Ирина Парфенова - Танец в латах Страница 6

Как часто в жизни мы ошибочно оцениваем происходящее с нами! Минус со временем превращается в плюс, и наоборот. То, что в тот вечер казалось трагедией, крахом привычного мироустройства, в итоге оказалось началом самого счастливого периода моей жизни. Впрочем, пока я еще жива, приберегу превосходную степень на финальный подсчет. Кто знает, вдруг еще большее счастье ожидает меня за ближайшим поворотом и самый счастливый период только готовится наступить.

Новогодние праздники и зимние каникулы прошли в великой скорби. Я готовилась к ссылке. Неизвестность обычно удваивает страхи. 11 января 1982 года папа привез нас с мамой в интернат и умчался на работу к восьми утра. Мрачное старинное здание напоминало дореволюционную тюрьму из советских фильмов. Темнота зимнего утра, кирпичные стены, тусклый фонарь у деревянного крыльца. Вокруг двора высокий забор. Хорошо хоть, нет колючей проволоки и вышек с автоматчиками по углам. Картинка впечатляющая!

Внутри здание было еще интереснее. Пока нас с мамой водили из кабинета директора в кабинет врача, потом в спальню, чтобы оставить мои вещи, я с ужасом пыталась сориентироваться в лабиринте лестниц, холлов, коридоров, этажей. Мы шли то вверх, то спускались по длинной кованой лестнице чуть ли не в подвал, а затем опять поднимались. «Без карты тут не разобраться», – думала я. И действительно, первые дни я старалась не ходить без проводника, чтобы не затеряться в стенах старинного особняка, стоявшего буквой Г и сливающегося с соседним строением. Отсюда и такая запутанность. Первым делом я запомнила две тропы: из спальни в класс и из класса в столовую.

Современный вид здания интерната с достроенным крыльцом

Когда нас привели в спальню, то там никого не было, уроки уже начались. Я увидела десять металлических кроватей под белыми покрывалами. Подушки наблюдались не на каждой. У меня ее тоже не было. Сюрприз! Из мебели был лишь шкаф и тумбочка. Не у каждой кровати по тумбочке, а именно одна тумбочка, сиротливо прижавшаяся к шкафу. На стенах ни единой картины! Уют сногсшибательный. Радовало одно – потолок очень высокий, воздуха хватит на всех, даже при таком нагромождении коек, уставленных впритык друг к другу.

Маршрут от спальни до класса очень простой. Сначала идешь по длинному коридору, потом спускаешься по длиннющей лестнице пару пролетов, и тут главное, не забыть свернуть налево, а то уйдешь на вахту. Далее проходишь большой холл. Там перед завтраком вся школа собирается на зарядку. Ну а из холла попадаешь в коридор с несколькими ходами и идешь к лестнице. Эта уже не дворцовой ширины, но ступеньки покруче, и за перилами ограждение из металлической сетки. Всего три пролета, и ты на нужном этаже. Направо и налево не ходи, туда позже надо будет. Слева находится лечебный блок с кабинетами ЛФК, массажа и электропроцедур. Справа туалет и комната, где накладывают гипс. А нам надо прямо через небольшой холл с несколькими дверями и повернуть в коридорчик налево. Вот и класс!

Первое впечатление всегда самое яркое, и наверное, поэтому картинка сохранилась в памяти на годы. Утреннее солнце только добралось до окон, в его лучах стояла женщина лет 55 с ярко-красными, окрашенными волосами. На ее коричневом платье сияли янтарные бусы. Шел урок литературы, который вела наш классный руководитель Антонина Ивановна Полятыка. В малюсеньком классе было лишь два ряда парт, за которыми сидели десять мальчиков и две девочки. Впрочем, мальчиками я бы их не назвала. Это в моем прежнем классе были 13-летние мальчики, а тут сидели усатые дядьки от 15 до 17 лет.

Свитер из Молдавии – моя гордость тех лет. Такая красота была лишь у фигуристок. 1983 год.

Мама попрощалась и ушла. Я окаменела от ужаса, стоя у двери. Куда я попала? И тут мне придется жить?! Учительница предложила мне сесть за последнюю парту, рядом с рыжим верзилой. Валерка оказался очень спокойным и беспроблемным соседом. Единственное неудобство доставляло сходство наших фамилий, из-за чего зачастую его двойки и тройки ставили мне.

