Руслан Скрынников - Минин и Пожарский Страница 58

Повсюду в разных концах посада главными узлами сопротивления стали стрелецкие слободы. Против Ильинских ворот стрельцы нашли руководителя в лице Ивана Бутурлина. Попытки Гонсевского прорваться в восточные кварталы Белого города провалились. Бутурлин дал отпор врагу на Кулишках и не пропустил врага к Яузским воротам. Стрелецкие слободы на Тверской улице встали несокрушимой преградой на пути рот, пытавшихся пробиться в западные кварталы. Наемники не дошли до Тверских ворот и, неся потери, повернули вспять.

В Замоскворечье сопротивление возглавил Иван Колтовский. Повстанцы воздвигли высокие баррикады подле самого наплавного моста и с них обстреляли Водяные ворота Кремля.

За оружие взялись тысячи москвичей. Их гнев и ярость грозили смести с пути все преграды. Наемники потерпели решительную неудачу в Белом городе. Теснимые со всех сторон, они отступили в Китай-город. «Видя, что исход битвы сомнителен, – доносил Гонсевский королю, – я велел поджечь Замоскворечье и Белый город в нескольких пунктах». Русские летописцы уточняют, что решение поджечь Москву подсказали Гонсевскому Салтыков и его товарищи.

Предатели бояре помогали врагу советом и делом. Михайла Салтыков руководил боем с повстанцами в том месте, где располагалось его подворье. Когда патриоты стали одолевать, боярин велел холопам сжечь дом, чтобы нажитое им богатство не досталось никому. Начался пожар. Повстанцы были принуждены отступить. Оценив «успех» Салтыкова, Гонсевский велел запалить весь посад. Солдатам не сразу удалось выполнить его приказ.

В тот год казалось, что зима никогда не кончится. Сильные морозы продержались до конца марта. Москва-река была покрыта ледяным панцирем, повсюду лежал снег. Холодное солнце не прогрело промерзшие бревна изгородей и построек. Солдаты Гонсевского с факелами в руках пытались поджечь срубы, но у них ничего не выходило. Как писал в дневнике один из факельщиков, каждую постройку они зажигали по многу раз, но все тщетно, дома не загорались. Автор дневника выражал наивную уверенность в том, что «огонь был заколдован». В конце концов усилия поджигателей дали результат. В нескольких местах над посадом показались столбы дыма. Вскоре огонь охватил целые кварталы. Москвичи прекратили бой и все усилия сосредоточили на том, чтобы потушить разгоравшийся огонь. Пронзительно кричали женщины, потерявшие в толчее детей. Кто пытался выгнать скотину, кто тащил пожитки из огня.

Пожар помог Гонсевскому сломить сопротивление москвичей на Кулишках и возле Тверских ворот. Ветер гнал пламя вглубь Белого города. Следом за огненным валом по сгоревшим кварталам шли вражеские солдаты. Лишь на Лубянке врагу не удалось осуществить свой дьявольский замысел. Верный себе, Пожарский непрерывно атаковал неприятеля, пока не «втоптал» его в Китай-город. Наемники не смели высунуть нос из-за крепостной стены. Прилегавшие к Сретенке кварталы были спасены от огня.

Всю ночь в городе, не замолкая ни на минуту, гудели колокола и слышен был боевой клич москвичей. Патриоты послали в Коломну и Серпухов за помощью. Земские воеводы немедленно откликнулись на призыв. Иван Плещеев наспех отправился к Москве из Коломны с казаками, коломичами и рязанцами. По пути к нему присоединился Федор Смердов-Плещеев. Федор служил окольничим у самозванца. Бояре подозревали его в заговоре с москвичами еще в то время, когда он сидел воеводой в Серпухове.

Отряды ополчения вступили в Замоскворечье, когда на город опустилась ночная мгла. Весть об их прибытии мгновенно облетела столицу и вызвала взрыв энтузиазма. Всю ночь восставшие готовились к тому, чтобы с рассветом возобновить бой. Отряды ратников стягивались на Сретенку и в Чертолье. Под самыми стенами Кремля, у Чертольских ворот, собралось около тысячи стрельцов. Жители помогли им перегородить площадь баррикадами. Над баррикадами реяли хоругви.

Далеко за полночь Гонсевский созвал в Кремле военный совет. На нем присутствовали многие знатные московские дворяне. Члены боярского правительства получали вести из разных концов города и были лучше осведомлены насчет истинного положения дел, нежели польское командование. На военном совете они настойчиво рекомендовали Гонсевскому бросить все силы в Замоскворечье, чтобы прорвать кольцо восставших предместий и очистить путь для королевских войск, подходивших из района Можайска.

Ночь прошла без сна. Едва забрезжил день, наемная стража распахнула ворота Китай-города. Из ворот выехали бояре в окружении слуг. Защитники баррикад приготовились стрелять, но потом опустили пищали, увидев, что с боярами не было ни «литвы», ни немцев. Приблизившись к завалам, Мстиславский с товарищами принялись упрашивать москвичей прекратить сопротивление и немедленно сложить оружие. Их слова потонули в негодующих криках толпы. Посадские отпускали такие выражения по адресу изменников, что те предпочли поскорее убраться. Вдогонку им полетели пули.

Боярам была отведена незавидная роль. Они должны были отвлечь внимание патриотов. Пока Мстиславский вел переговоры с народом, отряды немцев наемников, продвигаясь по льду Москвы-реки, зашли в тыл стрельцам, оборонявшим Чертолье, и зажгли кварталы, примыкавшие к баррикадам. Отрезанные от своих стеной огня стрельцы бились с немцами насмерть, однако удержать позиции им не удалось.

Следуя совету бояр, Гонсевский приказал солдатам запалить Замоскворечье. Близился полдень, когда дозорные заметили с колокольни Ивана Великого конницу, подходившую к городу с запада. Полк Струся не смог пробиться в Москву: москвичи захлопнули ворота Деревянного города перед самым носом у гусар. На выручку Струсю пришли факельщики Гонсевского. С помощью изменников они скрытно пробрались к стенам Деревянного города и зажгли их изнутри. Бревенчатый частокол запылал в нескольких местах. Со стен огонь перекинулся на прилегавшие кварталы Земляного города. Полк Струся получил возможность прорваться в центр города и соединиться с силами Гонсевского.

В первый день восстания пожар испепелил лишь небольшую часть города. На другой день погода выдалась ветреная, что облегчило поджигателям их дело. «Никому из нас, – писал в дневнике один поручик, – не удалось в тот день подраться с неприятелем; пламя пожирало дома один за другим, раздуваемое жестоким ветром, оно гнало русских, а мы потихоньку подвигались за ними, беспрестанно усиливая огонь, и только вечером возвратились в Кремль».

Отступая перед огненной стихией, отряды ополчения вместе с населением ушли из Замоскворечья. Не опасаясь более удара с юга, Гонсевский возобновил попытку разгромить силы повстанцев в Белом городе. На Кулишках его солдаты быстро продвинулись вперед. Но на Сретенке интервентам преподали жестокий урок.