Джим Уайт - Джеймс Хэрриот. Биография Страница 59

Дональд Синклер не замедлил воспользоваться ситуацией. Однажды его вызвали к свинье с рожистым воспалением — острым инфекционным заболеванием, бурнореагирующим на инъекцию пенициллина. Хозяином свиньи был мелкий фермер Томми Барр, и Дональд решил немного покрасоваться. Каждый случай он всегда «представлял в черном свете». «Никогда не говорите, что животному станет лучше, — обычно наставлял он молодых помощников. — Скажешь, что оно поправится, а оно умрет — все, ты влип! Скажешь, что оно умрет, и оно действительно умрет — что ж, значит, ты был прав. Но если оно выживет, ты — герой!» Та свинья была очень больна. Сплошь покрытая багровыми пятнами, она безжизненно лежала на боку, но Дональд знал, что после его инъекции она станет как новенькая. Он сделал мрачный прогноз, но на следующий день свинья, как и следовало ожидать, с аппетитом жевала все подряд. Томми Барр был потрясен.

Неделю спустя Томми пришел оплатить свой счет. Когда Альф выдал ему расписку, он, широко открыв глаза, с глубоким почтением произнес:

— Мистер Уайт, говорю вам, это было чудо!

Альф был доволен и немного удивлен. Он не привык слышать, чтобы работу ветеринара описывали в столь пылких выражениях.

— Рад за вас, мистер Барр, — ответил он.

Но Томми еще не закончил.

— Ага, мистер Синклер зашел в свинарник, а она там, бедняжка, вся в пятнах. Я думал, она умрет, и он тоже. — Томми перевел дыхание. — Он посмотрел на меня, и я посмотрел на него, потом он посмотрел на свинью. Я видел по его лицу, что дело плохо. Потом он покачал головой и сказал: «Эх, Томми! Боюсь, мы опоздали!» — Глаза Томми открылись еще шире. — Но мы не опоздали, мистер Уайт! Он вколол свинье лекарство! Это чудо, говорю вам!

После того случая применения искусства и науки в повседневной работе ветеринара Томми Барр смотрел на Дональда как на бога.

Кроме появления антибиотиков, помощи отец получал мало. Но, по крайней мере, он объезжал фермы не один. Я с двух лет сопровождал его, и моей основной работой было открывать ворота и подавать инструменты. Я считал эти обязанности чрезвычайно важными. Уверен, те дни, когда я «помогал» отцу, повлияли на мое решение пойти по его стопам. Его любовь к работе не могла не произвести впечатления на такого мальчика, как я.

Моя сестра Рози тоже скоро стала его сезонным компаньоном. Как и я, она потом выразила желание стать ветеринарным врачом, но отец не разделял ее энтузиазма. Он считал, что эта работа слишком тяжела для женщины. В те времена среди ветеринаров было очень мало женщин, хотя сейчас все изменилось. Большинство выпускников — женщины, и те из них, кто специализируется на крупных животных, прекрасно справляются, но я понимаю чувства отца. Его отнюдь не привлекала мысль, что дочь будет в одиночестве ездить по далеким фермам и лечить какую-нибудь норовистую корову весом в полтонны в заляпанном навозом коровнике. Он прекрасно знал — по собственному опыту, — что коровы не питают особого уважения к людям, будь то мужчина или женщина.

По поводу меня отец не испытывал беспокойства и был рад, что я в столь раннем возрасте проявляю интерес к его работе, но ему приходилось быть очень терпеливым. Моя «помощь» в машине была весьма сомнительного свойства. Я в буквальном смысле не умолкал ни на минуту, засыпая его глубокомысленными вопросами, к примеру?

— Папа, что быстрее — скорый поезд или гоночная машина?.. Пап?.. Пап?.. ПАП?!

Вероятно, необходимость отвечать на эти сложные вопросы ему мешала, так как голова у него была занята совсем другим. Помню, как он ехал по холмам с остекленевшим взглядом, прокручивая в голове детали тяжелых случаев и разные другие проблемы, к примеру, как дальше развивать практику, или как скопить денег на покупку собственного дома? Думаю, он уставал от громких рассуждений своего шумного маленького сына, прерывавших его мысли, но обычно ему удавалось найти удовлетворительный ответ, за которым, правда, следовал новый залп вопросов.

Рози и я много ездили с отцом, но был еще один пассажир, который редко пропускал визиты на ферму. Верный товарищ, больше десяти лет сопровождавший его днем и ночью, — заядлый путешественник, который дулся несколько дней, если отец опрометчиво оставлял его дома. Звали его Дэнни.

Глава 15

— Альф, где Дэнни? — Джоан Уайт в упор смотрела на мужа, в ее голосе слышалось напряжение.

— Дэнни? О Боже! Я оставил его в Айсгарт-Фоллс!

Альф только что вернулся с йоркширских холмов, где целый день брал туберкулиновые пробы, и мечтал отдохнуть, но он, не раздумывая, вернулся в машину и среди ночи помчался в Айсгарт, за сорок километров от дома. У него было столько дел, что он совершенно забыл о своем маленьком товарище. Он только надеялся, что сможет найти его.

В годы литературной славы Альфа — Джеймса Хэрриота — часто спрашивали: «Какое ваше любимое животное?» Он неизменно давал один и тот же ответ: «Определенно собака».

Собаки всегда играли важную роль в жизни Альфа. С первых дней работы лохматые четвероногие друзья сопровождали его в поездках. В его книгах много рассказов о собаках, и в 1986 году вышла антология «Истории о собаках».

В напряженные рабочие дни Альф всегда находил время, чтобы погулять с собаками. Остановив машину, он вместе с любимыми животными бродил по холмам и долинам. Эти прогулки доставляли ему огромную радость и снимали напряжение, накопленное за день. Как бы занят он ни был, он всегда находил время для своих питомцев.

Первый год в практике он работал без собаки, но недолго. Приданое Джоан состояло не только из половины свиньи. У нее был пес, который стал первым в череде четвероногих товарищей, изъездивших тысячи километров с ее мужем и исходивших сотни. На поиски именно этого маленького белого существа загадочной породы Альф отчаянно мчался среди ночи в йоркширские холмы около пятидесяти лет назад.

Дэнни был комком мышц и шерсти, его подарил Джоан один из ее ухажеров. Никто не знал, какой он породы. Мы всегда считали его уэст-хайленд-уайт-терьером, но в его жилах текла густая кровь многих неизвестных пород.

Излучавший самоуверенность Дэнни был бесконечно предан моему отцу. Смысл своего существования он видел в поездках с отцом — куда угодно. Оставить его дома — означало нанести ему страшное оскорбление. В этих редких случаях он дулся, причем весьма эффективно: из-под кровати выглядывал маленький нос, распространяя вокруг волны обиды и негодования, и отец неизменно чувствовал себя виноватым.

На Киркгейт, 23 машины стояли в гараже в самом конце длинного сада, и Альфу приходилось пробираться к нему в темноте, когда его вызывали среди ночи. Ему не нужно было звать Дэнни. Он знал, что маленькое щетинистое существо уже трусит рядом. В темном гараже он на секунду приоткрывал дверь, и Дэнни тихо проскальзывал внутрь. Альф никогда не чувствовал себя одиноким, выезжая на ночные вызовы в начале своей карьеры.