Александр Городницкий - «У Геркулесовых столбов...». Моя кругосветная жизнь Страница 59

Привлекает внимание и находящийся напротив мемориала кадетам надгробный камень канонической формы. На нем надпись: «Донские артиллеристы». В памятнике – квадратная ниша, закрытая стеклом и окантованная двойной медной рамкой. В нише – иконки и свеча.

Лежащий вдали от ИмперииПод полуопавшим каштаном,Поручик Донской артиллерииНе станет уже капитаном.Под теплым светящимся лучиком,Расставшийся с миром подлунным,Он будет навеки поручиком,Веселым, восторженным, юным.Мерцает осенняя лужица,И нет сожаления снова,Что он никогда не дослужитсяДо звания очередного.Он вспомнит мосты с переправами,И окна родимого дома,Где пахло нагретыми травамиНад водами Тихого Дона.Степными, дремучими, терпкими,На фоне темнеющей сини.А здесь православная церковь лишьНапомнит о бывшей России.И лет эмигрантских – как не было, —Есть только храпящие кони,И это далекое небо лишь,Где звездочки, как на погоне.

Неподалеку от могил Белой гвардии лежат виднейшие представители русской литературы и искусства XX века, умершие в изгнании: Рудольф Нуриев, Александр Галич, мой ровесник Андрей Тарковский, который поразил весь мир своим искусством кино и, блеснув, ушел из жизни. Здесь лежат замечательные писатели и поэты: Бунин, Мережковский, Гиппиус и многие, многие другие. Вот оно, огромное русское поле на французской земле…

На кладбище Сен-Женевьев-де-БуаЗабвения не вырастает трава, —Ее, разодет как любовник,Стрижет регулярно садовник.На кладбище Сен-Женевьев-де-Буа,Где статуи стынут в песцовых боа,Покой обрели эмигранты, —Российской свободы гаранты.На кладбище Сен-Женевьев-де-БуаЗемля от февральского снега бела,И смотрят на черные кроны,Забыв про коней, эскадроны.Звенит у обители Сен-ЖеневьевСкворцов прилетевших двусложный напев,Связав ее пением птичьимС Донским или Ново-Девичьим.Опять в ожидании новой весныПокойникам снятся московские сны,Где вьюга кружится витая,Литые кресты облетая.Там близкие с детства родные места,И купол сияет над храмом Христа,Склоняя усопших к надежде,Что все возвратится, как прежде.На кладбище Сен-Женевьев-де-Буа,Исчезнув с планеты как птица моа,Лежит лебединая стая,В парижскую землю врастая.Меж мраморных ангелов и терпсихорПоет им каноны невидимый хор,И нету, понятно из пенья,Свободы помимо успенья.

Кладбище Сен-Женевьев-де-Буа неразрывно связано не только с русской литературой, кино, балетом, но еще и с русской авторской песней. Всякий раз, попадая на это кладбище, я кладу цветы на могилу Александра Аркадьевича Галича – человека сложной судьбы, обозначившего собой целую эпоху, которую в свое время называли «Эпохой магнитофониздата». Преуспевающий писатель, благополучный драматург, пьесы которого ставили по всему Советскому Союзу, он, на вершине своего благополучия, вдруг взял и ушел в диссиденты. Начал писать жесткие, резкие обличительные песни, после которых потерял все, что имел, был выдворен за границу и погиб при странных обстоятельствах. Его смерть до сих пор представляется загадочной. Песни Александра Галича, так же как и его и знаменитая поэма «Кадиш», посвященная Янушу Корчаку, навсегда остались в золотом фонде русской литературы и стали своеобразным памятником той несчастной эпохе, которую мы теперь называем «Эпохой застоя».

Снова слово старинное «давеча»Мне на память приходит непрошено.Говорят: «Возвращение Галича»,Будто можно вернуться из прошлого.Эти песни, когда-то запретные, —Ни анафемы нынче, ни сбыта им,В те поры политически вредные,А теперь невозвратно забытые!Рассчитали неплохо опричники,Убежденные ленинцы-сталинцы:Кто оторван от дома привычного,Навсегда без него и останется.Слышен звон опустевшего стремениНад сегодняшним полным изданием.Кто отторгнут от места и времени,Тот обратно придет с опозданием.Над крестами кружение галочье.Я смотрю в магазине «Мелодия»На портреты печальные Галича,На лихие портреты Володины.Там пылится, не зная вращения,Их пластинок безмолвная груда…Никому не дано возвращения,Никому, никуда, ниоткуда.

Удивительное дело: те эмигранты, которые лежат на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, весь остаток своей жизни мечтали вернуться на Родину, а те мальчики, которыми они когда-то были, которые умирали на фронтах и Первой мировой, и Гражданской войны, мечтали попасть в тихий и спокойный Париж, который исторически был для русского человека местом отдыха и развлечений.

С Парижем всегда тяжело расставаться. Особенно осенью, когда осень – это не только время года, но и время жизни. Когда, оборачиваясь назад, понимаешь, что счастливое время, твоя весна, твое лето, во многом уже позади. И все-таки, несмотря ни на что, хочется надеяться, что с Парижем тебе еще суждено встретиться в будущем…

Преодолевая Америку

Преодолевая Америку с востока на крайний запад,От восхода к закату перелистывая города,Между двух океанов, чей йодистый резкий запах,Раз вдохнув, не забудешь, видимо, никогда,Между длинными плоскими отмелями НьюпортаИ лесистым Сиэтлом, где вечно идут дожди,Открываешь жизнь совершенно иного сорта,Не сравнимую с той, что истрачена позади.Здесь другой Орлеан, не такие Москва и Питер,Стоязыких племен неожиданное родство,И второе пришествие в кратере Солт-Лейк-СитиВозвращает надежду на старое божество.От холодных озер до горячих степей Техаса,Облаченная в шорты и прочую лабуду,Все куда-то торопится эта веселая раса,Несъедобную пищу дожевывая на ходу.С изначальных времен здесь иные кипели страсти,У реки Сакраменто или реки Юкон.Здесь веками не ведали тоталитарной власти,Над собой признавая деньги или закон.Здесь Эйнштейн в Вашингтоне у края безлюдного мола,Земляка опознавший, тебя привечает кивком,И себя, даже если годами пока ты молод,Возвратившись в Россию, чувствуешь стариком.И обратно потянешься с чувством внезапной утратыВ те края, где впервые пробил тебя сладостный шок,И шумит человечество новой эпохи, упрятавВсе созвездия мира в один полосатый мешок.

В нетопленой комнате девятого класса нашей мужской школы, в полуголодном 48-м году, учитель географии, повесив на доску карту мира – два огромных по-осеннему ярких желто-сине-зеленых полушария, и медленно обводя их указкой, говорил: «Есть только одна страна на свете, природа которой по своему богатству и разнообразию сопоставима с природой нашей страны, это Соединенные Штаты Америки, которая, так же как и СССР, простирается от Атлантического океана до Тихого. Где еще есть такие просторы, необозримые степи, могучие горные хребты, полноводные и быстрые реки? И если характер народа, а это так, зависит от окружающей природы, то именно эти две великие нации должны быть наиболее близки». Неожиданно для себя я вспомнил эти слова, довольно смелые для конца 40-х, с их разгулом сталинского антиамериканизма, когда летел из Нью-Йорка в Сан-Диего и, как школьник неотрывно прильнув к окошку, с удивлением первооткрывателя наблюдал за сменой величественных ландшафтов, неторопливо проплывавших под крылом «Боинга».