Иван Просветов - Десять жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин Страница 6

В августе 1903 года Янчевецкий подал генералу Уссаковскому два рапорта – об официальной экспедиции в Персию и конфиденциальной в Афганистан. Идею он изложил еще Суботичу: надеясь на удачу, пройти по персидским землям вдоль афганской границы, незаметно пересечь ее и попытаться доехать до Кабула. А в благоприятном случае и до Индии. Конечно же это была авантюра. У Российской империи с Афганистаном не было ни дипломатических, ни торговых отношений. «Если афганские власти меня арестуют, – пояснял Янчевецкий, – то все-таки часть моего плана будет выполнена, так как мне удастся побывать внутри этого замкнутого государства и увидеть его современную жизнь». Суботич направил реляцию туркестанскому генерал-губернатору, тот отослал ее в Военное министерство. Столица ответила согласием, если господин губернский секретарь Янчевецкий готов отправиться в экспедицию на свой страх и риск. А он изначально на то и рассчитывал.

Василия неудержимо манила страна, которая «настолько ревностно оберегает себя от посещения иностранцами, что даже англичане, считающие Афганистан под своим протекторатом, с величайшими трудами получают от эмира разрешение на въезд». «По-прежнему на афганской границе безмолвно стоят пустынные холмы желто-серого цвета, да изредка пробегают стада диких коз или проедут мелкой рысью объездчики пограничной стражи, – рассказывал он в статье, сочиненной для петербургского «Нового времени». – А там, за границей, где горные хребты толпой уходят в туманную даль, замечается какая-то своеобразная жизнь…»[13]

Санкт-Петербург тоже интересовало все, связанное с Афганистаном, – с той поры, как разграничение земель между российским Мервом и афганским Гератом в 1885 году едва не привело к войне с афганским эмиром (дошло до кровопролитных стычек с его отрядами) и поддерживавшей Кабул Великобританией. И хотя последующее разграничение на Памире прошло без эксцессов, Афганистан считался страной не вполне дружественной. У большой политики свои резоны. А младшему чиновнику особых поручений Персия и Афганистан казались сокровищницами впечатлений, сказкой наяву, миром мудрых древних культур и красочных легенд. Он не подозревал, что своей инициативой повернул колесо судьбы и уцепился за очередной крючок.

Документы для проезда по Персии ему оформили как представителю петербургской прессы. Научности авантюре придало участие американского географа Элсворта Хантингтона, прибывшего в Туркестан с экспедицией Carnegie Institution. Он нагнал группу Янчевецкого (Василия сопровождали два туркмена, афганец-эмигрант и русский охотник) в персидской провинции Серахс. На исходе ноября 1903 года маленький караван продолжил путь на юг.

«Пересекая восточный угол великой персидской соляной пустыни Дешти-Лут, я был поражен обилием развалин селений и городов. Ехать приходилось по голой, выжженной солнцем безводной пустыне. Изредка попадались кочевья арабов и белуджей, их похожие на распластанные крылья летучих мышей черные шерстяные шатры… Однажды, во время ночлега в степи, подошедший к костру задумчивый седобородый пастух, опираясь на длинный посох, так объяснил причину множества развалин: «Ты не думай, ференги, что всегда у нас было так пусто и печально. Раньше страна наша была богатой и многолюдной. С гор в ущелья стекали чистые холодные ручьи, орошая посевы и сады счастливых мирных жителей, процветали различные ремесла… Но через эти земли прошли ненасытные завоеватели. По этим равнинам промчались воины Искендера Великого, потрясателя мира Чингиза, хромого Тимура, хана Бабура, Надир-шаха. От горя и ужаса напитанная кровью земля сморщилась и высохла…»[14]

