Дерек Джармен - Хрома Страница 6

Белые морские кони принесли сюда безумие, раздражение, напряжение. Я ненавижу белый.

Однажды, стоя в саду, я заметил белый цветок среди голубой румянки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это единственный цветок-альбинос. Никто никогда не видал такого раньше. Это знак? Я отметил его, чтобы собрать семена и назвать его в честь моего друга Говарда, который сделал фотографию для этой суперобложки - Arvensis sooleyi.

Лихтенберг говорит, что очень мало людей видели когда-либо чисто-белый, значит, большинство людей неверно используют это слово, так? А откуда он узнал, как его использовать правильно? Он сконструировал идеальное использование из реального. «Идеальное» - не значит особенно хорошее, а очищенное от определенных элементов и сведенное к экстремуму.

(Витгенштейн, указ.соч.)

Ван Гог, бледный меланхолик, в плену у призраков в закоулках собственного разума, его пепельное лицо, немного подкрашенное зелеными тенями. Дитя Сатурна. Длинные бессонные ночи в лаборатории разума. Узнаете его?

Метель в стеклянном шарике, который уронил ребенок. Красная вода из шарика забрызгала белые простыни на его кровати. "Я говорил тебе не играть с ним!" Простыни, окровавленные простыни. Алая катастрофа во время метели. Раскрасневшийся от злости. Детские рыдания, и красные пятна, которые так никогда и не отстирались, так что эти простыни навсегда остались свидетелями катастрофы.

Пятна крови раненого зверя, подстреленного охотниками, на чистом снегу. По телу всегда проходит дрожь, когда видишь пятна крови на улице. Драка? Поножовщина? Возможно, убийство?

Снег бьет в лицо и слепит королеву на одну зиму в битве за Белую Гору. О чем она вспоминала, передвигая мебель из комнаты в комнату в своем разрушенном дворце в Гааге. Елизавета Богемская, на свадебной церемонии которой в 1612 году впервые исполнялась "Буря".

Шторма били в каменные стены, снег, глашатай зимы, падал толстым слоем на землю, когда наступила темнота и упали ночные тени, посылая в своей ненависти к человеку сильный град с севера.

(Странник)

Белый и битва - тевтонские рыцари, скользящие к своей смерти среди айсбергов.

Февральским морозным утром мы ехали на север, на поезде из Юстона, среди ландшафтов, к которым приложил руку Мороз. Леса, поля и изгороди. Слепящий кристаллический белый, словно вытравленный на фоне голубого неба. Иней мерцал белее снега, на каждом листе и прутике, на замерзшей траве. Безжизненный белый. Нереальные холмы и долины. Я только однажды видел такое в жизни, а не на открытках. Лучи февральского солнца, ярче, чем во время летнего солнцестояния, плавили кристаллы, и к тому времени, когда мы доехали до Манчестера, это стало уже всего лишь воспоминанием. Невозможно описать то, что мы видели, это все равно что пытаться описать лицо Бога.

Снежная буря на севере, рев ослепительно-белых полярных медведей.

Тень - королева цвета

Я ищу Miracoli и Memorabilia, как Плиний старший в Естественной истории. Чем дальше отстоит от нас цвет во времени и пространстве, тем ярче он горит. Золотые воспоминания. Не золото обручальных колец на Хай Стрит Ратнерс, а философское золото, что сияет внутренним светом подобно драгоценным камням в Апокалипсисе. Изумруд, Рубин, Гиацинт, Халцедон, Яшма. Цвет драгоценен, как и камни. И даже более - ведь в отличие от самоцветов им нельзя обладать. Цвет выскальзывает и утекает между пальцев. Его нельзя запереть в ларец, потому что в темноте он исчезает.

