Ирина Соловьёва - В потоке творчества: поэт… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников Страница 6

Стихи меня несли по стремнинам желаний и ощущений. Тогда впервые я задумался, а откуда оно, откуда это нетерпение. Всякий раз мне будто кто-то подшептывал и направлял мое сердце двигаться в ритме и рифме, подкидывая все новые идеи и образы. А идей было бесконечно много. Писалось все с налету, безо всякой редакции. Сейчас мне видна вся эта «чудесная» неспелость первого поэтического лета, но в тот год меня несло, и я по-ребячески отдавался потоку нахлынувшей на меня свободы слова. В ту пору и открылись все мои последующие взгляды, мои чаяния и стремления. И как бы ни была наивна моя первая книга стихов, но тот факт, что она содержит весь набор моих поэтических хромосом, не подлежит никакому сомнению. Все последующее росло и писалось из нее, вплоть до основных тем моих литературных пристрастий: философии, религиозно-нравственного понимания жизни, любви к Родине и детской поэзии».

Терентий старался и торопился записывать все строки, которые приходили к нему и позже оформлялись в полноценные стихи, зная, что если он их не зафиксирует, они канут в небытие. Самым удобным способом для этого был мобильный телефон, в который он сразу и набирал пришедшее к нему стихотворение. Набирал быстро и, как я уже писала, латиницей, чтобы больше вместилось в одну смс. Рассылал такие стихо-эсэмэски он всем своим знакомым. В сентябре 2007 года начинающий поэт отразил этот факт в стихотворении «Мы живем с тобой в «ЭСЭМЭСЭРе…», назвав этот удивительный период в жизни «эрой смс». Терентий с шуткой отзывался об этом способе написания и распространения стихов: «Раньше, во времена Пушкина, – рассуждал он, – стихи писали в альбомах и дневниках, потом Маяковский и Есенин могли записывать свои стихи на салфетках в ресторане, а я записываю свои стихи на жидкокристаллическом дисплее телефона. Стихи оказались устойчивее бытия, они по-прежнему остаются стихами».

По признанию Терентия, в его записной книжке было до тысячи телефонных контактов и имен, знакомых и друзей, с которыми он поддерживал отношения и общение. Мне довелось видеть этот разбухший органайзер, мелко исписанный телефонными номерами.

Постепенно, теперь уже в моем телефоне, собирались сотни его стихов. Особенно мною ценились те моменты, когда я переносила их из телефона в компьютер. Стихотворение при этом преображалось, а я будто заново открывала его для себя. Действительно, оно приобретало новые оттенки и акценты, заставляя мою душу трепетать, пробуждая радость или скорбь своими строками. Позже у нас сложилась своеобразная традиция, которая была необходима и ему, и мне. После того, как набранные стихи отправлялись Терентию, он перезванивал и читал мне их по телефону, а я следила глазами за текстом, при этом сразу выявлялись ошибки или неточности, допущенные в моем прочтении латиницы, а это, порой, влияло самым существенным образом на смысл и преображение стиха.

Удивительный дар Терентия декламировать стихи всегда производил на меня впечатление. Он читал, ставя нужные акценты и выделяя интонационно значимые строки, высвечивая своими тембральными окрасами весь неповторимый авторский замысел, который был вложен в стихотворение.

Очень часто наши встречи превращались в полноценные камерные поэтические вечера одного поэта и одного слушателя. Когда Терентий читал стихи, ему необходимо было видеть мою реакцию на каждое свое произведение, каждую строку и каждую строфу, при этом он замечал все – выражение глаз, движения, позу, дыхание, отражавшее мое эмоциональное состояние. Воздействие стиха на меня было порой настолько велико, что я не в состоянии была сдерживать слезы. Поначалу я стеснялась этого, украдкой смахивала набегавшие слезы, пока не заканчивались силы, удерживающие этот поток эмоций и чувств, и я начинала плакать навзрыд.

А дальше? Дальше непременно шло обсуждение стихотворения. Терентий пояснял, расшифровывал каждую строку своего произведения, приоткрывая сокрытый смысл стихотворения, показывая многочисленные подпланы в строфе и высвечивая их связь с общим текстом. Это было всегда увлекательно и неожиданно, стих становился похож на айсберг, где само стихотворение – лишь его верхушка, а самое основное, глубинное скрыто от случайного взгляда. Немало откровений Терентия к стихам я сумела записать по памяти, часть записано на диктофоны. Многолетняя и любимая нами традиция так крепко вошла в меня, что позже, занимаясь исследованием поэзии других поэтов, я ощущала внутреннюю потребность слышать стихи в исполнении самих авторов.

Набранные в компьютере стихи Терентия складывались в небольшие сборники удобного карманного размера, за исключением книги «Стихи» – она была большая по объему и он, с нежностью в голосе, называл ее «толстая книга стихов». Интересно, что начинающий поэт каждую новую книгу своих стихов воспринимал, как взятую вершину поэтического творчества, ему казалось, что другой, новой книги стихов больше не будет, а идея издавать сборники, состоящие из старых «лучших» стихов, вперемешку с новыми его совсем не привлекала. Мы радовались выходу каждой новой книги, благоговейно держа ее в руках и вдыхая еле уловимый запах свежей типографской краски, аккуратно расправляя склеенные листы – этот момент был и остается нашим праздником.

Апрель, 2009

Поэт и публицист Терентий Травник в усадьбе Мелихово. 2005 г.

Слогоматика-Буквометика

Из письма поэта

В начале 2009 года Травник написал: «Некоторые поэты мыли голову перед тем, как писать, некоторые мыли пол, или чистили обувь, некоторые уходили бродить…

А я слушаю тишину и в этот момент слышу (очень четко) первую строку. Обычно голос идет правее макушки, либо от соединения неба и начала языка. Иногда бывают странности в этот момент, например, останавливаются часы, гудит струна на гитаре, или пахнет геранью, даже мама приходит на этот запах. Есть такая наука СЛОГОМАТИКА-БУКВОМЕТИКА. Там всего четыре действия:

Стихосложение – стихи,Стихоумножение – поэма,Стиховычитание – лозунг,Стиходеление – пословица.

Когда я писал картины, то их загадочность привлекала ко мне эстетов, нарциссов и романтиков. Когда писал песни и музыку, то был окружен многочисленными понимающими слушателями. И только стихи сделали меня почти одиноким. Вся моя музыкально-художественная аудитория села на большой фрегат и отчалила к противоположным берегам, а из слушающих остались единицы. Так подтвердилось мое наблюдение, сказанное устами героя одной из моих ранних новелл, бродягой-битником Патриком: «Пойми, Бэгги, поэзия – есть не только совершенное искусство, но и искусство совершенства, а следовать последнему нелегко…».

Т. Травник «Из дневников поэта»:

«Мне повезло, и я пришел в поэзию поздно, после сорока. Много раньше была живопись, была музыка, были песни и стихи, было многое, но не было поэзии. И все потому, что ей не хватало моих лет. Поэзии необходимы года, ей нужен опыт пережитых лет с их радостями и потерями, встречами и расставаниями, ей нужна любовь, но только вся до мелочей, как нужна и смерть, и жизнь, и воскресение. Именно она, вся моя жизнь, и стала тем непаханым полем, в которое с такой непреодолимой волей однажды и вонзился плуг моего поэтического пера. Застонало поле, сжалось до комьев, зарыдало, но выдержало, и полетели тогда в первую, еще не такую глубокую рану-борозду зерна слов, и взошли строки, но это были не просто стихи, эта была уже поэзия. Она хлестала меня по спине со всей неистовостью возницы и гнала дальше, заставляя все глубже и глубже вонзать плуг в плоть собственной жизни…

Было нелегко, но именно тогда мои года и пришли мне на помощь, и я понял, что устою, что неистовое слово не разрушит меня, и я выдержу его наипрекраснейшую всевластность.

Сорок четыре легионера моих лет выстроились в ряд, сложили щиты внахлест и замерли. Это были минуты подлинного счастья, облаченного в порфиру драмы, когда всякий отказ слову был равносилен отказу от самой жизни. И вот слово замерло, но промолчало. Всякий, понимающий сейчас то, о чем я пишу, знает, что это и был знак его согласия».

Перелистывая настоящее…

Прежде чем анализировать стихи Терентия Травника, хотелось бы немного рассказать о нем самом. Еще в детстве у него проявились музыкальные способности, он окончил музыкальную школу.

Впоследствии Травник многие годы был лидером и солистом группы «Ноев Ковчег», игравшей акустические баллады. Продолжил он музыкальное творчество и после распада группы, причем обращался к разным стилям: бардовские песни, инструментальная музыка (электронная, симфоническая, музыка для релаксации). Использование на практике музыки для релаксации, написанной Травником, вызвало немало благодарных отзывов. Также им выпущено много компакт-дисков, его песни звучали на радиоканалах. К моменту выхода в свет этой книги, Травник начал работать над литературно-музыкальной композицией, основанной на сонетах Вильяма Шекспира, не боясь неизбежного сравнения с вокальным циклом Микаэла Таривердиева.