Александр Виноградов - Записки геологоразведчика. Часть 2: Институт Страница 6

Домой я привёз новенький фотоаппарат и снимал город и друзей. Снял и маму с бабушкой – фотографии получились очень тёмные, а на улице бабушка сниматься наотрез отказалась. Оказалось, что это были её последние снимки. Мама поинтересовалась про то, сколько стоит аппарат и сделала свои выводы – за три месяца я имел лишних 700 руб. После этого она сказала, что теперь будет присылать не по 350, а по 200 руб. в силу "неких" обстоятельств. Возражать я, естественно, не мог – мне всё равно хватало, хотя расходы возросли – приходилось покупать фотопринадлежности.

В 20-х числах марта 1955 г. на моей съёмной квартире вдруг появилась мама. Она сказала, что сегодня на поезде привезла в больницу сильно заболевшую бабушку, и что шансов у неё выжить очень мало. Мама дала адрес больницы и велела звонить, если что. На следующий день я поехал к бабушке. Она лежала в палате одна, вторая койка была свободна. За те два месяца, что я не видел бабушку, та сильно похудела и говорила очень тихо. Я шкурой почувствовал, как ей тяжело, вспомнил, что в детстве с ней частенько ругался, и впервые за последние годы расплакался, а она стала меня успокаивать. На другой день бабушка умерла. Ей было 77 лет. Я позвонил маме, чтобы сказать о смерти бабушки, но медперсонал больницы уже сообщил ей об этом. На другой день мама приехала и, побегав по соответствующим службам, получила разрешение захоронить бабушку в Свердловске, а за взятку выбила место для погребения на Ивановском кладбище – центральном в городе, где хоронили в последние годы очень редко. Могила бабушки находится недалеко от места захоронения известного уральского писателя П. П. Бажова.

Грампластинки. Радиола. Форма. Мужской хор. Спорт – борьба классическая и стрельба. Джаз-оркестр Л. О. Утёсова. Визит Д. Неру и И. Ганди в Свердловск. Сессия

С 1955 г. в продаже в массовом порядке стали появляться грампластинки с джазовой музыкой, некоторые романсы и пр. Это был, в основном, довоенный репертуар советских джаз-оркестров Л. Утёсова, А. Варламова, А. Цфасмана и других. Правда, всё это называлось лёгкой музыкой, названия пьес были изменены, а слово "джаз" вообще не употреблялось. Некоторые пьесы впервые прозвучали ещё в военные годы и сразу после, до начала борьбы с "космополитами" и объявления джаза "музыкой толстых". Я и Витя Мироновым всерьёз увлеклись приобретением пластинок. Дело дошло даже до того, что Витя покупал каждую в двух экземплярах. Нам объяснил, что одну будет крутить на разных вечеринках, а вторая будет лежать в коллекции для души. Кроме магазинов, я стал похаживать на барахолку на ул. Щорса. Там удалось приобрести пластинку В. Козина и танго О. Строка "Чёрные глаза". Мало в те годы иметь грампластинки, нужно иметь на чём их играть. У нас дома имелось только радио. Купить готовую радиолу в магазине – трудная задача, практически невозможная без большого блата. Ближе к весне мама написала, что зам. управляющего треста "Бокситстрой" Климов купил где-то в Свердловске новые железные потроха от радиолы 2-го класса, а столяр сделал прекрасный самодельный деревянный футляр. Оказывается, какой-то радиозавод в Свердловске железо к радиолам делал быстро, а с изготовлением деревянных футляров у них были проблемы. Вот и пустили в продажу один металл по цене в 2,5 раза дешевле полного изделия. Мама предложила поискать это изделие. Через месяц я его купил и на майские праздники привёз вместе с пластинками домой. К моему приезду на летние каникулы готовая радиола в деревянном обрамлении уже стояла дома, и я подолгу слушал привезённые пластинки.

Надо признать, что один из важных стимулов поступления в горные институты – форменная одежда и аттестация не только у специалистов горной промышленности, но и у студентов. Это была, даже по сегодняшним меркам, очень красивая одежда. Тёмно-синий китель с брюками, контрпогоны с вензелем ВУЗа на плечах, петлицы с молоточками и пуговицы, кокарда и молоточки на фуражке. Шили за свой счёт в специальном ателье – кто из бостона, кто из шевиота, в зависимости от финансовых возможностей. После окончания института каждый получал звание горного инженера 3-го ранга – и на рукавах нашивалось по одному шеврону. По мере работы происходила переаттестация специалистов и переход на другие должности. Этот порядок хорошо стимулировал приток специалистов в эту достаточно тяжёлую отрасль промышленности. После прихода к власти Н. С. Хрущёва произошла переоценка ценностей, и весной 1954 г. аттестацию горных кадров, а вместе с ней и форму, упразднили. Во время вступительных экзаменов я ещё встречал студентов и аспирантов в форме, но без контрпогон. После остался единственный осколок от формы – это фуражка, которую студенты шили и носили ещё лет пять. Я тоже решил сшить себе таковую. Ребята подсказали адрес старого еврея-фуражечника, который шил просто первоклассно. Поехал я к нему куда-то на "Вторчермет" и там ещё топал куда-то пешком. Мастер снял с меня размеры и где-то дней через десять за 100 руб. я получил прекрасную бостоновую фуражку. Кокарду и молоточки купил в магазине и сразу стал похож на классического горняка.

