта дама, горделиво улыбаясь.

На беду не в меру откровенной особы на том же обеде присутствовал адвокат Перрэн, бывший хорошим знакомым капитана полиции Дегрэ, не далее как вечером того же дня изложивший своему другу этот весьма занимательный разговор.

Уже на следующий день Дегрэ отправил к мадам Боссе свою осведомительницу, которая пожаловалась гадалке на своего мужа и тут же получила от нее пузырек с ядом за весьма умеренные деньги.

Отравительницу схватили, заключили в тюрьму и допросили с пристрастием. С испугу та выдала полиции не только многих своих высокородных клиентов, но и других так называемых колдуний, промышлявших тем же ремеслом, что и она сама. На следующий день были арестованы мадам Лавигуре и мадам Лавуазен, при обыске у которых нашли очень много интересного: помимо всякой колдовской дребедени вроде порошка из панциря рака, обрезков ногтей и жира повешенного, еще и мышьяк, ядовитые свойства которого были всем прекрасно известны. Эти две колдуньи, так же как и их товарка, не особенно отпирались от своих преступлений, под пытками выдавая все новые и новые имена. И за четыре года с момента ареста злополучной Боссе «дело о ядах» разрослось до таких масштабов, что в 1679 году король был вынужден возродить «Огненную палату», специальный судебный орган, во времена оны разбиравший дела еретиков и распущенный за ненадобностью уже более ста лет. Теперь его услуги понадобились снова.

Расследование тянулось из года в год, и, судя по всему, до окончания его было еще очень далеко. Все новые имена колдунов, отравительниц, чернокнижников и алхимиков всплывали на следствии. Тюрьмы ломились от арестантов, и хотя некоторых из них периодически сжигали на костре, освободившееся место тотчас же занимали новые обвиняемые в невиданных количествах.

Новый поворот в этом утомившем всех разбирательстве случился в феврале 1680 года, когда казнили самую знаменитую и устрашающую из колдуний — мадам Лавуазен, признавшуюся в таком количестве ужасных преступлений, что волосы вставали дыбом даже у повидавших многое судейских чиновников. Мадам Лавуазен не только готовила яды, она занималась черной магией и, совершая злодейские ритуалы, погубила несколько сотен младенцев, чьи трупики сжигала в собственной печи или же закапывала во дворе. Лавуазен назвала множество имен, в том числе и знатных аристократов, но никакие пытки не смогли заставить ее выдать самых могущественных своих клиентов — сделай она это и ее тут же казнили бы, а пока шло следствие, она могла надеяться, что еще долгие годы проведет в тюрьме. Не могла она выдать и самых опасных своих сообщников, потому что в этом случае даже после смерти их месть могла бы настигнуть ее.

Но дочь не отличалась благоразумием матери. Как только обгорелые останки ведьмы были преданы земле, рассерженная тем, что никто из высокопоставленных господ не помог им, несмотря на все уверения, Маргарита Мовуазен сама попросилась на допрос и поведала изумленным и перепуганным судьям то, что утаила ее мать: о том, что ее клиенткой, помимо прочих, была сама фаворитка короля маркиза де Монтеспан. Записав показания подследственной, начальник полиции Ла Рейни отнес их военному министру Лавуа, а тот в свою очередь предоставил их королю.

Сказать, что Людовик был в ужасе, это значит сильно преуменьшить его чувства.

«Когда мадам де Монтеспан начинала сомневаться в расположении короля, — читал он в показаниях Мовуазен, — она давала знать моей матери, и та посылала ей какие-то снадобья для его величества. Обычно мать сама относила их. А я первый раз встретилась с мадам де Монтеспан два с половиной года назад. Маркиза пришла к матери, долго беседовала с ней с глазу на глаз, потом позвали меня. Это было в четверг. Мы договорились встретиться в понедельник в условленном месте, где я должна быть в маске, которую сниму, увидев мадам де Монтеспан. Я все выполнила. И проходя мимо маркизы, я сунула ей в руку маленький пакетик с порошком, приготовленным матерью… Состав этих снадобий я не знаю, мать никогда не доверяла мне приготовление их, но я уверена, что туда входила кровь летучей мыши и истолченные облатки, смоченные в жертвенной крови. И еще, конечно, жир повешенного… Маркиза подмешивала снадобья в питье короля, и тот вскоре возвращал ей свою любовь».

Как раз в этот момент Людовик припомнил, что не так давно принял из рук возлюбленной удивительно мерзкую на вкус «микстуру от кашля» и его скрутил приступ жестокой рвоты. Только чрез час с небольшим он смог продолжить чтение:

«Но не всегда снадобий было достаточно. Если король обращал свой взор на другую женщину, необходимы были особенные магические ритуалы. Черные мессы. Для исполнения их мать приглашала священника… Я не знаю его имени, при мне никогда не называли его, и лицо его было скрыто маской… Я видела его только один раз, когда мать приказала мне прислуживать на черной мессе. Это было незадолго до ее ареста. Священник принес младенца, явно родившегося раньше срока, он купил его за экю у какой-то проститутки. Уложив ребенка на живот мадам де Монтеспан, обнаженной лежавшей на алтаре, он перерезал ему горло и собрал кровь в чашу, после чего освятил в ней облатку и дал причаститься маркизе. В свою очередь мадам де Монтеспан произнесла следующие слова: «Астарот, Асмодей, вы, князья любви, я заклинаю вас жертвой этого ребенка и прошу дружбы короля и дофина, и чтобы она не кончалась. Пусть королева будет бесплодна, пусть король покинет ее постель и стол ради меня, пусть я получу от него все, что попрошу для себя или для родственников, пусть мои друзья и слуги будут ему приятны; пусть я буду уважаема вельможами; пусть меня призовут на Королевский совет, чтобы я знала, что там происходит; пусть дружба и любовь короля ко мне удвоится; пусть король покинет и даже не взглянет на Фонтанж (имя женщины каждый раз менялось по необходимости) пусть король разведется с женой, и я стану королевой». Так же мать дала маркизе яд, из-за которого новая фаворитка короля потеряла ребенка».