Артем Шейнин - Мне повезло вернуться Страница 6

Впрочем, встретиться с военкомом снова мне пришлось еще до прыжков. Не знаю, какие отметки он сделал на моем личном деле, но, похоже, мой «фанатизм» от него не укрылся. Во всяком случае, через месяц меня опять вызвали в военкомат. Я не сильно удивился, помня разговор про прыжки. Но оказалось, что дело пока не в них.

— Вы изъявили желание служить в ВДВ. Вас решено отправить в сержантскую школу. А не хотите поступить в военное училище? Стать офицером ВДВ?

Признаюсь, вопрос застал меня врасплох. Военных в нашем роду не было. Во всяком случае, среди тех, кто не был для меня мифическим персонажем. И сам я как-то о карьере военного и поступлении в училище не задумывался. Учеба автоматически была связана для меня со временем после армии. С другой стороны, и однозначно отказаться тоже вроде не было оснований.

— Вы написали в анкете, что увлекаетесь японским языком.

— Да, изучаю. Интересуюсь Востоком, особенно Дальним…

— А вы знаете, что в Рязанском училище ВДВ есть факультет референтов-переводчиков? Там как раз тоже изучают иностранные языки. В том числе и восточные.

Нет, этого я не знал. Персонажи моих любимых фильмов про десантников, при всем преклонении перед ними, как-то совершенно не ассоциировались у меня с изучением иностранных языков. Особенно восточных. Вот Институт стран Азии и Африки при МГУ или Восточный факультет ЛГУ — понятно. Собственно, про них я и думал, но путь туда до армии был мне «заказан». А десантное училище?..

Неожиданно обнаружившаяся возможность совместить мои несовместимые, казалось бы, устремления — ВДВ и востоковедение — заслуживала внимания. И после некоторых раздумий я согласился, оказавшись на некоторое время на другом «конвейере» — с другими анкетами и медкомиссиями. Все их я успешно прошел — благо на «стульчаке» меня больше не крутили. И так бы, наверное, и поехал я в июле поступать в Рязань, если бы не одна встреча — как теперь понимаю, тоже не случайная.

Дядя Толя

Мы жили тогда в большой коммуналке в центре Москвы, и одними из наших соседей были мамина сестра с мужем и детьми. У ее институтской подруги муж был полковником ВВС. Дядя Толя был единственным военным, кого я знал относительно близко. Но посоветоваться с ним по поводу «предложения, от которого не смог отказаться», я не мог — уже второй год он служил советником в Ираке.

Но надо же было такому случиться, что в апреле на вилле, где жили наши советники, взорвался баллон с газом, дяде Толе сильно обожгло лицо, и на лечение его увезли в Москву. И как раз в мае 83-го, когда я уже готовился к выпускным экзаменам в школе, он оказался у нас в гостях. Естественно, я не преминул рассказать о своих планах.

К моему удивлению, дядя Толя отнесся к ним довольно прохладно:

— Артем, у каждого военкомата есть план вербовки курсантов в военные училища. Их задача — отправить тебя туда, а дальше ты их мало интересуешь. Поэтому не дают всю информацию. Ты ведь увлекаешься японским, так?

— Да, и они сказали, что в Рязанском училище ВДВ есть факультет референтов-переводчиков, где изучают и восточные языки.

— Правильно, есть такой факультет, изучают. Но ты же умный парень, подумай — много ли нужно армии десантников со знанием японского?

— Кхм…

— Правильно, мало, если вообще нужны. А вот с китайским — много. И вот тебя с твоей анкетой, где ты написал про свой японский, именно на китайский и определят. А потом поедешь куда-нибудь на Дальний Восток. Будешь сидеть в тайге, учиться башкой стены пробивать и ждать, когда тебя отправят выполнять «важное государственное задание». Тебе это надо?

Нет, это мне было не надо. Точнее, я как-то про такое не задумывался.

— И вообще, Артем, не спеши — армия такое дело, что тут с кондачка решать нельзя. Лучше иди послужи. А не раздумаешь, так через год твой замполит тебя с радостью отправит поступать — у него тоже разнарядка есть.

Логика была убийственная и обезоруживающая. Вот так в дело снова вмешались ангелы моей судьбы.

Почему я думаю, что и здесь не обошлось без них? Потому что дядя Толя не должен был еще год как оказаться в Москве. Потому что если б не он, в Рязань я бы точно поехал и точно поступил. И как бы дальше все сложилось — неизвестно. Из училища я бы выпустился только летом 87-го. И кто знает, куда бы распределили поначалу…

Нет, видно, моя дорога в Афганистан должна была быть покороче. И как раз мой отказ ехать в Рязань этому сильно поспособствовал. Не буду вдаваться в подробности неприятных объяснений в военкомате — для этой истории важно лишь то, что после мая 83-го про сержантскую школу разговор со мной больше не заводили ни разу. Не оправдал я доверия…

Более того, именно тогда на моем личном деле появилась литера «209(б)». Все последующие медкомиссии я проходил уже под этим кодом. Знал бы я тогда, что это значит, — сильно бы обрадовался и успокоился. Потому что команда «209 (б)» означала ВДВ-ДРА… Но еще почти год мне предстояло пребывать в неведении.

Рома

Лето 83-го года запомнилось тем, что я встретил первого человека «оттуда». Как и в три предыдущих года, я уехал на все лето рабочим в археологическую экспедицию. В отличие от предыдущих лет, когда ездил в Молдавию, на этот раз копали мы в Краснодарском крае, под Майкопом. «Золото скифов» — так называлась потом выставка «накопанного» нами.

Но золото меня волновало мало. Намного важнее было другое — среди приехавших из Москвы таких же «землекопов», как я, был парень по имени Рома, который в первый же день вышел на раскоп в солдатской гимнастерке с парашютиками в голубых петлицах. Естественно, мы тут же познакомились. Довольно общительный, он про службу почему-то говорил неохотно. Но я был настойчив и постепенно вытащил из него кое-что.

Рома пробыл в Афганистане около года в 82-м — потом желтуха, потом Союз. По его отрывистым рассказам я окончательно убедился, что никакими школами и деревьями в Афгане никто не занимается. Но и война представала в них совсем не такой, как я ее всегда представлял. Обстрелы колонн, подрывы на минах, гибель наших, ненависть местных…

— Там никому нельзя верить, они там все против нас, даже те, кто вроде с нами. Любой крестьянин ночью может оказаться душманом.

Про душманов я уже слышал. Читал в газетах, смотрел фильм Каверзнева, ставший для него последним, где так называли врагов Апрельской революции. Но этих врагов я представлял как-то совсем иначе. То, что среди них было много обычных крестьян, было странно и непонятно.

— Но ведь мы же за них воюем, чтобы им лучше жилось!

Рома был всего года на четыре старше, но в эти моменты смотрел на меня, как на ребенка, спрашивающего о том, чего все равно не поймет…