Как уже писал, с общежитием в институте было очень туго, но на остановке ул. Большакова заканчивалось строительство большого пятиэтажного общежития под шифром корпус "Б" на несколько сот мест. Студенты неоднократно привлекались на стройку для оказания помощи строителям в неквалифицированном труде, жилье для студентов собирались сдавать вроде к следующему учебному году. Однако мест в этом здании всё равно хватило бы далеко не всем.

В институте был очень сильный четырёхголосный мужской хор, которым одно время руководил ректор Уральской консерватории профессор В. Глаголев. Коллектив в городе был заметный своей культурой исполнения и хорошо опекался руководством института – всем пошили форменную одежду, всех обещали поселить в новое общежитие. Валера Цепелев, не знаю из каких соображений – то ли из любви к искусству, то ли из желания приобщиться к высокому, записался в этот хор ещё на первом курсе и регулярно ходил на все репетиции и концерты. Меня он тоже стал охмурять вступить в этот коллектив хотя бы из-за близкой перспективы получения там общежития, да и вдвоём ходить веселее. Я по природе индивидуалист, очень редкие вещи, в основном церковные, в хоровом исполнении мне нравятся. Но вообще, считал, что хор нивелирует личность. Есть у тебя голос – иди и пой на сцену под какой-нибудь инструмент, нет – сиди дома и слушай других, а не прячься за спины в общем хоре, иногда раскрывая беззвучно рот. Когда я так рассуждал, Валера страшно обижался, как будто я его уличал в отсутствии голоса. Однако желание получить быстрее общежитие перевесило все минусы, и я пошёл "продаваться". (Надо заметить, что в оценке хорового пения в молодости я сильно ошибался. Недавно послушал хор им. Пятницкого и был просто ошеломлён чистотой исполнения, многоголосием, мелодичностью.)

Пришли за полчаса до репетиции. Дирижёром был человек маленького роста с характерной внешностью. Встретил он меня дружелюбно и сказал: "Вот сейчас я буду брать ноты на рояле, а вы их повторяйте голосом!" – и начал выстукивать сначала по одной, потом по три в виде арпеджио, а потом и закатил пару музыкальных фраз, причём совершенно незнакомых. Я старательно всё повторил и без ошибок. Дирижёр на меня внимательно взглянул и сказал: "Молодой человек! У вас хороший слух, но с голосом я не определился. Посидите-ка пока во вторых тенорах!" Так началась моя первая репетиция в хоре. Среди вторых теноров петь было тяжело, не получилось вытягивать "верха" – и я просто открывал рот. Кроме этого, я не получал ни малейшего удовлетворения от этой массовой спевки. Каждая репетиция давалась с трудом, через полмесяца хоровых занятий решил, что лучше лишний год проживу на частной квартире, чем продолжу заниматься так истязать душу, и навсегда бросил это дело и никогда не сожалел, хотя летом 1957 г. хор участвовал в Международном фестивале молодёжи и студентов в Москве и получил Диплом 3-ей степени.

Некоторые ребята сразу начали ходить на спортивные секции института. Я ещё в школе имел спортивные разряды по лыжам и пулевой стрельбе. Лыжным спортом заниматься не хотелось, а вот стрельба была по душе. Сначала я выступал на первенстве факультета, а потом меня включили и в состав факультетской команды. Конечно, уровень занятий и материальная часть здесь были несравненно выше, чем в Североуральске. Стрельбы проходили в подземном тире ДОСААФ на углу улиц Малышева и 8 Марта. Оборудован он был просто превосходно: каждая стрелковая ячейка оснащалась подзорной трубой для корректировки любого выстрела, имелось хорошее, не дающее бликов освещение. Материальная часть – малокалиберные винтовки 5,6 мм – у всех были свои и привозились с собой. В школе я стрелял из винтовок ТОЗ-8 с простым открытым прицелом. Здесь же, в основном, применялись диоптрические кольцевые прицелы. Как показала практика, стрельба с ними давала большую кучность и улучшала результат. Так как я был новичком в команде и имел низкий разряд, то и закреплённой винтовки у меня не было. Приходилось брать первую попавшуюся, наскоро пристреливать и выходить на огневой рубеж. Но иногда мне давали попробовать пристрелянные винтовки, и результат всегда был намного лучше. Однажды я даже не вышел из девяток на мишени № 7м на 50 м лёжа. А вот стандарт 3 на 10 из трёх положений шёл хуже – не выше 260 очков.