Владимир Сядро - Загадки истории. Маршалы и сподвижники Наполеона Страница 6

По единодушному мнению современников, именно Ней был душой этого «бунта маршалов». Да и он сам не отрицал этого. В книге «Сто дней Наполеона» английского историка Эдита Саундерса говорится: «…когда Наполеон был вынужден подписать акт об отречении, Ней хвалился перед роялистами своей ролью в наставлении его на этот путь. В результате общественное мнение сочло его человеком недостаточно благодарным и преданным правителю, который щедрой рукой отмерял ему богатства и почести». Таким образом, подозрение Наполеона в «наклонности Нея к неблагодарности», оправдалось. Но стоит ли ставить это маршалу в вину? Ведь хорошо известно, что богатству и почестям он мало придавал значения. Единственно важной для него, как и для Наполеона, была любовь к Франции и желание ей добра и процветания. Но вот как достичь этого, каждый понимал по-разному…

Участие Мишеля Нея в так называемом «бунте маршалов», приведшем к отречению Наполеона от престола, большинство исследователей объясняет его простотой, политической наивностью и неосведомленностью. К примеру, английский историк и писатель Р. Ф. Делдерфилд в своей книге «Маршалы Наполеона» прямо пишет о том, что маршал «никогда ничего не смыслил в политике…». А потому заговорщикам-роялистам, стремящимся к свержению «корсиканского чудовища» и «тирана», было легко поймать его в свои сети.

Таково же и мнение другого известного историка Бориса Фролова. В его трактовке «бунт маршалов» был спровоцирован заговорщиками, которые в качестве его лидера просто использовали самого смелого, не искушенного в политике и не в меру горячего Нея. «Понимая, что дело Наполеона обречено и крушение его империи неизбежно, – пишет Фролов, – несколько маршалов, возглавлявших главные силы наполеоновской армии, среди которых был и Ней, после сдачи Парижа (31 марта 1814 года) решили потребовать от императора отречения от престола. Под благовидным предлогом спасения Франции от ужасов вражеского нашествия заговорщики преследовали и свои корыстные интересы. Путем предательства своего повелителя они стремились сохранить положение и обеспечить свое будущее при новом режиме, который будет установлен победителями после падения Наполеона. На роль человека, способного открыто предъявить императору ультиматум с целью заставить его отречься от престола, заговорщики избрали известного своей смелостью и решительностью, но совершенно не искушенного в политике маршала Нея. Его должны были поддержать другие маршалы. Эту неблаговидную задачу Ней выполнил. Его просто использовали как орудие для достижения своих политических целей люди, которые уже давно плели заговоры против Наполеона (Талейран, Фуше и другие)».

Да, конечно, Ней никогда не занимался политикой и действительно мало что смыслил в тех политических играх, которые велись при дворе императора. Но и представлять его этаким дремучим рубакой, не разбирающимся в общественной жизни Франции, нет основания. Известный российский историк, специалист по военной истории Франции О. В. Соколов считает, что Ней еще в первые годы службы в армии проявил себя в солдатской среде «грамотным молодым человеком», нередко читал сослуживцам газеты и пересказывал их политическое содержание. И гусары, которые до этого интересовались только девицами, бутылками и саблями, охотно слушали информацию из революционной прессы в его интерпретации и с его комментариями. Так что уже с молодых лет Ней заработал у сослуживцев авторитет не только отличного кавалериста и фехтовальщика, но и неформального лидера.

Несмотря на простое происхождение, благодаря учебе в коллеже и дальнейшим усердным занятиям самообразованием, он был достаточно образованным человеком. И хотя прямого участия в политической жизни страны не принимал, имел и свои принципы, и свою гражданскую позицию. Еще со времен Испанской кампании у маршала зреет недовольство внешней политикой Наполеона. «Военного до мозга костей, Нея тяготит та роль, которую в основном принуждены играть французы в Испании, – роль карателя, приводящего к покорности испанских мужиков, сжигающего их дома, разрушающего их храмы и монастыри, расстреливающего схваченных с оружием в руках герильясов», – пишет А. Егоров. Такое же неприятие вызывает у Нея и война с Россией. Ему не по душе роль захватчика. Ибо свой воинский долг он видит, прежде всего, в защите своей Родины: «Я всегда думаю лишь о моей стране… и пожертвую ради нее всем, если обстоятельства того потребуют». А вот весьма интересные строки из составленного Неем еще в 1803 году руководства по строевой подготовке для солдат: «Нашим солдатам обязаны объяснять причину каждой войны. Только в случае вражеского нападения мы вправе ожидать проявления чудес доблести. Несправедливая война в высшей степени противна французскому характеру».

