Вячеслав Лопатин - Суворов Страница 57

Ровно в 6 часов, в тот же вечер, я явился к обеду. "Вы, конечно, ошиблись, monsieur, — сказал мне флигель-адъютант, — Его Превосходительство обедает в 6 часов утра, а теперь он спит". И он указал мне соломенный шалаш на берегу моря — единственную комнату генерала».

С нескрываемой иронией Дама описывает жалкий обед, которым его угостил русский генерал. Но после трапезы французу стало не до шуток — Суворов отвел его на берег моря и сказал: «Видите ли вы одномачтовое судно, пришвартовавшееся к нижней батарее Очакова? Оно ночью пришло из Константинополя, и я желал бы, чтобы вы сегодня ночью обрезали его канат и с частью ваших стрелков взяли его на абордаж. Это был бы очень полезный поступок: во-первых, мы получили бы сведения о турецком флоте, а во-вторых, добыли бы апельсинов, так как я знаю, что оно нагружено ими».

Граф признавался, что «весь день надеялся получить отмену приказания, но так как она не приходила, то он, хоть и считал задание крайне нелепым, поднял паруса». Ночью его судно сначала под парусами, затем на веслах осторожно подошло к «добыче». «Надежда на успех начала возрождаться во мне, — вспоминает Дама. — Но турки отлично видели наше приближение и… открыли огонь со всех батарей ядрами, картечью и ружейными выстрелами». Пришлось ретироваться. «Я сошел на берег Кинбурна сильно смущенный тем, что не мог принести апельсинов генералу Суворову, однако же нужно было рапортовать ему. Каково же было мое удивление, когда он мне сказал, что сам не считал дело возможным, но что он любил отдавать подобные приказания, чтобы развивать под пушечными ядрами воинский дух в солдатах».

Молодой француз с гордостью записал, что в этот день, 2(13) мая 1788 года, он «в первый раз в жизни побывал под пулями». Суворов поручил ему крейсировать каждую ночь у носа Кинбурнской косы, чтобы следить за кораблями противника. «В те дни, когда я обязан был представлять отдых моему экипажу, — вспоминает француз, — я смотрел на маневры, которые генерал Суворов приказывал производить своим войскам и которые все носили отпечаток его характера и его военного духа. То он штурмом брал свою крепость, то устраивал атаку одних каре на другие, подобные им, которые сходились со штыками наперевес; никогда его обучение не шло известным тактическим путем, и тем любопытнее для меня было это зрелище».

Так продолжалось до 20 мая. «Когда я окончил письмо, — сообщил Суворов Нассау, — бусурманский флот явился величественно в числе 52 судов. Из них многие уже стоят на якоре под Очаковом… Я предполагаю, если только старый Капитан-паша находится на флоте, то не пройдет суток, как он нападет на нас. Это было писано в 8 часов утра, а в 9 часов мы увидели еще 22 парусных судна… Пока обнимаю Вас, Принц. Да увенчает Вас Господь лаврами».

Тут же последовал приказ атаману коша верных казаков: «Сидор Игнатьевич! Сближте ко мне сюда под Кинбурн ваших запорожских две легких лодки и одну побольше с добрыми молодцами. Те, которые были из Глубокой, отпускаю я назад».

В донесении главнокомандующему от 21 мая Суворов уточнил: всего под Очаковом и в море 92 судна.

Граф Дама, не задерживаясь, ночью ушел к Глубокой пристани, где находилась флотилия Нассау Капитан-лейтенант Рейнгольд Остен-Сакен задержался со своей дубель-шлюпкой до утра и был настигнут быстроходными легкими судами противника подле устья Буга. Сакен отправил экипаж с флагом и секретными документами на весельной шлюпке, а сам взорвал свое судно, причинив ущерб окружившим его туркам. Подвиг Сакена стал широко известен. Сама императрица позаботилась о его родных.

Кампания на воде началась. И в это время к Потемкину прибыл Поль Джонс. Дареному коню в зубы не смотрят, гласит народная мудрость. Главнокомандующий был вынужден дать американцу должность, соответствующую его высокому чину контр-адмирала, пожалованному щедрой российской императрицей. 20 мая светлейший князь назначил Джонса командиром парусной лиманской эскадры и отправил его на лиман и в Кинбурн с приказанием принять команду и рапортовать, «относясь также и к Господину Генерал-Аншефу и Кавалеру Суворову для согласования действий».

Джонс не знал русского языка. Еще в Петербурге к нему был прикомандирован переводчик из Коллегии иностранных дел. Потемкин послал с американцем своего дежурного бригадира Осипа де Рибаса. Письма умного и наблюдательного неаполитанца правителю канцелярии Потемкина Василию Степановичу Попову дают представление о том, что творилось в командной среде на лимане накануне сражений с могущественным флотом противника. «Александр Васильевич принял вчера Поль Джонса с распростертыми руками, — сообщает Рибас 24 мая. — Доверие, дружба установлены как с одной, так и с другой стороны. Генерал Суворов написал сейчас к Алексиано письмо, копию которого прилагаю. Уверяю Вас, любезный друг, что определение здесь в должность этого нового контр-адмирала утомило мой ум и тело.., Дай Бог, чтобы чувство долга и отечества превозмогли досаду и злобу».

Парусной эскадрой командовал Панаиоти Павлович Алексиано, храбрый и знающий морское дело грек, перешедший на русскую службу в годы предыдущей турецкой войны. Он отличился во многих морских боях и заслужил Георгия 4-й степени. Оскорбленный предпочтением ему Джонса, Алексиано решил уйти в отставку. За ним готовы были последовать греки, составлявшие значительную часть командного состава Черноморского флота. Не хотели служить с «пиратом» и офицеры-англичане. «Если этот человек (Алексиано. — В. Л.) удалится, — предупреждал Потемкина Рибас, — эскадра не будет существовать!»

«Батюшка мой друг Панаиоти Павлович! — взмолился Суворов. — Помилуйте, что Вы предпринимаете, заклинаю Вас днем Нашего Спасителя, грядущего судить живых и мертвых. Вы ему отвечать будете! Лавры Ваши ныне завянуть не могут… Я уступал Судьбе, Россия службою моею питалась, Вашею питатца будет. По критическим обстоятельствам достоинствами Вашими Вы вечно прославитесь. Из рога изобилия Высочайшего престола истекут Вам милости выше Вашего ожидания. Светлейший Князь его покровительством уважит Ваши заслуги. Будьте с Адмиралом (Джонсом. — В. Л.) на образ консулей, которые древле их честь жертвовали чести Рима… Кончите толь важную экспедицию… кампания начинается… здравый разсудок не дозволяет решиться стремглав и дать своим страстям над собою обладать.

Теперь храброго и честного человека долг избавить Кинбурн предосуждения, поразить неверных и увенчатца победами».

Авторитет Суворова подействовал. 26 мая Алексиано написал Потемкину: «С самого того времени, как я имел счастие принять Россию за свое отечество, никогда я ни от чего не отказывался и прихотей не оказывал. Критические обстоятельства, в которых мы находимся, и любовь общего блага меня решили. Я остаюсь, но чувствуя обиду». Заслуженный моряк принял на себя роль заместителя и консультанта Джонса, поднявшего свой флаг на линейном корабле «Святой Владимир».