Наталья Бондарчук - Единственные дни Страница 58

Впервые объявила голодовку, так хотелось оставить детей в театре. Жила без еды двадцать шесть дней.

Голодовкой удалось спасти коллектив, декорации, костюмы. Они нам служат и по сей день. В разные годы с нами сотрудничали Жанна Прохоренко, Татьяна Гаврилова, Наталья Белохвостикова, и сейчас продолжают сотрудничать Владимир Протасенко, Александр Кулямин, Николай Бурляев.

После того как мы лишились сцены, нас пригласили в Севастополь. На спектаклях яблоку негде было упасть. Дети жили на теплоходе «Енисей», играли в театре им. Луначарского. В «Артеке» выступали перед тремя тысячами детей. Объездили Украину, Горный Алтай, ФРГ, Францию, США, Грецию, Турцию.

Жили в самых трудных условиях. В Горном Алтае – в палатках. Дети умеют и любят жить в походе, трудностей не боятся.

Мы долго скитались, но наконец обрели постоянную сцену в центре детского творчества «Хорошево». Сейчас в театре играют пятьдесят детей, восстановлены все прежние спектакли, репетируем, гастролируем.

Мой «бембенок» – Коля Молочков – закончил ГИТИС и теперь играет в театре «Et Cetera» у Калягина. Стали профессиональными актерами Павел Гайдученко, Александр Голубев, Катя Шевченко, Иван Мурадханов. Наташа Остринская и Володя Федоров закончили режиссерский факультет и вернулись в театр уже режиссерами. Ваня Бурляев стал композитором.

Но, самое главное, на зимние каникулы все мы собираемся вместе и вновь играем наши спектакли, и звучит песня на стихи Николая Бурляева и музыку Вани:

«Пока мы вместе, будет нам сопутствовать удача…»

Отец

20 октября 1994 года умер мой отец Сергей Федорович Бондарчук. Хоронили его 24 октября на Новодевичьем кладбище. Литургия в церкви на улице Неждановой послужила актом Всепрощения и Любви. Все, кто приходил попрощаться с отцом, были искренни в нашем общем горе.

Известие о смерти отца я получила в Киеве: позвонила сестра Алена Бондарчук и, рыдая, сообщила о случившемся.

С помощью моих украинских друзей и в особенности моей духовной сестры Раисы Недашковской мне удалось собрать почитателей и друзей отца, среди которых был режиссер Мащенко, и провести в одном из храмов литургию.

Монахи из Киево-Печерской лавры собрали немного земли от святых могил лавры, я купила рушник с образом Шевченко и вылетела в Москву… Этот рушник с любимым героем папы покрывал его руки. А мой букет хризантем скоро утонул под грудой принесенных людьми цветов.

Появилась вдова Ирина Константиновна Скобцева, моя сестра Алена. Мы обнялись. Вскоре пришел и Федор Бондарчук, стал на колени у гроба, ему было плохо.

Началась божественная литургия. Рядом с Аленой стоял ее сын Константин. Мальчик необыкновенно красив, с тонким лицом, обрамленным легкими кудрявыми светло-русыми волосами. Он испуганно смотрел на Сергея Федоровича в гробу: его трудно было узнать, так съела его болезнь.

– Почему дедушка… такой? – тихо спросил у Алены Костя.

– Он устал, – ответила она. – Он очень устал.

Здесь были и мои дети, Иван и Машенька, был Николай Бурляев. Справа от меня со свечой в руке стоял Алеша Бондарчук.

Владыка Ювеналий прочел короткую проповедь, в которой выразил сожаление об утрате. Наступил момент прощания. Первая не выдержала Алена, глубинный стон вырвался из ее груди и пронзил меня, я успела поцеловать икону Спасителя, холодный лоб отца и, поняв, что тоже не выдержу, уткнулась лицом в плечо брата Федора. Он обнял меня с такой теплотой, что мгновенно вся моя любовь к отцу перешла к брату. Державшая себя в руках вдова, Ирина Константиновна, тоже не выдержала прощания и зарыдала, заголосила «по Сереже».

Подошел ко мне Элизбар Константинович Караваев с болью и сочувствием, он любил Сергея Федоровича и сегодня исполнял последний долг перед ним, снимая, как оператор, церемонию прощания. Пришли проститься со своим режиссером и учителем Людмила Савельева, Николай Губенко, Жанна Болотова, Сергей Никоненко, Армен Медведев, Вячеслав Тихонов и многие, многие другие…

Гроб из церкви вынесли близкие и друзья. Впереди шел Никита Михалков. Его отец Сергей Михалков с палочкой, так и не присев на предложенный ему стул, простоял всю литургию у гроба.

У ворот Новодевичьего кладбища мы все выстроились в колонну. Сразу за гробом шли медленным ритуальным шагом солдаты, за ними близкие и родственники, далее с венками и цветами бесконечный поток людей. Природа провожала отца последним солнечным теплом октября. Кружились и опадали желтые листья, с лиственниц падали легкие мягкие иглы. По обе стороны аллеи, по которой шла процессия, стояли люди.

Остановились у трибуны, поставили гроб. Я стояла вместе с Аленой. Слово взял Никита Сергеевич Михалков… Было видно, как трудно ему говорить…

– Где вы, маленькие и кусачие, попрятались… – Алена не выдержала этих слов и зарыдала… (за этим рыданием было всё – издевательство над отцом, травля в прессе, травля всей семьи за него, за Бондарчука, его славу, его великое дело).

Никита Михалков продолжал говорить, он видел гроб с отцом сверху и неожиданно сказал:

– В последний раз солнечные лучи играют на лице Сергея Федоровича…

Всех присутствующих потрясла эта простая фраза…

Нет слов, чтобы выразить ту сердечную благодарность тебе, Никита Сергеевич, за верность и преданность отцу, за духовное родство, за Высокое творчество и верность идеалам России.

Владыка Ювеналий не забыл о моей просьбе и, когда гроб был опущен в могилу, он раскрыл привезенную мною из Киева коробочку с землей со святых могил Киево-Печерской лавры, и русская земля, упокоившая отца, приняла частицу земли Украины – Родины Сергея Федоровича.

Прозвучал орудийный залп.

К могиле потянулись люди с цветами. Положив свои, я взяла под руку сына, и мы вместе пошли по аллеям кладбища. У ворот встретились с моим братом Федором.

– Все хорошо, все красиво было… – полуутверждал, полуспрашивал Федя.

– Да, сама природа провожает нашего отца, – ответила я, – тепло и красиво.

– Почему, почему мы не видимся, – стал говорить Федор. – Мы же брат и сестра… А Алена все время спрашивает: «Где Наташа?» Она тебя очень любит.

Я поцеловала брата и сказала, что счастлива это слышать.

Мы еще долго сидели там вместе с запоздавшим Никитой Сергеевичем Михалковым и говорили, говорили.

Михалков говорил о бессмертии души и о том, что душа Сергея Федоровича сегодня радуется, чувствуя единение и любовь вокруг его имени.

Федор рассказал о последних мгновениях жизни отца.

– Окно больницы выходило во двор, где были видны деревья с ярко-желтой листвой, и он в последний раз посмотрел на эту красоту и без стона и страданий отошел… Он ушел в дни своего ангела Сергия.