В своей Естественной истории Плиний определенно утверждает, что Luxuria - это враг. Было время - задолго, задолго до того, как люди стали носить золотые кольца, до того, как они воздвигли себе статуи из драгоценных металлов. Время, когда Мать-Природу еще не ограбили и не отобрали у нее желтый, и синий, и киноварь, хотя природа могла бы постоять за себя в борьбе с людьми, отравляя их не только растительными и животными ядами, но и цветом. Плиний говорит, что художники надевали маски из пузыря, чтобы защититься от пыли киновари, когда красили статую Юпитера. Он говорит, этот вопрос надо бы рассмотреть подробнее.

Переведем стрелки часов на 400 лет назад.

Первой была книга Аристотеля О цвете. В том самом году, когда Александр умер, в 323 до н.э., Аристотель преподавал в Афинах. В следующем году он умер на своей вилле на Халкисе, куда удалился от политической суеты, оставив свою школу на попечение Теофрастуса.

Аристотель так начинает свою книгу:

Это простые цвета, изначальные, неотделимые свойства стихий: земли, воздуха, воды и огня. Воздух и вода сами по себе по природе белы, в то время, как огонь и солнце - золотые. Земля хотя по природе и бела, но вследствие проникновения в нее окрашивающих веществ бывает многоцветной. Это становится очевидным, когда мы рассматриваем пепел, потому что он белеет от влажности, когда из него выгорели все краски.

Западный разум попал в ловушку теорий Аристотеля на 2000 лет, пока Возрождение не начало отпирать двери. Мудрость Аристотеля цитировалась, цитировались цитаты, снова и снова. Никто не пытался сжечь землю, чтобы убедиться, станет ли она белой, никто не пытался извлекать цвета из стихий. Ибо Аристотель был светом... "И темнота наступает вслед за исчезновением света". Пока Леонардо не перевернул это утверждение, и свет не наступил, вслед за исчезновением темноты.

В аристотелевском черном есть своя логика. Она появляется уже во втором параграфе. Черный не передает свет глазам. Все вещи кажутся черными, когда они отражают мало света. Недостаток света порождает тени. И отсюда ясно, что темнота - это вовсе не цвет, а всего лишь недостаток света. В темноте нельзя разглядеть формы предметов.

Аристотель представляет все цвета как смесь черного и света:

Когда черное смешивается со светом солнца и огня, всегда получается красный.

На подобных наблюдениях он строит теорию цвета, в которой всегда в большей или меньшей степени присутствует черный.

Он заметил, что у воздуха багровый оттенок на восходе или закате солнца:

Винный цвет образуется, когда к чистому и яркому черному цвету примешиваются солнечные лучи, такой цвет, как у ягод винограда... потому что их цвет становится винным на момент вызревания, ибо по мере роста в них черного, красный превращается в пурпурный. При помощи предложенного нами метода, мы сможем объяснить все вариации цвета.

Он предупреждает, что мы должны производить исследования, не смешивая цвета, как это делают живописцы, а сравнивая лучи, которые они отражают.

С гор надвигается гроза. Плиния младшего первые крупные капли дождя застали в саду, где он обсуждал выращивание орхидей со своим старым садовником. Он спешит в дом через мраморный дворик, уклоняется от воды, которая бьет из фонтана и падает на мозаики, проходит через раздвижные двери в свою спальню. Там он берет с кушетки аристотелевский трактат О цвете, на который падают зеленые пятна света от огромных виноградных лоз, поднимающихся до самого верха крыши. Он говорит, что в этой комнате можно представить себя в лесу, с той лишь разницей, что не нужно бояться дождя. Гроза усиливается, и теперь Плиний согласился бы с Аристотелем, что темнота, обволакивающая комнату - это не цвет, а отсутствие света. И если бы вдруг он ощутил внезапный озноб, он позвал бы раба разжечь огонь, и увидел бы вслед за Аристотелем, что дерево становится черным, когда горит, а затем красным. Если бы Плиний подошел к своему окну и сорвал гроздь ягод винного цвета, он бы узнал, что винный цвет - это красный, смешанный с чистым черным. Чтобы найти доказательства теории смешения лучей в природе, говорит Аристотель, нам нужно убедиться в подобии происхождения цветов: