Анни Латур - Волшебники парижской моды Страница 6

Последняя любовница Людовика XV мадам Дюбарри, изгнанная после его смерти, через два года вернулась во Францию, и снова имя ее замелькало на страницах книг. Правда, это случилось меньше чем за год до ее казни во время Великой французской революции; ее долг модистке составлял сорок тысяч ливров. Роза Бертэн, вознесенная на вершину своего триумфа, могла позволить себе не принимать заказы от дам буржуазного сословия: все свое время и свой талант она обязана отдавать королевскому двору и иностранным принцессам.

Баронесса д’Оберкирх, автор известных мемуаров, рассказывает нам о неутихающем любопытстве, которое знатные дамы проявляли к творениям модистки, о толчее, возникавшей у порога ее лавочек. «Мадемуазель Бертэн, – писала она, – казалась мне человеком весьма необычным. Надувшись от сознания своей важности, она держала себя на равных с принцессами крови… Манера разговаривать этой мадемуазель в высшей степени занимательна: смесь высокого слога и просторечия бесцеремонно лилась нескончаемым потоком, когда можно было обойтись одной короткой фразой. Но в то же время она умела одним дерзким словом расставить все по своим местам. Королева по своей обычной доброте принимала ее запросто, чем модистка злоупотребляла, полагая, что такая королевская приязнь дает ей право важничать».

Теперь прочитаем несколько строк из «Секретных мемуаров», написанных Башомоном[27], в которых говорится о проезде королевской четы по улице Сент-Оноре по случаю праздника, устроенного в Нотр-Дам в феврале 1779 года. Мадемуазель Бертэн находилась на балконе своего дома в окружении тридцати помощниц. «Ее величество заметила модистку и воскликнула: “Ах! Вот мадемуазель Бертэн”. И приветственно помахала ей рукой… Король поднялся и аплодировал ей обеими руками, вся королевская семья поступила точно так же. Куртизанки, подражая своему покровителю, не преминули склониться в поклоне, проезжая под ее балконом…»

С большим беспокойством приняла Роза Бертэн прошение об увольнении от своей лучшей работницы мадмуазель Пико, пожелавшей ни больше ни меньше как открыть собственную модную лавочку. Досада ее была так велика, что она не побоялась в Зеркальной галерее, в нескольких шагах от апартаментов королевы, плюнуть ей в лицо. Оскорбленная мадемуазель подала на обидчицу в суд. Розу Бертэн приговорили к выплате небольшого штрафа. Она подала жалобу, но ее снова приговорили к тому же наказанию. Бертэн отрицала сам факт оскорбления: «Чтобы я, – возмущалась она в вышедшем отдельной брошюрой меморандуме, – совершила такой низкий поступок?! Да еще во дворце, рядом с покоями королевы!» Это забавное дело целый год давало пищу для салонных сплетен. Сам Гримм[28] рассказывал о нем в письме к Дидро.

Вот еще выдержка из частного письма 1778 года одной провинциалки, приехавшей к Бертэн заказать несколько головных уборов: «Модистка в элегантной блузе полулежала в шезлонге и едва соблаговолила приветствовать знатную даму чуть заметным кивком головы. Она позвонила, и явилась молоденькая обворожительная нимфа, звали ее мадемуазель Аделаида. “Дайте мадам, – сказала м-ль Бертэн, – чепчики, что мы сшили в прошлом месяце”. Но дама хотела посмотреть совсем новые чепцы. “Это невозможно. Во время моей последней работы с королевой мы остановились на том, что новые, более современные модели чепцов появятся в продаже не раньше чем через неделю”».

На протяжении всего века мы не раз встретим похожие черты и у других известных кутюрье. Без сомнения, подобная надменность была порождена довольно неопределенным социальным положением кутюрье. Они часто посещают знатных особ, обойтись без них нельзя, но их собственный ранг никем не определен. Вот они и пытаются подняться над бесцеремонностью своих клиенток, так часто им демонстрируемой. Персонаж, чей прототип – Роза Бертэн, появился даже на театральных подмостках. Еще больше ее чествуют словно богиню: поэт Жак Делиль[29], большой знаток и переводчик «Георгик» Вергилия, восхваляет ее в стихах как настоящую художницу. В стихотворении «Фантазия» он воспевает моду, любимую дочь фантазии, и ее жрицу, умеющую преумножить и оттенить очарование, подаренное природой:

Когда талант Бертэн вспыхнул ярким светом,Ткань, послушная игре ее рук, сотни фасонов открыла нам,Ниспадала накидками, шалями, скручивалась тугими поясами;Как художник своею кистью, так она игрой дарит нам краски мира,Сияние бриллиантов, нежность цветов;Муар волнуется длинными, текучими складками,Он парус для любви, бант триумфатора – для славы…

Бухгалтерские книги мадемуазель Бертэн, исписанные ее легким, изящным почерком, подробные описания – сами по себе поэмы – раскрывают перед нами очарование XVIII века: в них есть все – короткие дамские накидки из лебяжьего пуха, банты из тафты, тюлевые оборки, тонкое кружево, вышивки жемчугом и цветными камнями, муслиновые цветы розы со стебельками, шипами и лепестками. Эти маленькие шедевры, созданные безупречным вкусом больших художников, останутся в веках, запечатленные легкими пастельными штрихами. Все они собраны в этих книгах, чтобы придать привилегированному обществу облик высшей утонченности… но за какие цены! Роза Бертэн для своей работы покупала только самый дорогой материал; одной клиентке, которая вздумала спорить по поводу предъявленного счета, модистка гневно ответила: «А художнику Верне[30] вы что, платите только за холст и использованные им краски?»

Доброе имя Бертэн привлекало к ней иногда довольно необычных клиентов, как, например, шевалье д’Эона[31], секретного агента короля. Переодевшись в женское платье, он выполнил несколько важных поручений монарха. Мария Антуанетта направила шевалье к Розе Бертэн, и в августе 1777 года д’Эон написал министру иностранных дел Вержену: «После Бога, короля и его министров мадемуазель Бертэн больше всего сделала для моего чудесного превращения».

Стоит обратить внимание на следующий абзац, выписанный из «Замогильных записок» Шатобриана[32], в котором он описывает свое путешествие в компании Розы Бертэн, не подозревая, какой она известный человек. Это было в 1786 году, Шатобриану едва исполнилось восемнадцать лет, и, по его признанию, модистка, «легкомысленная и развязная», увидев его, рассмеялась. Он так смутился, что забился в угол кареты «из страха коснуться платья мадам Розы». Они проезжали через Версаль, где «царила королева, во всем блеске молодости и красоты…». В Париже «мадам Роза приказала отвезти себя на улицу Майль, в отель “Европа”, и поторопилась избавиться от своего недотепы-попутчика…». Она не знала, что этот недотепа станет одним из величайших французских писателей!

Бертэн считала себя настолько выше других, что одна мысль о возможном соперничестве приводила ее в негодование. Тем не менее конкуренты у нее были, и среди них опасные, как знаменитый парикмахер и шляпных дел мастер Леонар Боляр, виртуоз моды. Тоже утонченный, жеманный, манерный, одним словом, настоящий кутюрье, он полностью соответствовал тому типу, многочисленные образцы которого нам хорошо известны.

Неизвестный поэт оставил хвалебные строки, посвященные ему, Архимеду моды, волшебнику, в роскошном магазине он распоряжается вкусами клиентов:

Боляр,Столько шедевров, таких блестящих,Которыми ты украсил свое Отечество,Подтверждают твой огромный талант.Ты держишь драгоценный жезл,Что превратил Французскую империюВ империю счастья и феерии.

Боляр преподнес королеве сделанную им самим благоухающую розу, сердцевина которой открывалась, являя взору миниатюрный портрет Ее Величества! Это оказалось слишком для Бертэн, и она надолго отказывалась исполнять заказы принцессы де Ламбаль, виновницы знакомства Боляра с Марией Антуанеттой.

Несмотря на все ухищрения Бертэн, клиентки Боляра были такого же высокого полета, что и ее собственные. Мадам де Матиньон, постоянная заводила дерзких выходок (не она ли взошла на эшафот нарумяненная и в шикарном платье), заключила с Боляром соглашение: заранее оговоренная плата, двадцать четыре тысячи ливров, – и он каждый день сооружает ей новую прическу. Эти прически были настолько высоки, что «дамы ехали в своих каретах, стоя на коленях. Их лица будто вставлены в середину тела», – так писали в 1775 году. Головные уборы не отставали от причесок. Тот же Боляр пришел на помощь своим молодым клиенткам: он придумал «чепчик для матушки» со спрятанной в нем пружиной. В компании почтенных матрон головку модницы покрывал добропорядочный чепец, но едва франтиха покидала это общество, она приводила пружину в действие, и ее головной убор увеличивался в высоту втрое. Однажды Боляру нанесла визит знатная англичанка. «Я – вдова адмирала, – заявила она ему, – и полагаюсь на ваш вкус и воображение». Через два дня получила «божественную шляпку», как написала в своих «Воспоминаниях» графиня Адемарская: смятый газ выполнял роль морских волн, по ним плыл корабль, созданный из оборок и бижутерии, а на мачте развевался траурный флаг.