Маршал хорошо понимает, что завоевательная политика императора с ее бесконечными рекрутскими наборами, массовой гибелью трудоспособного населения, непомерными расходами на нужды армии истощает Францию. И именно поэтому, а не под влиянием заговора против «корсиканского чудовища», он считает, что Наполеон должен остановиться и уйти от власти. Одним из подтверждений этой осознанной Неем необходимости отречения императора могут служить строки из «Записок» герцогини Луизы д’Абрантес, хорошо знавшей маршала. Вот что она писала о его отношении к власти: «У маршала Нея к… чувству собственного достоинства примешивалось величайшее отвращение… ко всему, что было выше его; всякая власть казалась тяжела ему, и даже власть императора начинала становиться для него беспокойной…»

Еще одно свидетельство несогласия маршала с завоевательной политикой Наполеона содержится в его рапорте, написанном уже после возвращения экс-императора с острова Эльбы. Но о нем лучше поговорить в следующем разделе.

И снова «Да здравствует Император!»

После отречения Наполеона Ней, как и все другие маршалы (за исключением Даву), присягнул на верность королю Людовику XVIII. Но, в отличие от других наполеоновских военачальников, которым пришлось приспосабливаться к новым условиям и выпрашивать милости у возвратившейся на престол династии Бурбонов, он вскоре получил высокую должность командующего военным округом в Безансоне, а также был удостоен высшей государственной награды – ордена св. Людовика и звания пэра Франции. Все это еще больше повысило и без того высокий социальный статус маршала.

Некоторые исследователи считают, что причиной такого возвышения бывшего верного слуги «корсиканского бродяги» стало активное проявление им верноподданнических чувств по отношению к новому монарху и не устают упрекать его за это. К примеру, французский писатель Анри Вельшингер пишет о странном поведении маршала: «Он завоевал достаточно славы. Стал герцогом Эльхингенским, князем Московским, „храбрейшим из храбрых“; он не нуждался в том, чтобы послушно следовать за новым режимом для получения начальства над королевской легкой кавалерией и драгунами, креста ордена св. Людовика и титула пэра Франции. Нет, он не нуждался в этих почестях. Меж тем, он действовал так, как если бы в этом нуждался».

Еще больше их удивляет резко негативное отношение Нея к своему прежнему покровителю – Наполеону. Британец Р. Делдерфилд пытается объяснить его усталостью маршала от бесконечных войн. «Поведение Нея в это время крайне озадачивало друзей герцога Эльхингенского. Он был настолько резок в своих высказываниях о Наполеоне и причинах его падения, что его можно было бы принять даже за защитника дела Бурбонов, если бы он не критиковал их столь же открыто. Он никогда не понимал побуждений политиков, и его загадочное поведение было просто следствием двадцатидвухлетней войны, завершенной двумя кампаниями, после которых человек, менее крепкий физически, был бы отправлен в госпиталь с нервным истощением. Американцы времен Второй мировой войны сочли бы его жертвой „военной усталости“, а англичане времен Первой – просто жертвой контузии. Он разъезжал по окрестностям Парижа и провинциям, ворча и жалуясь, иногда сравнивая императора с его наследником, причем сравнение оказывалось не в пользу последнего».

Между тем вся эта сумятица чувств и метания прославленного маршала неудивительны. С одной стороны, за более чем двадцатилетнее служение республике он успел разочароваться в правлении Наполеона. Но и королевская власть не внушала надежды на воцарение в стране справедливости, равенства и братства. «Месяцы шли, – пишет с сожалением Делдерфилд, – а признаков умиротворения в стране, управляемой старым подагриком Людовиком, не наблюдалось. Наоборот, она поднимала голос протеста против каждого эдикта, исходящего из Тюильри. И громче всего этот голос прозвучал, когда военный министр Сульт попытался провести в жизнь декрет об изгнании из Парижа некоторых наполеоновских офицеров». Даже недавний враг Франции, английский полководец Веллингтон, немало способствовавший возвращению династии Бурбонов, с прискорбием отмечал: «Король, несмотря на свои превосходные качества, к сожалению, отверг любовь народа, окружив себя министрами, которые стремились только к тому, чтобы возродить старую ненависть и враждебность».