На перемене познакомилась со всеми. Две девочки были неразлучны, как сиамские близнецы, везде ходили парой. Они вместе учились с нулевого класса и сроднились ближе родных сестер. Для Людочки и Верочки я была третьей лишней. Они вежливо отвечали на мои вопросы, но общение у нас как-то нн шло. Но мальчишки приняли меня словно родную.

Вообще, первое, что ошарашило в интернате – семейная атмосфера. В прежней школе было холодно и одиноко. Меня либо не замечали (одноклассники), либо дразнили (мальчишки из других классов). А здесь все приветливо улыбались, спрашивали, как дела и не нужна ли помощь. Где-то через две-три недели я простыла и несколько дней провела дома. По возвращении меня чуть ли не кидались обнимать. Каждый встречный радостно восклицал: «О, Ирочка, вернулась! Выздоровела?» Ну или что-то в этом роде. Я смотрела на абсолютно не знакомых людей и ничего не понимала. Только со временем до меня дошло, что в небольшом коллективе, где училось около 200 человек, а класс из 15 учеников считался большим, по сравнению с тем, в котором всего 7—8 учеников, не могло быть иначе. Представьте себе пионерский лагерь. Совсем иная атмосфера по сравнению со школьной? А в этом «лагере» смена растянулась на годы. Уроки были лишь небольшим эпизодом. Настоящая жизнь кипела за чертой учебного процесса. Впрочем, это я забегаю вперед.

Первая неделя в интернате показалась мне адом. Бесконечная череда лестниц и километры по школьным лабиринтам. Отягчающим условием было заточение в корсет. В той жизни, на воле, невропатологи освободили меня от этой пытки. Ортопеды думали лишь о выпрямлении позвоночника, а невропатологи предупреждали, что при ношении корсета ускоряется амиотрофия мышц. К тому же, лишив такого пациента возможности раскачиваться при ходьбе, отнимаешь способ передвижения.

Но в интернате главенствовали ортопеды, и у них были свои понятия о порядке. Есть искривление? Носи корсет и точка! Как я себя чувствовала в нем? Свяжите человека, оставив немного пространства для ног, чтобы семенил, как гейша, а для полного кайфа обвешайте его мешочками с песком… и пустите побегать по лестницам!

Самым коварным местом оказалась деревянная лестница в столовую, располагавшуюся в полуподвальном помещении. Каждый раз, пытаясь пройти ее, я падала и падала. Если учесть, что питание было четырехразовым, а падения регулярными и неуклонными, то легко подсчитать, сколько полетов было в моем летном списке к концу первой недели. Такими темпами мне и впрямь вскоре мог бы понадобиться ортопед. Разум взял верх над ортодоксальным стремлением к порядку, и меня помиловали. Я получила разрешение не носить корсет. Падения прекратились. Возможно, голова начала лучше работать, освобождение от дополнительной нагрузки позволило яснее мыслить. Я сообразила, что ступени на этом участке слишком узкие, и стала спускаться боком.

Но в ту первую неделю я еле-еле доползала до своей кровати сразу после ужина и ложилась спать в восемь вечера при официальном отбое в десять часов. Все силы уходили на то, чтобы выжить. Мне было не до знакомства с соседками по спальне. Кроме двух моих одноклассниц, там были девочки из класса постарше. Почти каждое утро нас будил страшный грохот. Это девочка, надевавшая на ночь ножные лангеты, от души швыряла ими в шкаф. Личность яркая и талантливая, она отличалась вздорным характером капризной барыни. Вскоре случилось несчастье. Поскользнувшись и упав, она сломала ногу и сначала загремела в больницу, а потом на домашнее обучение. Утренние часы обрели свойственную им тишину.

Любые перемены в жизни человека – это стресс. Мой привычный мир изменился так резко, что я погрузилась в состояние шока. На каждом шагу приходилось приспосабливаться и привыкать к чему-то новому. Первым делом мне дали понять, чтобы я забыла о каких-либо привилегиях. В первой школе я могла отвечать на вопросы учителя сидя. Здесь – извольте вставать, как все.

Джинсовая форма? Что за вольности? Получи казенную типовую форму. Ну ладно, перешить можно, но только из-за того, что руки не поднимаются и пуговки на спине не достать. Пусть будет вроде халата, но только коричневая шерсть, как у всех.

Конец ознакомительного фрагмента.