Вадим Щукин - Полководцы Великой Победы Страница 58

Здесь многое удивляло, если не сказать больше; например, служба воздушного наблюдения, обнаружения и связи (ВНОС) подчинялась непосредственно Главному штабу ПВО в Москве, а все огневые средства — командующим округами. За дело следовало браться, засучив рукава, ибо приближение войны уже явственно ощущалось. Сообщения о нарушении границ гитлеровскими самолетами поступали все чаще, но категорические приказы гласили: «Огня не открывать»...

К исходу дня 21 июня Николай Николаевич получил приказ находиться в своем рабочем кабинете. Поздно вечером посты ВНОС начали докладывать о шуме моторов по ту сторону границы, затем о проделывании германскими войсками проходов в проволочных заграждениях, а ближе к 4 часам утра — о налетах на Севастополь, потом на Виндаву, Либаву. С тревожными вестями Воронов поспешил к наркому обороны, записал содержание доклада в блокнот маршала С. К. Тимошенко. Кабинет покинул с тяжелым сердцем: никаких распоряжений, а ведь это война!

Автомобиль мчался по улицам ночной Москвы. Город спал, а на рабочем столе уже ждал целый ворох донесений о бомбовых ударах на огромном фронте от Балтийского моря до Черного. Посты ВНОС сообщали уже не только об авиации противника, но и о танках, пехоте, артиллерии.

Небольшие группы воинов ПВО передавали информацию, подчас ведя безнадежный бой с наседавшими гитлеровцами. Звучала прощальная фраза: «Погибаю, но не сдаюсь», и связь обрывалась...

Итак прежде всего — прикрыть важнейшие объекты от ударов авиации, восстановить систему ВНОС, а после объявления всеобщей мобилизации развернуть ускоренную подготовку командных кадров и формирование новых частей. ПВО Москвы — особое внимание. Потребности огромны, возможности ограничены...

Переход на военные рельсы не был легким. В управлениях и отделах царили нервозность, неразбериха, а с фронтов приходили явно завышенные сведения о потерях противника. Быть может, потому в первые дни войны никто и не представлял себе всей тяжести предстоявшей борьбы?

Неотложных дел было столько, что часов в сутках не хватало, об отдыхе думать и вовсе не приходилось. Николай Николаевич успевал и свои прямые обязанности исполнять, и, согласно поручениям Ставки Верховного главнокомандования, выезжать в войска, помогать в организации противотанковой обороны. 19 июля его вызвали в Кремль.

— Считаете ли вы правильным, что находитесь на должности начальника Главного управления ПВО? — спросил Сталин. — Правильно ли, что в обстановке войны у нас фактически отсутствует должность начальника артиллерии Красной армии?

— В свое время было соответствующее решение политбюро и правительства, и я должен считать это правильным.

— Это вы мне говорите официально, а я вас вызвал поговорить неофициально. Я хотел бы узнать по этому вопросу ваше личное мнение.

Ну, если так... И Воронов выложил все, что думал по поводу злополучной реорганизации. В ходе беседы Верховный главнокомандующий задал еще немало вопросов о боевом применении артиллерии, о ее взаимодействии с другими родами войск. В заключение он поинтересовался, кто бы мог встать во главе противовоздушной обороны.

Николай Николаевич рекомендовал опытного зенитчика, генерала А. А. Осипова, описав его как очень хорошего специалиста и при этом человека весьма скромного и дисциплинированного.

— Неужели у него нет никаких недостатков? — улыбнулся Сталин.

— Один есть: боится начальства...

Ровно через 40 минут после возвращения из Кремля Воронов узнал о собственном назначении на должность начальника артиллерии Красной армии.

За любимое дело он взялся с жаром. Следовало в кратчайшие сроки создать эффективный аппарат управления. Впервые в истории России ее артиллерия получила собственный штаб с оперативным и разведывательным отделами, управлениями боевой подготовки, кадров, формирований.

«Вот когда нерешенная проблема тяги заявила о себе в полной мере!» — думал Воронов, оценивая состояние рода войск. В последние предвоенные месяцы автомобили, которых и так не хватало, изымались из артиллерийских частей для строительства укреплений вдоль новой границы, а конский состав для орудийных упряжек поступал в войска только при объявлении мобилизации. Таким образом, тысячи орудий оказались полностью лишены подвижности, да и боеприпасы везти было тоже не на чем. Отсюда и потери. Причина не единственная, но важная.

А ведь там, где командиры сумели на свой страх и риск заранее развернуть артиллерию на огневых позициях, атаки противника 22 июня были успешно отражены. И хотя эти бои решающего влияния на ход приграничного сражения не оказали, но в оценке боеспособности советских Вооруженных сил и материальной базы обороны, созданной в СССР в последние годы, гитлеровские стратеги просчитались.

Теперь было крайне важно пополнить поредевшие части и широко развернуть формирование новых, а для этого требовались кадры. Многочисленные и подготовленные. Приложив усилия, начальник артиллерии буквально вытащил с фронта несколько училищ, сражавшихся в качестве обычной пехоты. Пусть готовят офицеров!

21 августа генерал Воронов был направлен в Ленинград в составе специальной комиссии. До Череповца добрались на самолете, там пересели на поезд, но доехали только до станции Мга. Недавно здесь побывала авиация противника, и железнодорожный путь оказался разрушен. Восстановление шло медленно.

В Ленинграде узнали о задержке и выслали за комиссией специальный поезд. Город продолжал жить на удивление спокойно, степень угрозы здесь явно недооценивали. Николай Николаевич постарался получше организовать боевую работу артиллерии, приступил к разработке ее взаимодействия с флотом и решению задач ПВО — здесь он трудился вместе со своим товарищем по учебе в академии А. А. Новиковым, ныне возглавлявшим ВВС фронта. Ненадолго он съездил в Москву, а когда вернулся, город уже был окружен и превратился в осажденную крепость. Вспомнив опыт Мадрида и Халхин-Гола, генерал Воронов избрал для оборудования центра управления огнем артиллерии самую высокую точку города — купол Исаакиевского собора. Там же разместился и центр управления ПВО.

Отстоять Ленинград — дело чести. Не хватает самолетов-корректировщиков? Зато есть аэростаты, применявшиеся для корректировки артиллерийского огня еще в Русско-японскую войну, с тех пор они хуже не стали. Инструментальная разведка артиллерии работала, определяя при помощи звукометрических станций и приборов наблюдения точные координаты конкретных целей и выявляя общие признаки подготовки противника к очередному наступлению.