Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 Страница 58

Некоторое время спустя умер папа и преемником его избрали венецианца Реццонико, который произвел в кардиналы моего покровителя де Бернис, которого король отправил в ссылку в Суассон, через два дня после того, как дал ему кардинальскую шапку, итак, я оказался без покровителя, но достаточно богат, чтобы не ощущать этого несчастья. Этот выдающийся аббат, оказавшийся на вершине славы, разрушил то, что построил кардинал Ришелье, чтобы добиться, совместно с принцем Кауниц, превращения старинной взаимной ненависти домов Бурбонов и Австрийского в счастливый альянс, избавивший Италию от бедствий войны, театром которой она была при всех конфликтах, возникавших между этими двумя домами, что ставило его заслуженно в первые ряды среди кардиналов папы, который, будучи епископом Падуи, знал о его высоких заслугах; этот благородный аббат, умерший в прошлом году в Риме, особенно высоко оцененный Пием VI, был отставлен от двора за то, что сказал королю, который соизволил спросить его мнения, что не думает, что принц де Субиз — самый пригодный человек для того, чтобы командовать его армиями. Когда ла Помпадур значила в государстве, как сам король, она смогла его низвергнуть. Неблагодарность короля всем не нравилась, но это выразилось лишь в куплетах. Странная нация, которая нечувствительна ко всем несчастьям, в то время как стихи, которые читают или поют, заставляют ее смеяться. В мое время помещали в Бастилию авторов куплетов и эпиграмм, которые высмеивали правительство и министров, но это не мешало остроумцам продолжать веселить общество, иначе слово клуб, с его сатирическими шутками, не приобрело бы такую известность. Человек, я забыл его имя, присвоил себе в то время следующие стихи, которые принадлежали на самом деле Кребийону-сыну, и предпочел лучше сесть в Бастилию, чем отказаться от авторства. Этот самый Кребийон сказал г-ну герцогу де Шуазейль, что это он написал эти стихи, но допускает, что заключенный создал их тоже. Это bon mot (словцо) автора Софы вызвало смех, и ему ничего не было.

Grand Dieu! Tout a changé de face.Jupin opine du bonnet Le Roi.Vénus au conseil a pris place.. La PompadourPlutus est devenu coquet M. de BoulogneMercure endosse la cuirasse. … Le Mar. de RichelieuEt Mars a le petit collet Leduc deClermont,abbé de St-Germain-des-Prés.[40]

Прославленный кардинал де Бернис провел десять лет в своем изгнании procul negotiis[41] не очень счастливо, как я узнал от него самого пятнадцать лет спустя в Риме. Считается, что быть министром лучше, чем быть королем; но, caeteris paribus[42], полагаю, что ничего нет глупее этой сентенции, если, как должно, вглядеться в себя самого. Это значит поставить вопрос, что предпочтительнее — независимость или зависимость. Кардинал не был снова призван ко двору, потому что не было случая, чтобы Луи XV возвратил прощенного министра; но по смерти Риццонико кардинал должен был явиться на конклав и остался на всю оставшуюся жизнь в Риме в качестве министра Франции.

В те дни м-м д'Юрфе возымела желание познакомиться с Ж.-Ж.Руссо, и мы вместе отправились к нему с визитом в Монморанси, взяв с собой ноты, которые тот копировал превосходным образом. Ему платили за это двойную, по сравнению с другими, цену, но он давал гарантию, что у него не найдут ни одной ошибки. Он с этого жил.

Мы встретили человека, здраво рассуждавшего, поведения простого и скромного, который ни в чем не выделялся, ни своим поведением, ни умом. Мы не нашли в нем и того, что называют обаятельным человеком. Он показался нам слегка невежливым, и немногого не хватило, чтобы он не показался м-м д'Юрфе невеждой. Мы увидели женщину, с которой до того говорили. Она едва на нас взглянула. Мы вернулись в Париж, посмеиваясь над странностями этого философа. Но вот точное описание визита, который ему нанес принц де Конти, отец принца, которого сейчас зовут графом де ла Марш.

Этот любезный принц явился в Монморанси в одиночку, специально, чтобы провести приятный день в разговорах с философом, который был уже знаменит. Он нашел его в парке, он подошел к нему и сказал, что пришел с ним пообедать и провести весь день, говоря при этом вполне непринужденно.

— Ваше высочество получит неважный обед; я скажу, чтобы поставили еще один прибор.

Он идет, он возвращается и, проведя два-три часа в прогулках с принцем, ведет его в залу, где они должны были обедать. Принц, видя на столе три куверта, спрашивает:

— Кто это тот третий, с кем вы хотите, чтобы я обедал? Я надеялся, что мы пообедаем тет-а-тет.

— Этот третий, монсеньор, это другой я сам. Это существо, которое не есть ни моя жена, ни любовница, ни служанка, ни моя мать, ни моя дочь; и она — все это вместе.

— Я понимаю, дорогой друг, но, придя сюда единственно чтобы пообедать с вами вдвоем, предпочитаю оставить вас обедать с вашим всем. Прощайте.

Таковы глупости, которые совершают философы, когда, желая отличиться, выделяются странностью. Эта женщина была м-ль Ле-Вассер, которую он прославил своим именем, замаскировав его в анаграмме, в одном из писем.

В эти дни я присутствовал на провале французской комедии, название которой было «Дочь Аристида», автором которой была м-м Графиньи. Эта достойная женщина умерла от горя спустя пять дней после падения своей пьесы. Я видел горе аббата де Вуазенона; это он уговорил ее представить свою пьесу публике и, быть может, и сам над ней поработал, как он это делал в «Перуанских письмах» и в «Гении». Мать папы Реццонико в те же дни умерла от радости, видя, что ее сын стал папой. Горе и радость убивают больше женщин, чем мужчин. Это показывает, что женщины более чувствительны, чем мы, но и более слабы.

Когда мой названный сын был, по мнению м-м д'Юрфэ, действительно хорошо устроен в пансионе Виар, она, к моему удивлению, настояла, чтобы я вместе с ней посетил его. Естественно, я был этим удивлен.

Принц не мог бы быть лучше поселен, лучше обихожен, лучше принят и пользовался большим уважением во всем доме. Она дала ему учителей всякого рода и маленькую дрессированную лошадь, чтобы он обучался на манеже. Его называли граф д'Аранда. Мадемуазель шестнадцати-восемнадцати лет, очень хорошенькая, собственная дочь Виара, хозяина пансиона, не отходила от него и с очень довольным видом представлялась как гувернантка г-на графа. Она заверила м-м д'Юрфэ, что исключительно хорошо о нем заботится, что к его пробуждению она приносит ему завтрак в постель, потом его одевает и не отходит от него, пока он не ложится обратно в постель. М-м д'Юрфэ приветствовала все эти знаки внимания к нему и заверила ее в своей благодарности. Мальчуган не уставал говорить мне, что я составил его счастье. Я предположил, что надо вернуться туда одному, чтобы прозондировать положение и узнать, как обстоит дело с красивой девушкой.