Мария Залесская - Людвиг II Страница 58

«Любезный князь фон Бисмарк!

Я с большим интересом ознакомился с проектом церковного закона, который должен быть внесен в прусский ландтаг, и горячо благодарю Вас за его присылку, с приложением Вашего столь ясного изложения обстановки… Если условия в Рейхстаге и не всегда складываются так, как хотелось бы, то все же, любезный князь, Союзный совет всегда с неизменной готовностью поддержит Вас на основе федеративного принципа имперской конституции. Мое правительство, никогда не отклоняющееся от этого принципа, было всегда проникнуто поддерживавшим его сознанием, что оно оказывается, таким образом, заодно с человеком, высокой политической прозорливости и деятельности которого Германия обязана своим вновь возникшим величием на пути не только сохранения, но даже укрепления в едином союзе необходимой самостоятельности и силы отдельных государств. Верность подобным принципам обеспечивает нашему общему отечеству мир и могущество. Чем более страстно я к этому стремлюсь и чем крепче моя неуклонная решимость бороться за это, тем труднее мне расстаться с надеждой, что я и со мной вся Германия еще долгие годы будем чувствовать Ваше всегда одинаково незаменимое руководство делами. Примите вновь, любезный князь, уверения в особом уважении, с коим пребываю Вашим искренним другом

Не остается король в стороне и от внешней политики. Два следующих отрывка особенно интересны, поскольку в них речь идет о России.

«Любезный князь!

… Я не хочу упустить случая сказать Вам, что я прочел с величайшим интересом приложенную к Вашему письму записку о нынешнем политическом положении. К величайшему моему удовлетворению, я вывел из нее заключение, что в настоящее время нет серьезных признаков, которые дали бы основания опасаться в ближайшем будущем за европейский мир. Хотя положение дел в России и концентрация войск на ее западной границе могут возбудить некоторое опасение, но я все же питаю надежду, что благодаря отрадному согласию, существующему между Германией и Австрией, служащему мощным залогом мира на европейском континенте, и благодаря Вашей мудрой и дальновидной политике удастся избежать военных осложнений, и мирные намерения русского императора (Александра III. — М. З.), провозглашенные им во всеуслышание совсем недавно по случаю торжественной коронации в Москве, одержат в конце концов верх… Искренно желаю Вам скорейшего восстановления сил и здоровья, дабы Германия долго еще пользовалась сознанием безопасности, какое внушает ей доверие к энергии и проницательности ее великого государственного человека…

«Любезный князь фон Бисмарк!

Я имел удовольствие получить Ваше письмо от 19-го числа сего месяца; горячо благодарю Вас, любезный князь, за Ваши сообщения и за приложенный к ним документ из Санкт-Петербурга. С тем и другим я ознакомился с живейшим интересом… Что касается в частности отношений Германии к России, то я с удовольствием заключаю из донесения генерала фон Швейница, что нет по крайней мере причины сомневаться в искреннем миролюбии русского императора и его руководящего министра. Этот успокоительный факт в связи с согласием, упрочившимся, к счастью, между Германией и Австрией и ныне, судя по вашим словам, вполне обеспеченным, что меня искренно радует, еще более укрепляет во мне надежду на дальнейшее упрочение мира…

Итак, в 1880-х годах в натуре Людвига II мучительно пытаются ужиться две противоположные натуры: мечтателя-идеалиста, стремящегося скрыться от реальных проблем, и государственного деятеля, радеющего о благе своей страны. Людвиг по-прежнему все еще король, не только «сказочный», но и баварский!

В это время мучительнейшего душевного разлада ему, пожалуй, как никогда прежде, хотелось видеть рядом с собой тонкую понимающую родственную душу. И если государственный деятель нашел поддержку в лице Бисмарка, то теперь помощи жаждал мечтатель-идеалист. Тем более что Бисмарка уж никак нельзя назвать «тонкой понимающей родственной Людвигу душой». Нет, здесь должен быть не политик, но Артист!

В свое время Людвиг II нашел духовную опору в лице Вагнера. Теперь судьба вновь подбросила королю «человека творческой профессии». Им оказался молодой актер Йозеф Игнац Кайнц (Kainz).

Мы уже говорили о серьезном увлечении Людвига II театром. Надо сказать, что король вообще был прекрасно образованным человеком и умел по-настоящему ценить искусство. «Литературу Людвиг глубоко ценил и уважал. Обладая полной возможностью приобретать книги в неограниченном количестве, он постоянно имел под рукой все, что появлялось значительного на европейском книжном рынке. Классическая литература всех стран была представлена в его библиотеке широко, но материалом его постоянного чтения были сочинения, так или иначе соприкасающиеся с главными идеями его жизни. Любимыми его авторами называют Шиллера и Гете, Байрона и Шекспира, Расина, Мольера и Гюго… Уровень его общего образования был очень высок.

То, чего он не успел усвоить до вступления на престол, он пополнял впоследствии усердным чтением. Но и здесь он остался верен основной своей склонности — из занятий своих извлекать только то, что так или иначе могло действовать на его воображение. Когда его интересовал, например, Восток, он не только в неопределенных формах грезил о нем — он изучал его, читал о нем книги по географии, истории, этнографии… Обстановку, в которой жили французские короли, Людвиг действительно знал не хуже своего собственного дворца. Его превосходная память облегчала ему приобретать эти знания из массы прочитанных книг, из чертежей, рисунков и, наконец, из личных наблюдений в период пребывания в Париже».[190]

Любовь, в частности, к французской литературе проявилась у Людвига очень рано и не покидала его до конца жизни. Она-то во многом и явилась той предпосылкой, которая позволила ему уже в зрелом возрасте «перевоплотиться» со свойственным юности романтизмом в героя одной полюбившейся ему пьесы.

В 1881 году Людвиг несколько раз посетил спектакль по пьесе Виктора Гюго «Марион Делорм». Начинающий артист Йозеф Кайнц в роли Дидье произвел на короля незабываемое впечатление. Дидье — романтический юноша, скорее всего, знатного происхождения, и маркиз Саверни — беспечный баловень судьбы, жертвующий собой ради Дидье, однажды спасшего ему жизнь… В этих образах пылкое воображение Людвига увидело Кайнца и самого себя. После первого же представления «Марион Делорм» Кайнц получил от короля сапфировый перстень и письмо с призывом «следовать трудному и тяжелому, но прекрасному и возвышенному призванию».[191] (Кстати, всегда требуя «по Станиславскому» во время представлений полнейшей исторической точности и правдивости в обстановке, костюмах и т. д., Людвиг однажды серьезно распек Кайнца за то, что тот, играя роль бедного человека — Дидье, — надел на сцену этот дорогой перстень.) Вскоре артист получил приглашение прибыть в Линдерхоф, где и зародилась их пылкая, но недолгая дружба.