Василий знал и об Александре Македонском – Искендере, дошедшем со своими фалангами до Инда, и о Чингисхане, создавшем империю от Японского моря до Каспия. В новогоднюю ночь он увидел странный сон. «Мне приснилось, что я сижу близ нарядного шатра и во сне догадываюсь, что большой, грузный монгол с узкими колючими глазами и двумя косичками над ушами, кого я вижу перед собой, – Чингисхан. Он сидит на пятке левой ноги, обнимая правой рукой колено. Чингисхан приглашает меня сесть поближе, рядом с ним, на войлочном подседельнике. Я пересаживаюсь поближе к нему, и он обнимает меня могучей рукой и спрашивает: «Ты хочешь описать мою жизнь? Ты должен показать меня благодетелем покоренных народов, приносящим счастье человечеству! Обещай, что ты это сделаешь!» Я отвечаю, что буду писать о нем только правду. «Ты хитришь! Ты хочешь опорочить меня? Как ты осмеливаешься это сделать? Ведь я же сильнее тебя! Давай бороться!» Не вставая, он начинает все сильнее и сильнее сжимать меня в своих могучих объятиях, и я догадываюсь, что он, по монгольскому обычаю, хочет переломить мне спинной хребет. Как спастись? И у меня вспыхивает мысль: «Но ведь все это во сне! Я должен немедленно проснуться и буду спасен!» И я проснулся. Надо мною ярко сияли бесчисленные звезды. Пустыня спала. Наши кони, мирно похрустывая, грызли ячмень. Не было ни шатра, ни Чингисхана, ни пронизывающего взгляда его колючих глаз… И тогда впервые появилась у меня мечта – описать жизнь этого завоевателя, показать таким, каким он был в действительности…»[15]

«Надо отдать должное мистеру Янчевецкому, благодаря которому по большому счету удалось трехмесячное путешествие по стране, где передвижения не только трудны, но иногда и опасны, – отметил Элсворт Хантингтон в своем сухом, строго научном отчете. – Его присутствие было особенно приятно по причине неизменно хорошего настроения даже в тяжелых обстоятельствах и доброжелательности в согласовании своих планов с моими прихотями географа»[16]. «Румяный юноша с наивной улыбкой. Человек железной воли и аккуратный, как патентованный хронометр», – вспоминал о своем спутнике Василий Янчевецкий.

Однажды караван заблудился в солончаках. Проводник уверял, что впереди есть три дороги и все – плохие. Хантингтон настаивал: двигаться надо по компасу строго на юг, прямо через пустыню. Янчевецкому нравилось предложение афганца Мердана повернуть к предгорьям, где наверняка есть жизнь и вода, и уже оттуда выйти к намеченному маршруту. Экспедиция разделилась. Несколько дней спустя путники встретились. Элсворт был доволен сделанными по пути геоморфологическими наблюдениями. Зато Василий, сделав крюк, оказался в кочевье племени машуджи – персидских амазонок – и был благосклонно принят их правительницей. «Ты еще очень мало видел, немногое знаешь! – сказала гостю Биби-Гюндюз. – Долго еще тебе предстоит ходить и искать, прежде чем ты поймешь, что за счастьем никуда ходить не надо…»

В самом начале путешествия русский и американец рискнули перейти границу, но тут же были схвачены афганскими крестьянами и препровождены к начальнику местной стражи. «Как вы осмелились проехать без разрешения по афганской земле?» – потребовал ответа грозный ага. Для Янчевецкого это было первым серьезным испытанием на знание нравов Востока. Он вежливо объяснил, что их караван, идущий в Систан, сбился с дороги. И столь же вежливо заметил: «Разве афганцы не вольны поступить так, чтобы у мирных путников осталась память о них как о великодушных хозяевах? Или храбрый воин Абдул-Гамид не начальник крепости на своей родной земле?» Он выиграл. Чужаков пригласили к достархану и потом отпустили, проводив до границы. А ведь, как слышал Янчевецкий, за каждого пойманного русского шпиона англичане обещали платить тысячу рупий.

Несколькими неделями позже, следуя по пустыне, путешественники едва не попали в плен. Новый проводник вел себя подозрительно, и на очередном ночлеге Василий вышел в дозор. «Равнина, залитая ровным лунным светом, видна была ясно… С востока, наперерез тому пути, по какому мы прибыли, продвигались несколько точек. Вскоре я смог различить шесть всадников, приближавшихся гуськом, ускоренным шагом. Прошло некоторое время, и стали заметны темно-синие афганские кафтаны, голубые чалмы… Всадники повернули к нашей скале… Близко показался передний афганец, видимо, ехавший дозорным… «Теперь момент!»– подумал я и выстрелил». Отряд умчался прочь, а на следующий день один из туркменов подобрал в пустыне записную книжку с пометками на английском: «Азис-хан сообщает, что русский сартип и его караван двинулись на «0» от Немексара. Винтовок шесть. Идут медленно. Дан верный проводник».

Добравшись в конце января 1904 года до Нусретабада – главного города провинции Систан, Янчевецкий узнал от русского консула, что за караваном следили английские агенты. Был даже отдан приказ любым способом его задержать. Стоит ли рисковать дальше? До Индии всего сто верст – но через враждебно настроенный Афганистан. К тому же деньги, выделенные на экспедицию, закончились, а Хантингтон получил телеграмму от своего начальства с распоряжением возвращаться.